Вот по этой заявке
Т21-14 Школа!АУ. Эрик работает учителем, но из-за слухов о его ориентации его увольняют; в поисках работы он приходит в школу Ксавье.
Исполнение мое) Это его удвоенная и подвычитанная версия.
8 тыс словПреподавание было для Эрика всем: работой, хобби, личной жизнью. И вот это последнее весьма не понравилось попечительскому совету школы святой Моники, где мистер Леншерр преподавал к тому времени второй год.
Леншерр не делал ничего предосудительного, у него даже мысли не возникало, что этих маленьких и не очень маленьких мерзавок или коллег – тех, с кем он ежедневно встречался на работе, можно рассматривать как сексуальный объект. Да если бы кто-то спросил мистера Леншерра, что в его понимании «сексуальный объект», то получил бы в ответ сухое, досконально описывающее предмет определение из учебника психиатрии. И таков Эрик был во всем. Коллеги за глаза дразнили его Будильником за нечеловеческую пунктуальность и обоснованную до последней молекулы педантичность. Кто бы мог подумать, что однажды именно эта, похвальная для преподавателя, непорочность и приверженность правилам принесет проблемы?
Когда за два года пребывания в закрытой школе, мистер Леншерр не залез ни под одну юбку будь то форменная ученическая или строгая учительская, по классам и кабинетам поползли слухи. Шептались, что не зря Леншерру пришлось уволиться из военного училища, где он ранее преподавал несколько лет. Поговаривали, что шорты курсантов интересовали его гораздо больше, чем длина подола воспитанниц школы.
Старые кошки-попечительницы долго разбираться не стали, а дождавшись окончания учебного года, отказались продлять с ним контракт. И все бы ничего, но ведь грязный слушок, подкрепленный увольнением «извращенца» быстро распространился и даже оброс «фактами».
Теперь Леншерра не взяли бы даже обратно в военное училище, где собственно школьная программа преподавалась из рук вон плохо. Эрик и уволился оттуда, потому что все его предложения и просьбы разбивались о казарменный быт и казарменное мышление офицеров.
Ему отказали двенадцать. Двенадцать учебных заведений, в том числе и те, в которых он сам побрезговал бы работать.
Леншерр уже подумывал эмигрировать куда-нибудь в Африку, где нет телефонов, и никто не понимает по-английски, когда пришло тринадцатое письмо. Его приглашали на собеседование, причем, в эту школу он свое резюме точно не посылал - он даже не слышал такого названия «Школа для одаренных детей профессора Ксавье».
Какая-нибудь лавочка-однодневка без лицензии, подумал Эрик. Но его скромные сбережения подходили к концу, а шансов устроиться по специальности больше не представлялось, и он решил позвонить этому Ксавье.
От приятного голоса и доброжелательных интонаций директора школы, если этот человек действительно был директором, Леншерр только поморщился – он не любил испытывать симпатию к людям, тем более людям подозрительным.
Когда на вокзале его встретил обещанный водитель, то даже Леншерр, никогда ничего не боявшийся, еще раз подумал, а не повернуть ли домой. «Водитель» оказался настоящим мордоворотом: на полголовы выше отнюдь не низкорослого Эрика, в плечах как профессиональный тяжелоатлет. Что такой может делать при школе – непонятно. Когда же этот «шкаф» еще и принюхался к Эрику, а затем скривился, чистоплотный Леншерр возненавидел его заранее до конца своих дней.
Но неприятное знакомство, как и прочие злоключения отошли на второй план, стоило Эрику увидеть саму школу – в таких учебных заведениях он еще не бывал, разве что мечтал побывать. Огромная территория, оборудованная для отдыха и игр, академичность умело замаскирована, и позволили же кому-то открыть школу в старом явно фамильном особняке!
Мордоворот припарковался почти перед самим крыльцом, еще раз предупредительно зыркнул на Леншерра, вышел из машины и тут же был атакован двумя близнецами-подростками, появившимися словно из воздуха. Эрик дернулся, собираясь броситься детям на помощь, но в следующую секунду понял, что его вмешательство не требуется.
Мордоворот Логан играючи стряхивал с себя смеющихся подростков, а те упорно пытались с ним бороться. Несмотря на то, что явного наследственного сходства у Логана с этими мальчишками не было заметно, вел он себя как отец, старший брат и учитель одновременно, и это подкупало. Даже Эрика проняло.
Итак, оказалось, что мордоворот вполне себе пригоден для школы, и Леншерр уже не удивился бы, узнав, что тот что-нибудь преподает. Ту же физкультуру или рисование – для чего не требуется серьезных знаний и умственных способностей.
Следуя, как указали, «прямо, там встретят», Эрик вошел в особняк, посторонился пропуская стайку совсем младших школьников, и не позволил себе оглядываться по сторонам, словно турист, хотя очень хотелось. Он прошел по коридору первого этажа и заглянул в пару пустующих классов – оборудование, мебель, плакаты, модели – все, что он успел отметить беглым взглядом, пришлось ему по вкусу.
«Сейчас налево, пожалуйста», - вдруг сказал узнаваемый по телефонному разговору голос директора Ксавье.
И все бы ничего, но в коридоре не было никого кроме самого Эрика, более того, ему показалось… нет, Леншерр был точно уверен, что голос раздался прямо у него в голове, в не прозвучал из какого-нибудь репродуктора.
«Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Леншерр. Я все объясню, только откройте эту дверь, будьте добры.»
Массивная, темного дерева дверь не сразу поддалась, и можно было подумать, что она заперта, но Эрик точно знал, что все дело только лишь в просевших петлях. В том, что касалось замков и прочих металлоконструкций, Леншерр никогда не ошибался.
- Ох, спасибо вам, а то я уже отчаялся, когда-либо выбраться из заточения, - заулыбался Эрику обладатель всепроникающего голоса.
А Леншерр не сразу понял, почему вынужден смотреть на своего будущего работодателя сверху вниз.
- Чарльз Ксавье приятно познакомиться, - и молодой, прямо-таки лучащийся обаянием человек в инвалидном кресле протянул Эрику руку.
- Прежде всего, - когда они, воспользовавшись лифтом, оказались в кабинете директора, начал Ксавье. – Прежде всего хочу вас заверить, что вам совершенно ничего не грозит.
Леншерр, напряженно хмыкнул и кивнул, делая вид, что верит.
- Итак, ваши впечатления от школы большей частью благоприятные, - без вопросительной интонации продолжил Ксавье. – И потому я надеюсь, - тут он посмотрел на Эрика так, словно тот снова помог ему открыть заклинившую дверь, – что вы захотите здесь работать, даже узнав, что я, в некотором роде, телепат, - осторожно закончил он.
В существование телепатии и прочих спиритических штучек Эрик, конечно, не верил.
«А зря», - лукаво заметил голос в его голове.
Чарльз улыбался, не разжимая губ, и ни на чревовещателя, ни на мошенника не походил.
- «В некотором роде» это как? – выдавливая из себя ответную непринужденную улыбку, спросил его Леншерр, пробуя незаметно оглядеться.
- То есть совсем телепат, - и Ксавье шутливо-покаянно опустил голову. – Могу читать мысли и воспоминания, обмениваюсь ими. И да, принудить человека к чему-либо против его воли тоже в моих силах. Но я так не поступаю. Это принцип, друг мой.
