Хэл, это тебе!))) За тот замечательный пост
Брендон/Николас
без нцы.
950 словБрендон не был особенно ревнив, да раньше у него и повода-то можно сказать не было. Разве можно считать ревностью досаду на то, что подружка-однодневка кого-то нашла? Нет, настоящей, грызущей, ослепляющей, отнимающей последний разум ревности Брендону ощущать не приходилось, зато он прекрасно знал, что такое тихая безответная ненависть. Это универсальное, по сути, чувство превосходно заменяло ему и ревность, и страх, и обиду.
Словом, к единожды виденной Энни Брен не ревновал, но кое-что ему категорически не нравилось.
- Заждался? – Николас такой светлокожий, что в темноте выделялся ярче, чем белье на нем. Белое.
Брендон с первого свидания не мог понять, откуда у любовника тяга к нижнему белью жутких расцветок. Алое, фиолетовое и, конечно же, желтое – открываешь ящик, и в глазах рябит. Но высказаться против этого чудачества Салливан так и не решился, хотя вздрагивал каждый раз, глядя на радужные трусы. А вот Энни быстро нашла слова, убедившие Николаса изменить предпочтениям. Брендон сперва порадовался, что теперь ничто не оскорбляет его вкуса, а затем вдруг понял, что в образе любовника ему кое-чего не хватает. Право же, это смешно! Не мог же он скучать по жуткому белью, которое сам бы никогда не надел, да даже на тряпки бы не пустил? Не мог. Но видеть на Николасе обычные, ничем не примечательные трусы оказалось как-то неправильно и тоскливо.
Так и вышло, что Салливан тихо возненавидел бывшую девушку Ника, ну спали они вместе, что с того? Вот ее вмешательство в любимый Брендоном имидж – это зло! Полный негодования он и не заметил, как, прогуливаясь в перерыв, завернул в магазин мужской одежды, потом в другой, но все что там предлагали было либо классически тусклым, либо в сердечках или с флагом. Плюнув на здравый смысл, Брен заглянул в магазин приколов, но и там ему ничего не понравилось. Наконец, с помощью всезнающего интернета он нашел заведение с нужным ассортиментом, но заказывать с доставкой не стал, решил выбрать лично. А купить в Нью-Йорке желтые мужские трусы оказалось сложнее, чем наркоту, оружие и проститутку – все это успели предложить, пока он после работы добирался по указанному адресу. И вот девушка с тремя тысячами и одной косичкой и таким же количеством пирсинга выложила перед ним в ряд именно то, что Брен искал.
Николас уже был дома и стойко берег для него последний бокал особенного вина. Сегодня это была Рицина. В спиртном он в отличие от Брендона хорошо разбирался, но пил редко, потому что каждая купленная им бутылка обходилась в маленькое состояние.
- Попробуй! - сразу после приветствия предложил Ник. В рамках борьбы с пивом и энергетиками он пытался приучить Салливана к дорогому алкоголю.
Брен послушно сделал глоток, на его взгляд, это вино ничем не отличалось от того, что было в прошлый раз, но он со знанием покивал и похвалил «букет». Самым лучшим из того, что он пробовал, оставалось то, белое, которое слегка перебравший и оттого особенно ласковый Николас вливал в его рот из своего через поцелуй, но вряд ли тогда имел значение собственно вкус вина.
- А у меня тоже кое-что есть для тебя, - Брендон снял пальто и разулся – им обоим нравилось ходить по дому босиком.
- О, подарок? – Ник напряженно, быстро осмотрел его, заметил пакет и немного расслабился.
Приучить Гарригана к тому, что сюрпризы чаще бывают приятные, у Брена пока не получалось – любовник все время ожидал подвоха. Тому «шутнику», из-за которого Никки так вздрагивал, Салливан с удовольствием разбил бы лицо. А вот это желание подпитывалось отнюдь не его универсальной ненавистью, которая всегда оставалась бездейственной. Брендон ощущал странную, кристально прозрачную уверенность в том, что за жизнь, здоровье и просто комфорт Николаса он убьет без сомнений и сожалений столь ему свойственных. Ник был его. Ник окупал все. Его нельзя было назвать «собственностью», потому что это понятие подразумевает приобретение, присвоение, а Николас казался настолько родным, словно был создан из Брена. Он позволял Салливану оставаться собой, но одновременно делал его лучше. Он позволял Брену быть сильным, когда тот хотел, и слабым, если тот в этом нуждался. И ни то, ни другое никогда не выглядело унизительным или смешным.
Брендону нравилось , что любовник становится воском в его руках, ждет ласки и даже после стольких месяцев вместе все еще стесняется их наготы друг перед другом. Иногда, впрочем, Николас словно пытаясь кому-то что-то доказать, демонстративно раздевался, говорил пошлости, но быстро становился собой прежним, стоило его приласкать.
А бывали моменты, когда Салливан по какой-то причине чувствовал себя бесхребетным, жалким уродом, не способным контролировать даже собственную жизнь, не говоря уже о потребностях любовника. В такие дни Ник вдруг снова становился собой, но собой – другим. Он начинал усиленно заботиться о Брене, постоянно был рядом и вел себя, как полагается взрослому, ответственному партнеру. Но вот Брендон набирался сил, и Николас снова превращался в котика Никки, наслаждающегося вниманием, которое ему с таким удовольствием дарили.
Как он с легкостью переходил из одного состояния в другое и испытывал ли неудобство, было не понятно.
- Да, подарок, взгляни, - Брен протянул пакет.
- Ну-ка, - Гарриган зашелестел упаковочной бумагой. – Ох. Но это же… Брен зачем? – он выложил в ряд купленное белье. – Я думал, тебе такое не нравится.
- Главное, чтобы нравилось тебе.
- Ах, так, тогда я сейчас же примерю? – после ободряющего кивка сгреб подарки и, несолидно подпрыгнув, убежал в спальню.
Брендон пошел следом, чтобы зависнуть в дверном проеме, увидев, как Николас уже красуется перед зеркалом в обновке. Он придерживал домашний пуловер и крутился, стараясь рассмотреть себя со всех ракурсов. Так придирчиво и с явным удовольствием Ник не разглядывал даже свой выходной костюм, ни одна вещь из его гардероба не заслуживала еще такого внимания, как эти яркие тряпки. Кажется, теперь Никки будет сверкать по дому всеми цветами радуги. Тут кое-кому заплохело от понимания, что он своими руками поспособствовал этой «красоте» и теперь будет эксклюзивным ее ценителем.
Ник еще раз разгладил складки и поднял пуловер повыше, обнажая гладкий живот и грудь, еще повертелся, пытаясь оглядеть себя сзади.
- Они замечательные! Самые лучшие, правда! И ткань такая мягкая, ты потрогай.
«А может, все не так уж и плохо. Подумаешь – трусы», - решил Брендон, прикасаясь в указанном месте.