- Конечно, - даже осторожность не заставила Леншерра убрать из голоса всю иронию.
- Хотя нам обоим было бы спокойнее, если бы вы и дальше считали меня фокусником, - директор несколько помрачнел. – Но честность в этих стенах – тоже принцип. Сегодня вы волевым усилием без применения физической силы приподняли дверь в мою библиотеку, Эрик.
- Вы шутите, господин директор, - и Леншерр выдал сдавленное «ха-ха».
- Ничуть нет, я очень благодарен вам за помощь, сам я, как видите, не справился бы. Но это не отменяет того факта, что вы, мистер Леншерр - металлокинетик. И это одна из причин, по которой я пригласил вас сюда.
Этого Эрик не ждал, мало того, что вся тщательно выстроенная, упорядоченная жизнь разом превратилась в хаос, и ему начали приходить анонимные письма с попытками шантажа, так теперь еще и это!
Приветливый, обходительный, до непристойности голубоглазый Чарльз Ксавье переплюнул всех, кто шушукался у Леншерра за спиной, выгонял его с работы и откровенно фальшиво сочувствовал. Ксавье вытащил на свет его тайну, его позор, и теперь вопрос времени, когда об этом узнают все те, кто сейчас за вечерним чаем в учительской сплетничает об ориентации Будильника.
Эрик молча поднялся, убрал руку, к которой со словами утешения потянулся проклятый Ксавье, и ушел раньше, чем инвалид-телепат смог выехать из-за стола.
До дома Леншерр добрался глубокой ночью, но едва ли заметил это, как и стопку новых счетов к оплате в почтовом ящике. Он разогрел свой обычный ужин: картофель с тушеным мясом, но не съел ни кусочка, так неспокойно и больно ему было из-за предательства Ксавье. Конечно, молодой директор странной школы не виноват в том, что Эрик впервые за долгое время проникся к кому-то симпатией, да еще и за столь ничтожно малый срок. Ксавье был ни в чем не виноват, и все же Эрик винил его в том, что из-за его излишней осведомленности не сможет с ним работать.
Если бы Чарльз Ксавье и в самом деле был телепатом, он молчал бы о своем даре, так же как Эрик всю жизнь молчал о своем.
А Ксавье не отступил. Он звонил Эрику, просил прощения, склонял к сотрудничеству, расписывал преимущества предлагаемой должности. Леншерр держал оборону и ждал, когда деликатный тон и просьбы сменятся угрозами.
Но вместо этого к нему однажды вечером пришел в гости Логан с ящиком пива.
- Скажу сразу, Леншерр, мне ты не нравишься, но вот Чарльзу, то есть профессору, по зарез нужен учитель математики. И он хочет тебя.
На этом месте Логан отодвинул замершего в дверях Эрика ящиком и уверенно направился к дивану в гостиной.
- Тут такое дело, Леншерр, профессор очень редко хочет что-то кроме мира во всем мире, но, если он что-то хочет, я ему это добуду. Понял? Так что будешь пить со мной до тех пор, пока не согласишься со мной работать. Откажешься, - тут Логан оглядел одетого в домашнее Эрика и открыл первую бутылку, – сделаю тебя непригодным для работы вообще.
Когда мордоворот перешел к угрозам, Леншерр перестал удивляться и закрыл входную дверь. Мог ли Ксавье подослать своего «водителя»? Мог. Но Эрик как-то сразу поверил, что директору об этом визите неизвестно.
- И что же ты собрался делать, если я откажусь? – почти ласково спросил он, разом оценивая, охватывая запредельное количество металла в организме Логана. Эрик еще в первую встречу почувствовал, что «водитель» ой, как непрост, но из осторожности не позволил себе даже определить металл. Теперь же после раскрытия и прямых угроз, после того, как стало ясно, что ему придется пойти чернорабочим, чтобы хоть как-то оплатить счета, Леншерр перестал осторожничать.
Вместо ответа Логан продемонстрировал ему нарочно медленно вылезающие из руки адамантиевые когти. Напугал так напугал.
- Не надо дразнить тех, кто может задать тебе трепку, - посоветовал он Эрику.
- Вот в этом ты совершенно прав, - улыбнулся ему Леншерр, а затем плавным движением поднял руку, заставляя Логана замереть.
- Я должен был догадаться! – просипел растопыренный в воздухе Логан, спустя минуту упражнений под чутким руководством Эрика. – Какого хрена кукловод?! Эй, ну ладно, я понял, все понял!
Леншерр еще немного поигрался с этим странным, пожалуй, слишком тугоплавким металлом и поставил Логана на ноги, как было. Тот, тяжело дыша, сел на диван и сразу открыл новую бутылку вместо той, что выронил.
- Значит Ксавье телепат? – спросил его слегка опъяневший от применения силы Леншерр, так и не притронувшийся к пиву.
- Да. Но ты не думай, он без разрешения к своим не полезет. Он… сам поймешь. Чарльзу можно верить.
- И давно ты с ним?
- Пять лет.
- Уходил?
- Да, и каждый раз возвращался.
- Сам ли? – не удержал издевку Леншерр. – А если это он тебя «возвращал»?
- Ты не поверишь, - с пониманием ухмыльнулся Логан. – Но у нас в школе есть ученики и один учитель с иммунитетом к телепатии.
- А если они – всего лишь часть иллюзии? – не унимался Эрик.
- Леншерр, да вся твоя жизнь, - Логан вдруг не то что постарел, но показался значительно старше своих лет, – все, за что ты здесь, - обвел взглядом скромную квартиру, -цепляешься – тоже иллюзия. И чертовски неудачная, я тебе скажу!
Необычных учеников, странных коллег и собственный новый статус мутанта среди мутантов Эрик принял со всем приличествующим ему спокойствием, и только искренняя радость директора слегка выбила его из колеи.Чарльз обрадовался ему так, словно они и впрямь успели стать друзьями.
До переезда Леншерра в школу точные науки преподавались там нерегулярно и разными учителями. И оттого в памяти учеников иногда всплывало что-то далекое от школьной программы – это приносил из своей лаборатории мистер МакКой, но при этом они часто не знали элементарных вещей. Одного у воспитанников Ксавье было не отнять – они все старались в меру своих возможностей. И вот это нравилось Эрику в школе больше всего.
Директор Ксавье при более тесном знакомстве действительно оказался прекрасным человеком с принципами тверже, чем металл в костях Логана-Росомахи. Хоть Эрик и не перестал проверять себя на предмет телепатического воздействия, не перестал записывать то, что боялся забыть, но спустя месяц проживания в школе, делал он это гораздо спокойнее.
Для большинства детей школа была единственным домом, а Чарльз – единственным подобием родителя, и он каждому уделял достаточно своего времени. Эрику тоже досталась положенная порция индивидуальных бесед. И Леншерр даже немного гордился тем, что директор держался с ним как с равным, прислушивался к его мнению. К остальным, кроме Логана, Ксавье относился скорее по-отечески.
В школе было заведено ко всем вне зависимости от статуса обращаться по имени, и Леншерру оказалось очень непросто к этому привыкнуть. Он едва мог заставить себя говорить «ты» и «Ороро» самой молодой из учителей, а директора никогда не называл иначе как «профессор Ксавье». Чарльз, который для всех учеников, кроме самых маленьких и пугливых, был просто Чарльзом, понимающе улыбался и чередовал «мистера Леншерра» с «моим другом».
Иногда вечерами у себя в комнате Леншерр тренировался нарушать вбитую в него еще в приюте иерархию обращений. Он останавливался посреди комнаты, представлял, что встречает профессора в коридоре, и говорил ему что-то вроде «Доброе утро, Чарльз», но на «Чарльзе» голос всегда позорно срывался, только губами беззвучно и получалось произнести.
Никто не смел подтрунивать над его чересчур официальным обращением к директору, и Леншерр мог бы оставить все как есть, но ему хотелось услышать, как в ответ на его приветствие раздастся «Говорят, кофе сегодня особенно хорош, Эрик», «Удачного вам дня, Эрик», «Чудная погода для прогулки, Эрик».
Леншерр представлял себе подобные ответы, пожалуй, несколько чаще, чем следовало для тренировочного диалога в пустой комнате.
Время от времени директор приезжал посмотреть на то, как он применяет, пробует свою способность. Эрик нарочно выбирал места, где не окажется случайных свидетелей - сила все еще казалась ему не полностью покоренной, как будто она была чем-то большим, чем он сам, и могла выйти из-под контроля. Но когда рядом, опираясь на подлокотник кресла, находился Ксавье, изредка что-то подсказывающий, направляющий, Леншерр чувствовал себя почти всесильным, у него получалось даже то, что не выходило раньше. А когда он оборачивался и видел восторг наблюдающего Чарльза, то готов был сделать еще больше.
- Вы двигаетесь семимильными шагами, друг мой! Даже не верится, что у вашей силы есть границы, Эрик, - сказал однажды Ксавье взволнованно.
А Леншерр забыл и об успехе, и об усталости, увидев, как вечно алые будто лепестки цветка губы произносят его имя.
Поймав себя на том, что смотрит на директора чаще необходимого, ищет, его взглядом, да еще и думает при этом всякое отвлеченное, слишком поэтичное, слишком личное, Леншерр жестоко в себе разочаровался и даже запорол следующую тренировку.
Сплетники из школы святой Моники были не так уж и неправы на его счет. Эрик не прикасался ни к одному мужчине и даже мысли, соскальзывающие на непристойное, запретное, но такое желанное, обрубал. Он пробовал с женщинами и получал странное, словно не предназначенное для него удовольствие. Он думал жениться, ведь когда-нибудь все равно придется, но потом убедил себя, что с этим можно подождать. Леншерр «ждал» уже много лет, проклиная общие душевые и спальни в приюте, стараясь забыть стоны и пододеяльную возню парней-одногруппников на соседних койках. Парни те потом, как и положено, тискали девчонок, женились, заводили детей. А он Будильник-Леншерр так и остался сам по себе. Это было неплохо, спокойно, но спокойствие не было природной чертой Эрика, он бы предпочел одну жаркую безумную ночь, а потом смерть. Но втиснутая в его натуру приютская привычка выживать и прятаться не давала сорваться.
Он прекратил тренироваться произносить имя Чарльза и неохотно разрешал профессору приходить на свои другие тренировки, избегал задушевных бесед и вечерних игр в шахматы.
«Вы играете, друг мой? Это же чудесно! Логан откровенно сливает партии, а Хэнк так редко приезжает. Вы же не откажетесь сразиться со мной сегодня вечером?»
Эрик дословно запомнил эти слова – его пропуск во внеклассный мир, где Ксавье позволял себе ослабить галстук, говорить обо всем от ремонта школы до последних научных открытий и даже выпивал с коллегой порцию-другую отменного виски. Леншерр тогда еще надеялся, что это алкоголь виноват в его вечерних головокружениях и томном тепле по всему телу. Теперь же он точно знал – это все Чарльз.
«Чарльз» - движения губ, языка похожи на начало агрессивного поцелуя. «Чарльз» и один мужчина долго не может заснуть, запрещая себе представлять, как именно он мог бы ответить на предложение профессора «сразиться с ним вечером». «Чарльз» и мужчина, сгорая от стыда и возбуждения, сдавшись, мастурбирует, представляя, как директор снова и снова произносит его имя, зовет Эрика.
А утром за завтраком.
- Доброе утро, профессор Ксавье.
- Здравствуйте, мистер Леншерр. На небе ни облачка, вы заметили? Так и тянет отменить сегодня уроки, но вы ведь мне этого не позволите?
- Не позволю, профессор. Передать вам джем?
- Да, спасибо.
Раньше Эрик не замечал, как часто ученики обращаются к профессору со своими детскими проблемами, как часто и подолгу Логан находится с Чарльзом наедине. Теперь же он почти ненавидел Ороро, подсевшую к Ксавье за завтраком и отвлекшую профессора от ежеутреннего слизывания джема с десертной ложечки. Каждая молекула этой ложки была соединена с нервом Леншерра, пока Чарльз, просматривая утреннюю газету, рассеянно ее облизывал.
Эрик понимал, что это недопустимо, но если мысли он еще как-то контролировал, то ощущения просачивались, минуя его волю, и с этим ничего нельзя было поделать – он нашел того, с кем хотел бы провести свою единственную и последнюю ночь в жизни. Его хватало только на то, чтобы не показывать свои чувства слишком явно: не лезть в драку с Логаном, которому профессор доверял нести себя на руках, не кидаться на мисс МакТаггерт, давнюю подругу Ксавье, за все объятия и поцелуи, которые она на правах подруги получала. В то время как Эрик не получал ничего.
Но сложнее всего было, конечно, с самим собой. Леншерр не мог себе простить этого противоестественного влечения, оскорбительного прежде всего для Чарльза. Он просыпался в холодном поту, когда ему снилось, что профессор узнал его грязный секрет, или что кто-то еще узнал, и это бросило тень на репутацию Чарльза.
Зато теперь Эрик на собственном опыте убедился, что директор держит слово и в чужие головы тайком не наведывается. Только по этой причине Леншерр еще рисковал, оставаясь в школе, хотя здравый смысл приказывал ему бежать без оглядки туда, куда не достанет Церебро.
И снова утром за завтраком.
- Как вы себя чувствуете?
Эрик, сосредоточившийся на том, чтобы остыть после профессорского ритуала с ложечкой джема, не сразу услышал обращенный к нему вопрос.
- Благодарю вас, хорошо.
- Вот что, до первого урока еще есть время, давайте поговорим у меня в кабинете, вы не против? – не поверил его лжи Чарльз.
Чтобы не выглядеть смешным, прилюдно отбиваясь от заботы директора, Эрик, молча, проследовал за коляской телепата.
- Садитесь, пожалуйста, - профессор не отъехал за стол, как делал обычно, чтобы казаться человеком, просто сидящим на своем месте, с которого он может при желании встать. – Друг мой, я ничем не хотел бы вас обидеть, вы ведь знаете это? – и дождавшись утвердительного кивка, продолжил. – Я, конечно, не мог не заметить некоторые перемены в вашем поведении… прошу сядьте, позвольте мне сказать. Как вы помните, в нашу первую встречу я сказал, что вам здесь никто не причинит вреда. Это обещание останется неизменным несмотря ни на что, вы понимаете? Я могу поклясться в этом, если хотите. И если вы сами захотите мне что-либо рассказать, я выслушаю вас как друг, постараюсь помочь. Так вот о переменах, вероятно, я должен был когда-то все же поговорить с вами об этом, но я, признаюсь, опасался вашей реакции. Хочу, чтобы вы знали, мне было известно о вашей ориентации, когда я нанимал вас на работу, и я совершенно ничего не имею против.
И Чарльз замолк, удерживая за запястье, несколько раз порывавшегося встать и уйти Леншерра.
- Вы не понимаете, что говорите, профессор, - наконец, смог сказать не ожидавший ничего подобного Эрик.
- Я похож на того, кто не понимает? –с приличествующим его статусу озорством поднял бровь директор.
- Чч… - Леншерр запнулся на первом же слоге и покраснел как мальчишка.
- Я не могу видеть, как вы мучаете себя, дорогой друг, позвольте мне помочь вам.
- Мне пора на урок, - дрогнул от такого предложения Эрик.
- Я освобождаю вас от занятий на сегодня.
- Вы не можете.
- К сожалению, это все, что я могу для вас сделать, пока вы не позволите мне больше.
Леншерр впервые в жизни был близок к обмороку от перенапряжения. Он смотрел в эти чистые, искренние глаза, слышал слова, которые так легко давались Чарльзу и так тяжело ему самому.
- Я понимаю, как вам трудно об этом говорить, - продолжил после затянувшейся паузы Ксавье. – Если бы вы только позволили…
И Эрик больше не смог сопротивляться ему и себе.
- Я позволю вам все, - это стало его клятвой и признанием.
А Чарльз улыбнулся так радостно, что в какой-то момент Леншерру показалось, что вот сейчас профессор чуть двинется к нему навстречу. Чуть – этого хватит, остальное расстояние Эрик покроет сам. Но Чарльз улыбался не как тот, кто только что услышал признание в любви.
- Я тронут вашим доверием, друг мой - сказал он.
У Леншерра будто пол ушел из-под ног, но ненависть к себе за неуместное, ненужное признание придала сил – он вырвал руку из обжигающе бережных пальцев Чарльза и хлопнул дверью, жалея, что не умер раньше этого дня, что не ушел, когда следовало, что на какое-то безумное мгновение поверил, будто Чарльз может захотеть быть с ним.
- Эрик! Эрик, постойте!
Леншерр прибавил шаг, спеша к себе, он сейчас же уберется из этого дома.
«Эрик, прошу, не принимайте поспешных…», - это уже прямиком в голову.
Телепат с той их первой встречи не прикасался к его разуму, а за это время столько всего произошло.
«Эрик?!!»
Видимо, обнаружил одну из грязных фантазий, мучивших Леншерра по ночам, с собой в главной роли.
«Не смотри. Не ненавидь меня так, как я сам себя ненавижу», - взмолился Леншерр, стараясь идти быстрее.
«Эрик. Сейчас же вернись. Или мне придется тебя заставить, и это будет неприятно нам обоим».
Леншерр попытался перейти на бег, но вдруг понял, что собственные ноги несут его обратно. К Чарльзу.
Ксавье был взволнован, но не выказывал ни злости, ни презрения, которых ожидал Эрик, как по команде остановившийся на пороге кабинета.
- Я хотел бы никогда больше не принуждать тебя. Прости, - Чарльз подъехал к нему сам, взял за руку, так чтобы ладонь легла в ладонь, и посмотрел на Леншерра с осторожной нежностью, с вытащенной из тайника сердца надеждой. – Прости, я не знал. Нарочно не читал тебя, думал, так будет легче, и чуть не упустил, - и он неуверенно улыбнулся Эрику.
Чарльз Ксавье. Неуверенно.
Леншерр перестал понимать, что происходит еще раньше, теперь же ему просто казалось, что мир сошел с ума.
- О чем же ты думал, когда собирался помочь мне? – спросил он.
- Что ты заинтересован в Логане, - сконфуженно ответил Чарльз, отводя взгляд.
- Что я что..?!!
- Ты так явно ревновал, я не мог не заметить.
- Но почему Логана? – уже спокойнее, начиная ощупывать жадными до прикосновений пальцами кисть Ксавье.
- Не меня же, - и Чарльз той рукой, которая еще не была захвачена Эриком, погладил себя по неподвижному колену.
Леншерр наклонился и поцеловал руку, которую держал. И еще. И еще. Пока Чарльз не поднял к нему лицо и не двинулся чуть навстречу.
Они лишь едва соприкасались губами, задерживая дыхание, совершенно беззвучно, но каждое новое прикосновение длилось чуть дольше. Пока, наконец, Чарльз не положил руку Эрику на шею, тоже легко, едва ощутимо, и Леншерр тут же опустился на колени перед коляской. Теперь неудобно задирать голову и тянуться приходилось ему, но он этого не замечал, весь поглощенный ощущением на губах. У поцелуев имелся определенный ритм, частота и ареал, которые Эрик добросовестно исследовал, чтобы знать, что именно готов позволить ему Чарльз. Но все равно настал момент, когда Ксавье отстранился, с усилием откидываясь на спинку кресла и все еще держа глаза закрытыми. А вот Эрик во время их поцелуев боялся даже моргнуть, он следил, запоминал с ненасытностью того, кто не верит во второй шанс, и жалко потянулся за ускользающей от него лаской. Впрочем, то, как порозовевший скулами Чарльз облизнулся, собирая вкус Леншерра со своих губ, было ничуть не хуже поцелуя. А потом он приоткрыл глаза, ставшие, кажется, синее, чем всегда, и Эрик увидел в них то самое, что столько лет мучило его самого. Чарльз улыбнулся Эрику как кому-то по-настоящему своему, они снова двинулись навстречу друг другу, но тут телепат вздрогнул, словно выходя из транса.
И в дверь директорского кабинета постучала Салли-Водолей, приглашая Ксавье на занятия. От неожиданности оба вернулись к суховатому официальному тону, хотя ученица сразу ушла.
- Мы продолжим вечером, мистер Леншерр.
- Разумеется, профессор, - и Эрик отправился на собственный урок, стараясь восстановить на ходу равновесие как в походке, так и в душе. Ему вдруг показалось, что его последние слова, их тон могли быть истолкованы превратно и даже пошло, но едва эта мысль заставила его запнуться на ровном месте, как в висках потеплело от незримого присутствия телепата.
«Хочу еще раз сказать: я с нетерпением жду вечера, Эрик», - с чувством, не скрывая волнения, сообщил Ксавье. – «Удачного тебе дня».
А Леншерр теперь и не знал, что обо всем этом думать. Вернуться к прежнему отрицанию и искусственно поддерживаемому спокойствию он не мог, но и чересчур неформальное отношение к Чарльзу - директору, уважаемому профессору, коллеге и другу Эрику претило. Он не думал о том, чтобы открыться тайно обожаемому им Ксавье и, если бы Чарльз не раздразнил его до потери всякой осторожности, так и не сказал бы ни слова. Конечно же, дело было не в застенчивости или излишней романтичности, а исключительно в принципах жизни Эрика Леншерра. Следуя собственному моральному кодексу, из которого пункт, осуждающий любое однополое влечение, никто не вычеркивал, он должен был немедленно уволиться. Но Леншерр не мог этого сделать, не огорчив Чарльза. И вряд ли Ксавье, которому прекрасно было известно о сложностях трудоустройства Эрика, с легкостью позволит ему уйти, не говоря уже о том, что обещанная вечерняя встреча в этом случае отодвинется на неизвестный срок и возможно не произойдет никогда. Эрик вспомнил тепло губ, к которым припадал как к святыне, и не нашел в себе сил огорчить профессора в этот день.
Возможно Чарльз передумает сам. Эрик часто встречал тех, кто с легкостью «передумывал», ведь для многих прелесть однополых отношений и состоит в сочетании острых ощущений «во время» и отсутствия какой-либо ответственности «после». Леншерр представил, как Чарльз с обычным своим спокойствием делает вид, будто тех поцелуев не было. Больно. Но он не хотел расставаться с этой своей болью, не хотел, чтобы профессор, из милосердия, конечно же, заставил его забыть.
«Я буду молчать, только не отбирай это у меня», - мысленно попросил Эрик и тут же порадовался тому, что телепат не слышал этой просьбы, не видел его в момент слабости и сомнений.
За обедом директор отсутствовал – он срочно уехал куда-то с Логаном да так, что они опоздали к ужину. Воспитанники в отсутствие всевидящего профессорского ока слегка распоясались, точнее, попытались, но Леншерр, весь день напряженно раздумывавший о своем, быстро загнал их обратно в рамки.
Глубоким вечером он из окна своей спальни наблюдал за тем, как Росомаха помогает явно усталому Чарльзу перебраться из машины в коляску. Ревнивым глазом Эрик отмечал каждое прикосновение Логана, его сноровку и осторожность, а также сердечную благодарность Ксавье. Что такого мог Росомаха, чего не сделал бы Эрик? Почему именно его Чарльз так приблизил к себе?
Леншерр видел состояние своего профессора, поэтому без особой надежды спустился в библиотеку, выгнал оттуда засидевшиеся парочки и расставил шахматы на доске.
Чарльз не появлялся. Чарльз, который утром обещал «с нетерпением ждать» и который не посчитал нужным предупредить Эрика, что уезжает.
Леншерр посматривал на тлеющие в камине поленья и на блики огня на доске и покрытых лаком фигурках и думал о том, что ему нелегко будет работать с «передумавшим» директором. И о том, что теперь точно стоит прекратить попытки назвать профессора по имени.
«Добрый вечер», - ласково, но лишь оттого, что таков тембр его голоса, в том числе и телепатического, поздоровался Чарльз.
«Доброго вам вечера, профессор. Как ваша поездка?» - в свою очередь церемонно и без лишних эмоций ответил ему Леншерр, как можно дальше в сознание задвигая свои мысли и свою боль.
«Эрик, поднимись ко мне, пожалуйста», - вот так серьезно, даже строго. – «В мою спальню», - уточнил телепат, когда Леншерр привычно свернул к кабинету.
Леншерр подумал, что еще можно попытаться сбежать, унести с собой дорогие ему несмотря ни на что утренние поцелуи. Но обманываться не стоило – при желании Чарльз найдет его в любой точке земного шара.
Всемогущий телепат встретил его таким пытливым взглядом, словно что-то в мыслях Эрика могло представлять для него загадку.
- Здравствуй.
Леншерр обреченно кивнул.
- Эрик, я не трону твою память, обещаю, - несколько рассеянно проговорил Ксавье. – И прости за то, что не сказал тебе об отъезде, я не догадывался, что ты так болезненно это воспримешь.
Леншерр в два шага оказался у кресла и только когда почувствовал, как теплые пальцы скользят по его ладони, переплетаются с его, поверил, что их вечер все же настал.
Снова были такие же легкие, торопливые будто наперед поцелуи, но теперь первым отстранился Леншерр – он все еще помнил, что у профессора был трудный день.
- Мне уйти? – прямо спросил он, надеясь, что Чарльз прочтет и правильно поймет причину этого вопроса.
- Вот еще! У нас же свидание, - совсем по-ребячески выпалил Чарльз и тронул его подбородок пальцем, слегка притягивая к себе.
- Тогда давай хотя бы устроимся поудобнее? – боясь отпугнуть профессора, который с такой охотой тянулся в его объятия, предложил он.
- В постель, - решил Ксавье.
И Эрик, точно так, как представлял себе, попытался взять Чарльза на руки, вытащить его из кресла.
- Нет, - сказал разом вернувший всю прежнюю усталость и отчужденность Ксавье. Сказал тихо, но так, что стало понятно – с таким «нет» заканчиваются и более долгие, более крепкие отношения, чем есть у них. – Нет, я сам.
Эрику оставалось только смотреть, как от волнения, вероятно, более неловко, чем обычно Чарльз без помощи перебирается на постель.
- Мне важно, чтобы между нами не было жалости, - глуховато пояснил телепат, пытаясь восстановить дыхание. – Думаю, ты поймешь почему.
Леншерр кивнул, думая о том, что понял кое-что еще.
- Прочти меня, - предложил он, хотя считал, что никогда не попросит об этом.
- Это необязательно. Я верю тебе.
- Прочти, - Эрику захотелось, чтобы доверие Чарльза было подкреплено чем-то еще, чтобы оно стало абсолютным.
В первые дни знакомства Леншерр то и дело возвращался к мысли, что инвалидность Чарльза – одно их прямых доказательств отсутствия высшей справедливости, что эти ограничения профессору, вероятно, очень нелегко переносить. Он даже, стыдясь своего интереса, думал о том до какого уровня распространяется паралич и не по этой ли причине не существует миссис Ксавье.
По прошествии некоторого времени Эрик к коляске привык. А потом она наравне со статусом и уровнем достатка Чарльза перестала иметь для него значение. Леншерр был слишком горд, чтобы позволить себе захотеть кого-то богаче или стоящего выше на иерархической лестнице, чем он сам. Стать чьей-то содержанкой, чьим-то протеже столь же унизительно, как влечение к своему полу, если не больше. Так он считал до знакомства с Ксавье.
Эрик смотрел на неудобно лежащего на краю постели телепата и не помнил ни о миллионных счетах, ни о должности директора. Он мог думать только о том, что хотел бы помочь Чарльзу, избавить его от забот, от усталости и одежды. Он хотел их поцелуи, чтобы Чарльз снова положил ладонь ему на шею.
Ксавье отнял пальцы от виска, чем-то смущенный, и приглашающе протянул ему руку.
Эрику пришлось устроиться рядом и нависать над лежащим на спине профессором, но даже когда от усталости начало сводить мышцы, он не позволил себе отстраниться, ведь Чарльз при этом путался пальцами в его волосах и только-только начал тихо постанывать.
Эти едва различимые звуки чужого удовольствия оказались приятнее всего, что Леншерр когда-либо слышал. Он снова и снова отступал к уголку рта Чарльза и замирал там, ожидая, что тот опять застонет.
- Подожди, – и Чарльз повернул голову набок, уходя от следующего поцелуя - ему требовалось отдышаться.
Эрику дыхание не требовалось, он чуть поменял позу, потому что поднявшийся член сильно давил на молнию ширинки, и проложил дорожку тесных поцелуев по линии челюсти Ксавье к уху, спустился на шею. И Чарльз застонал по-настоящему – хрипло, из груди. Да так, что Леншерр едва не начал тереться пахом о матрас или профессорское бедро, как дорвавшееся до случки животное. Он не мог позволить себе подобное, тем более при Чарльзе, но к подставленной ему шее приник с особенной тщательностью.
- Господи, Эрик!
Зацелованный, с широченными от возбуждения зрачками Чарльз все же не позволил помочь себе с одеждой, хотя спокойной ночи пожелал с нескрываемым сожалением.
На следующее утро они оба выглядели уставшими, а Логан несколько раз звучно откашливался за завтраком, намекая, чтобы Чарльз прекратил выделывать с десертной ложкой то, что выделывал. Потому что дети же смотрят!
Леншерр едва дотерпел до обеденного перерыва. Чарльз, судя по тому, как стискивал ткань пиджака на его плечах, целуя в ответ – тоже.
Вечером Чарльз встретил Эрика удобно подпертый подушками, в расстегнутой на две пуговицы рубашке и нетерпеливо ожидающий.
Все, что было между ними – это только поцелуи и объятия. Чарльз по-прежнему отказывался от помощи, но при этом ему явно нравилось, когда Эрик обнимал его за талию. И когда целовал на шее местечко возле кадыка. Все, что Чарльзу нравилось, Леншерр запоминал и не уставал повторять.
Каждый раз перед тем, как пожелать Эрику спокойной ночи, телепат прислушивался к его мыслям, как будто что-то ждал, искал, но, видимо, не находил.
Леншерр спрашивал его об этом, но профессор только отшучивался. Он вообще старался поддерживать между ними прежний легкий дружественный тон общения и только этим вытягивал Эрика из состояния близкого к умопомрачению. В свою очередь только любовное умопомрачение не давало Эрику извести себя за неуставные отношения с директором его сердца. После долгого торга с собственной принципиальностью, он отвоевал право на поцелуи с Чарльзом, приняв всю ответственность за развращение профессора на себя.
Леншерр думал, что никогда не окажется одним из персонажей школьного романа – он всегда считал их крайне пошлыми – ведь ученики и коллеги обязательно разнюхают, пойдут сплетни и поддевки. Это в случае романа разнополых, потенциально способных пожениться преподавателей. Что же начнется, если кто-то узнает о них с Чарльзом?
То, чего он так боялся, произошло самым обычным пятничным вечером. Леншерр был очень занят с шеей отдыхающего между поцелуями Чарльза, когда внезапно услышал детское испуганное «Ой!» и успел увидеть исчезающие в стене косички Китти.
А Ксавье даже не вздрогнул и совершенно не выглядел взволнованным.
- Ты заставил ее забыть?
- Думаешь стоит? – с ленивой улыбкой ответил вопросом на вопрос телепат. – То есть, если ты хочешь, Китти забудет, но я бы предпочел этого не делать.
- Ччш, - имя Ксавье все еще никак не давалось Эрику. – Ты же понимаешь, что вся школа узнает?! Вся!
- Рано или поздно это случится, - Чарльз поерзал в гнезде из подушек. – Хотя, если это тебя беспокоит, никто не узнает.
- Но почему это не беспокоит тебя? – Леншерр уже привык к тому, что с ним наедине Чарльз был несколько мягче, рассеяннее, однако заблуждаться не стоило – свой директорский долг Ксавье исполнял с прежним, достойным уважения прилежанием.
- Наверное, потому, что мне это льстит.
Эрик опять вопросительно «зачшикал» - выговорить профессорское имя у него не получалось, а обращаться «господин директор» к тому, кто рисует кончиком пальца по твоей рубашке и примеривается к твоим губам просто кощунство.
- Китти собирается рассказать Саманте, - Чарльз довольно щурился не то оттого, что считывал чужие мысли на расстоянии, не то оттого, что Эрик в волнении слишком крепко прижал его к себе. – Мне остановить ее?
Леншерр ничего не ответил.
Утром о них знали все обитатели особняка.
По пути на завтрак Эрик впервые в жизни старался не встречаться взглядом с учениками, но даже так он успел заметить, что явной агрессии или неприятия студенты не проявляли. Только Росомаха смотрел на них с Чарльзом мрачнее обычного. Ороро вместе с некоторыми студентами, забывая есть, пялились, а Ксавье при всем своем фирменном спокойствии и умиротворенности просто лучился от озорства и удовольствия. Если бы Леншерр хуже его знал, то решил бы, что в профессоре пропадает бунтарь-провокатор.
Кошмар Эрика, в котором о них с Чарльзом узнают и клеймят, перевернулся с ног на голову. Не меньше десятка раз в течение первого урока он услышал в спину от учениц: «так миииило». Во время второго урока он отнял у студента целый комикс о них с профессором. На последней картинке было много сердечек. В общем-то обычное дело, но Эрик впервые оказался персонажем рисунков такого содержания.
Леншерр с содроганием ждал третьего занятия – это была старшая группа. Весь урок студенты прилежно занимались, и он почти расслабился, а потом вместо пары контрольных обнаружил рассказы о них с Чарльзом. Эрик не собирался это читать, но зацепился взглядом за слово «поцелуй» и сам не заметил, как добрался до последней точки.
Один студент писал об уважении и дружбе – писал даже более приятным языком, чем свои классные эссе – Леншерр кивнул в паре особенно удавшихся мест. Но вот другой «автор»… в двух предложениях рассказывалось о том, как Чарльз страдал в одиночестве. В третьем появился Эрик. В пятом ни на ком из них уже не было брюк.
Леншерр краснел, кашлял и оглядывался в пустой аудитории, а дочитав, выпил залпом стакан воды. Это он точно директору показывать не будет. Да если хоть что-то из подобного попадется Чарльзу на глаза, он быстро исправит неудачную огласку!
- Открою тебе страшную тайну, - вечером между поцелуями начал дразнить Леншерра телепат. – Фанфики о нас писали и раньше, только не в таких объемах, и быть может не так эээ детально.
- И ты..?
- Конечно, читал, - Чарльз выглядел слегка опьяневшим – Надо же мне было как-то скрашивать одинокие вечера.
- Может и сам писал? – тень догадки мелькнула в сознании Леншерра.
- Может, - Чарльза почему-то особенно сильно повело от поцелуев. – Отнесешь меня в постель? – вдруг попросил он, и Эрик разом забыл о порнографических рассказах.
Чарльз, обнимающий за шею, теснейшее объятие, вес в руках, который Эрик так хотел ощутить. И полное доверие Ксавье.
- Сегодня я хотел бы попробовать кое-что, - Чарльз отказался от поддержки из подушек и лег на спину.
- Скажи, - с готовностью отозвался Леншерр.
- Покажи мне свою любимую фантазию обо мне.
- Ччш…
- Я не пьян. И это не связано с тем, что сегодня от каждого встречного за милю разит сексом, - неожиданно деловито объяснил Ксавье.
- Неужели, - сарказм и азарт пришли Эрику на помощь. – А знаешь, я покажу, но в обмен на такую же услугу.
- Согласен, - и Чарльз приложил пальцы к виску.
Леншерр своих фантазий стыдился. Они с Чарльзом упражнялись только лишь в поцелуях – это был их неспешный темп. Возможно, слишком неспешный, но устраивавший обоих, так стоило ли подгонять события?
- Покажи мне!
И Леншерр представил то, что нередко представлял, возвращаясь к себе в комнату от Чарльза по вечерам.
«Они лежат в спальне Чарльза под одеялом, оба обнажены, Ксавье спит спиной к нему, но так, что видно лицо. А Эрик не спит. Он прижимается, поддерживает доверяющего ему себя Чарльза за талию и знает, что здесь его место».
Чарльз отчего-то смутился, сам прервал «просмотр» и даже прикрыл глаза на несколько секунд. Леншерр, привычно мертвея внутри, ждал оглашения приговора.
- Это красиво, - наконец, проговорил Чарльз и послал Эрику образ того, как приятно было бы ему, уснувшему таким образом.
- Твоя очередь.
А Ксавье неожиданно начал юлить. Он предлагал развить фантазию Эрика, поработать над ней вместе, даже сказал, что не прочь попробовать воплотить ее прямо теперь.
- Ччшш.
- Я не хотел бы тебя обманывать, - покаялся тот.
- Так не обманывай, - с точки зрения показавшего все Эрика, это было просто.
- Но мои фантазии о тебе несколько более плотские, - Чарльз погладил Леншерра по специально для свидания выбритой щеке. – Не думал, что когда-нибудь мне будет стыдно в этом признаться.
- Теперь я еще больше хочу это увидеть.
- Я согласился на обмен только потому, что думал, что и у тебя будут сцены секса.
«Откуда бы им взяться», - с насмешкой над собой подумал Леншерр, до сих пор пытавшийся не развращать профессора даже в собственных мыслях. Он обнял Чарльза, поддерживая почти как в своей мечте и своей же рукой приложил пальцы телепата к виску.
Да. Именно этого он избегал всю жизнь. Именно это старался не знать, не представлять. Потому что, единожды подумав о Чарльзе под собой, о том, как кровать ходила бы ходуном от резких сильных движений, о том, как Чарльз отдавал бы ему себя с желанием и страстью, как выкрикивал бы его имя перед оргазмом – познав это, Эрик уже не смог бы остановиться, пока не получил бы все до последнего прикосновения.
- Чарльз.
И вслух, и мысленно, и сердцем.
Профессор обрадованно улыбнулся – он тоже этого ждал – но тут же подобрался, чтобы спросить.
- По-твоему, я должен быть более романтичным?
- Зачем? – Леншерр все еще не мог отпустить увиденное и даже несильно удивился тому, что у него, наконец, получилось назвать Чарльза.
- Нам стоит прогуляться или поужинать вдвоем, - предлагал Чарльз, наблюдая за реакцией Эрика, который мысленно все еще занимался с ним любовью. – Но сейчас я предпочел бы проводить время с тобой в постели. Что скажешь на это?
- Я согласен, - Леншерр поцеловал его в угол рта.
- Отложим свидания до лучших времен?
- Я согласен, - новый поцелуй.
- Скоро конец семестра, нас едва будет хватать на минутные встречи.
- Я согласен.
- Придется вызывать тебя к себе в обеденный перерыв.
- Я согласен.
- Возможно даже с уроков… - во взгляде профессора заискрились смешинки.
- Я согласен.
- Можно пригласить Логана для остроты ощущений.
- Я… Что?! – Леншерр, наконец, стряхнул грезы.
- Я говорю, что мог бы попросить Логана взять на себя часть забот по ремонту флигеля.
- Почему не меня? – тут же приревновал Эрик, догадывающийся, что изначально фраза звучала по-другому.
- Ты мне будешь нужен в этой комнате, - Чарльз подтянул его за пуговицу опасно близко к себе. Но Эрик упрямо хотел получить не только почти обещанные поцелуи, но и работу, которую Ксавье собирался доверить Росомахе.
- У тебя с ним было? – оцарапав этими словами себе горло, все же спросил Леншерр наболевшее.
- Нет, - Чарльз нахмурился, собираясь ответить настолько откровенно, что это могло повредить. - Сначала он не захотел. А потом мы уже стали друзьями.
Эрик готов был поверить во что угодно, даже в то, что голый Росомаха, перевязанный алым бантом прямо сейчас сидит в директорском шкафу, но только не в то, что кто-то мог отказать Чарльзу.
- У меня был очень непростой период, и Логан поступил благородно, не воспользовавшись моментом. Я благодарен ему за это теперь.
- Так. – Леншерру казалось, что ответ на этот вопрос окончательно определит его отношение к Росомахе, однако, ничто не стало яснее. Должен ли он ненавидеть Логана, не давшего Чарльзу утешения, которое тот у него искал? Или Эрику стоит быть благодарным за это вместе с Ксавье?
- Мне тогда нужно было не утешение, а забвение, - неохотно продолжил неприятные разъяснения Чарльз. – Логан мог стать единицей в череде любовников-бутылок-наркотиков, но не стал.
- Я понял. Он твой друг, - скупо и с прежней ревностью прервал его воспоминания Эрик. – И он займется флигелем.
Некоторое время они восстанавливали баланс поцелуями, Леншерр решил пока не спрашивать о том периоде в жизни Чарльза, к которому относились упомянутые любовники-бутылки-наркотики. Он слышал на уровне сплетен что-то об аварии, в которой директор получил тяжелую травму, лишившую его возможности ходить и о том, что Ксавье когда-то вел себя совсем не по-профессорски. Однажды Эрик узнает об этом от самого Чарльза, но это будет не между поцелуями в постели.
В этот раз Ксавье не постанывал, что было жаль, но зато уже через пару минут углубил поцелуй, а затем и сам открылся для Эрикова языка.
Но не успел Эрик как следует распробовать и изучить этот новый способ, как почувствовал ладони Чарльза ниже своего пояса – ниже границы, которая все это время была условно проведена.
- Чшш, - что за черт! Он же мог! У него уже получалось, почему же опять?!
- Вот так, хорошо? – Чарльз. Заботливый, деликатный Чарльз Ксавье с несвойственной ему спешкой и неуверенностью ощупывал член Эрика прямо через брюки. Проследил пальцами по длине, подразнил головку и прижал ладонью.
Леншерр очень бы хотел сказать, что вел себя при этом достойно, но по факту он уронил голову на подушку рядом с плечом Чарльза и несколько раз бездумно толкнулся в ласкающую ладонь.
- Ляг на спину, позволь мне, - то ли тихо вслух, то ли без слов попросил Чарльз.
Эрик исполнил. Он пытался ласкать отодвинувшегося и занятого с его одеждой Чарльза, пробовал втянуть его в новый поцелуй, но тот был слишком занят.
Расстегнутую рубашку и задранную до шеи футболку Леншерр снес без лишнего беспокойства – ему понравился собственнический, жадный жест Чарльза, огладившего разом его живот и грудь. Но вот брюки – это зря.
Эрик до последнего думал, что Чарльз просто хочет увидеть его голым. Поплывший от поглаживаний по неприкрытой коже и редких поцелуев Леншерр был не против позволить профессору, что бы тот ни захотел. Поэтому он снял расстегнутые Чарльзом брюки вместе с бельем и разрешил прикоснуться к себе интимнее, чем даже сам прикасался. Чарльз трогал, поглаживал его член и мошонку, иногда облизывая пальцы для лучшего скольжения, а потом, поласкав немного рукой, вдруг наполз ему на ноги, устроился с упором на локти и направил его член себе в рот. Когда горячее и влажное тесно охватило головку, у Леншерра глаза едва не сошлись на переносице, а затылок самопроизвольно врезался в подушку. Он взял было Чарльза за воротник, намереваясь оторвать от себя, но тот отрываться не пожелал, а через несколько секунд Эрик уже и не помнил, почему стискивает в кулаке ткань профессорской рубашки.
Ощущения так захватили его, что Леншерр не догадался сдержаться или хотя бы двигаться осторожнее. Он кончил позорно быстро, толкнувшись напоследок очень глубоко. Но все сумасшествие разом испарилось, когда Чарльз закашлялся и отстранился. Почти теряя сознание от оргазма и с трудом понимая, что происходит, Эрик слепо шарил по плечам Ксавье и не мог спросить то, что был должен спросить.
- Я в порядке, - Чарльз отвернулся, чтобы снова откашляться, но ладонь с опавшего члена Эрика убирать не спешил. – Так давно хотел сделать это с тобой, что пожадничал, - добавил он немного сипло и улыбнулся той самой, предназначенной только для их свиданий улыбкой.
У Леншерра в голове не укладывалось, и не только из-за послеоргазменной слабости, как его дорогой профессор мог хотеть этого. Хотеть долго. Возможно, фантазировать об этом. Чарльз Ксавье, преподающий литературу и этику, мечтал отсосать ему, проделать своим предназначенным для лекций и задушевных бесед ртом все то, отчего Эрик так легко потерял разум.
Подтягиваясь на руках, Чарльз добрался до лица Эрика и поцеловал его, давая попробовать вкус собственного семени. И Леншерр отмер, наконец, обнял, поддерживая профессора и поддавшись инстинкту, уложил его на спину. Чарльз под ним задышал чаще через приоткрытый рот и весь будто устремился навстречу. Каким бы моралистом ни был Эрик, в этот момент пристойность и традиционность действий не волновали его ни в малейшей степени. Он расстегнул рубашку Чарльза, коротко огладил голую кожу над поясом брюк и опустил чуть дрогнувшую ладонь на пах Ксавье. Это – его ночь, и Эрик намерен был пасть во всех смыслах, на которые только согласится его партнер.
- Подожди, - вдруг убрал его руку Чарльз.
Под пальцами было твердо и горячо, Леншерр впервые прикасался к чужому члену, но он придумал бы как доставить Чарльзу удовольствие. Он бы сделал все, что нужно.
- Не сейчас. Эрик. Выше пояса. Пожалуйста.
- Я хочу тебя.
- Я… знаю это. Просто дай мне время.
Леншерра тянуло снова ощутить жар и напряжение партнера, прикоснуться, увидеть, попробовать на вкус. И пробовать, пробовать, пробовать, пока Чарльз не кончит, выкрикивая его имя. Но Чарльз просил о другом. Поэтому Эрик только погладил его бока и живот, путаясь в неснятой до конца одежде. Следующий поцелуй обоим показался горьким.
К себе Леншерр возвращался поздно и даже не заметил прошмыгнувшую мимо парочку студентов.
Кто бы мог подумать, что демоны профессора Ксавье окажутся ничуть не мельче его собственных, заботливо выращенных за годы половой зрелости и оправданного, как ему казалось, отказа от своей природы.
В Эрика запоздало вцепилась мысль о том, что оральный секс – это же грязь, извращение, и как мог Чарльз пойти на такое? Винить Ксавье он не мог, но и расставаться с вросшими под кожу принципами было очень непросто.
- Если ты не хочешь, я, конечно же, не настаиваю, - на следующий вечер покладисто согласился Чарльз, когда Эрик не позволил ему залезть к себе в брюки.
Какого черта, у Леншерра сердце упало при виде скрывающего разочарование, не получившего желаемого Чарльза.
Они попытались вернуться только лишь к поцелуям и объятиям, но теперь этого было мало обоим. Чарльз заводился, посасывая язык или пальцы Леншерра, а руки Эрика то и дело стремились пересечь границу пояса. Эрик не позволил бы себе прикоснуться без разрешения, он бы продолжал терпеть то, что мучило его, но не то, что не давало покоя Чарльзу.
А Профессор даже стал рассеяннее в повседневной жизни.
- Предлагаю компромисс, - ни для кого другого Леншерр не пошел бы на подобные уступки. Но Чарльз – не все. – Будем делать то, что хочет каждый по очереди.
Чарльз нащупал пряжку его ремня и с жаром согласился.
В этот раз, когда получивший, наконец, голого Эрика Чарльз брал свое за все упущенные дни сразу, Леншерр смог удержаться от неосторожных движений. Хотя это было очень сложно, учитывая тот факт, что Чарльз нарочно продлял свой «раз».
А потом настала его очередь платить по счету.
Чарльз напрягался под ним, но отнюдь не из удовольствия. Оно, несомненно, там было – Ксавье охотно целовался и принимал ласки, но стоило Эрику потянуть вниз его брюки, как Чарльз дрогнул.
- Что не так? Ты не хочешь? – у Эрика было право поступать так, как он считал нужным, и он погладил Ксавье по ширинке. Тот был слабо, но все же возбужден.
- Нет, продолжай, - борясь с подступающей паникой, разрешил Чарльз. – Только, Эрик… может ничего не получиться. Скорее всего ничего не получится, - после паузы признался он.
Собственные переживания о неприемлемости орального секса профессорскими устами показались Леншерру капризами, не больше.
- Давно? – он мерно поглаживал, потирал такой заманчиво плотный член Чарльза.
- После аварии.
- Все эти годы? А как же… - это о беспорядочной половой жизни профессора, лишившегося возможности ходить.
- Альтруизм в постели, вроде того. Мне хватало ощущений партнеров, а если кто-то упорно хотел «подать инвалиду», я мог с этим справиться, - Чарльз пошевелил пальцами у виска.
Некоторое время Эрик просто ласкал его, лежа рядом и глядя в лицо, позволяя читать себя.
- Не вздумай обманывать меня так, как их, Чарльз.
- Могу пообещать, - телепат слабо улыбнулся, услышав, наконец, свое имя.
- Обещай, - впервые Эрик что-то потребовал от Чарльза. – Обещай. А в остальном положись на меня.
Вот по этой заявке
Т21-14 Школа!АУ. Эрик работает учителем, но из-за слухов о его ориентации его увольняют; в поисках работы он приходит в школу Ксавье.
Исполнение мое) Это его удвоенная и подвычитанная версия.
8 тыс слов
Т21-14 Школа!АУ. Эрик работает учителем, но из-за слухов о его ориентации его увольняют; в поисках работы он приходит в школу Ксавье.
Исполнение мое) Это его удвоенная и подвычитанная версия.
8 тыс слов