"Мы это забудем"

[bistrick]

Исполнение с кинк-тура "Вынужденный секс. Героям чтобы выжить в сложившихся обстоятельствах (на усмотрение автора) придется доказывать, что они пара. "
ок. 5тыс слов
Язык маори из Новой Зеландии переместился в Африку. Племя каннибалов.

Привет зулусам)

Соло очнулся и сразу усилием воли запретил себе двигаться.
Он лежал на боку, судя по онемевшей руке, довольно давно, щеку колола солома, выбившаяся из плетеной циновки, а под лохмотьями, оставшимися от его армейской рубашки и штанов, деловито сновали насекомые. Но ни щекотка от тысяч маленьких лапок, ни головная боль, от которой темнело в глазах, не заставили Соло выдать себя раньше, чем он убедился, что в зоне слышимости и возможного обзора ничто не представляет угрозы. Кстати об угрозах.
Соло как можно аккуратнее повернулся, придерживая гудящую голову – сотрясение, как минимум – и осмотрел шалаш. Со скаутских времен он не интересовался туземной символикой, но высушенные человеческие головы – маленькие и почерневшие от времени, их можно было принять за обезьяньи – однозначно указывали на предпочтения захватившего их племени.
- Илья? – Соло замутило сильнее, когда ему показалось, что лежащий рядом Курякин не дышит. Но нет. Илья был жив, хотя в отличие от Соло, сразу признавшего попытки сопротивления бессмысленными, отбивался долго и потому пострадал больше. – Илья? – Соло потряс его за плечо, тронул рассеченный лоб. Одним шрамом больше, агент Курякин?
Милосерднее было бы сейчас его не трогать, но Соло не столько пугало племя людоедов за соломенной, пропускающей солнечные лучи стенкой, сколько вероятность оказаться в дебрях Черного континента с беспомощным напарником на руках.
Наконец, Курякин отозвался слабым стоном, обернулся, тронул свою разбитую голову и сразу пошарил на поясе, в поисках фляги. Но все, кроме обрывков одежды ушло на трофеи их захватчикам.
- Паршиво выглядишь, Большевик, - Соло попробовал усмехнуться и тут же скривился от раскалывающей головной боли.
А Илья лег обратно, подтянул колени к груди, но не высоко – видно, по спине ему тоже досталось – и промолчал. Даже на пропажу отцовских часов не пожаловался. Часы его с той первой Римской миссии взяли за правило исчезать на каждом задании, иногда вместе с владельцем. А Соло взял за правило их отыскивать, перекупать и выкрадывать, чтобы вернуть Илье. Вот и теперь следовало этим заняться, хотя больше всего на свете хотелось выпить галлон воды со льдом и прилечь.
Соло на ощупь причесался и, решив, что лохмотья все равно ничего не скрывают, содрал с себя остатки рубашки и форменной футболки с символом британской морской пехоты. Может, сгодится на перевязку для Ильи, он займется этим, когда вернется. Если вернется.
То, что Соло привык вращаться в приличном обществе, где деньги тесно соседствовали с хорошим вкусом и породой, то, что он даже среди воров и перекупщиков имел дело лишь с приятными в общении людьми – все это не мешало ему считать свои шансы на диалог с дикарями весьма неплохими.
По пути к шалашу вождя от своего вооруженного копьями сопровождения Соло узнал пять туземных слов: «ранга» - так они называли своего вождя, «поак» - была подвернувшаяся под ноги свинья, «гарири» обозначало кого-то живущего в лесу, «ке» звался сам Наполеон, а Илью обозначили как «тан».
Соло не без удовольствия отметил, что они с Ильей выше и шире в плечах всех туземных мужчин, а насколько он знал, дикари с уважением относились к сильному, здоровому телу. Хотя то, как они прокалывали себе носы, мочки ушей и кожу спины говорило скорее об обратном. И все-таки у Соло мелькнула порожденная ударом по голове надежда, что их заставят оплодотворить десяток местных женщин и отпустят. Правда, женщин он пока не встречал, или же они здесь ничем не отличались от своих раскрашенных белой и красной глиной жутковатых мужей.
Вождь оказался еще нестарым, примечательным разве что избыточно проколотой дикобразовыми иглами кожей спины мужчиной. Возле него сидели два юноши, их возраст угадывался главным образом благодаря нетронутой коже.
«Сыновья», решил Соло.
В костре посреди шалаша курилась некая трава, источавшая сладковатый густой дым от которого его головная боль превратилась в тягучую тяжесть.
Соло поклонился и сел напротив вождя. Он удержался от улыбки и каких-либо приветственных жестов, опасаясь, что это будет расценено как оскорбление. Заговаривать ли первым?
Но тут вождь сделал знак одному из своих юношей, тот сел ближе к Соло и без каких-либо предисловий начал копаться в лохмотьях его брюк.
Сначала Наполеон принял это за обыск, но парень отлично знал, что хочет найти, а так же, что с этим делать.
Он довольно грубовато стиснул пенис Соло в кулаке и дернул.
- Эй, а ну, прекрати! – Соло не позволил себе замахнуться на юношу, только отпихнул от себя этот подарок гостеприимного хозяина. – При всем моем уважении, у нас так не принято, - обратился он к вождю, стараясь тоном донести смысл сказанного.
Вождь долго, угрюмо смотрел на него, а потом выложил перед собой их с Ильей фляги стандартного армейского образца.
- Атавай! - Вождь указал на них Соло, будто предлагал оценить сходство.
Соло кивнул и повторил за ним, соглашаясь с тем, что они с Ильей пришли вместе.
- Тан, - на одну из фляг вождь положил часы Ильи, которые достал из своего набедренного мешочка, надетого на гениталии.
Чтобы ни произошло дальше, Соло никогда не расскажет Курякину, где побывали часы его отца.
- Тан, - продолжил дикарь, и на вторую флягу лег берет Соло.
- Тан, - возможно, это означало «солдат». Во всяком случае, Соло не стал отрицать очевидное.
Вождь, наблюдая за выражением его лица, глубокомысленно перелил воду из одной фляги в другую, а затем обратно.
- Фаайпойпора!
Соло чувствовал подвох, но, конечно же, мог только гадать, в чем он заключался. Между тем вождь очень настойчиво требовал от него ответа.
- Фаайпойпора!!
Что ж, если первая фляга обозначала Илью, а вторая самого Соло, то что такого они могут дать друг другу? Вряд ли переливание воды означало что-то плохое.
И Соло ответил согласием.
Это понравилось вождю, он отдал Соло фляги и позволил следовать за собой.
То, что они перешли в статус гостей, не могло не радовать, но вскоре Соло выяснил, что «тан» означает «муж», а если точнее «любовник». Он забыл о юноше, нагло влезшем ему в штаны, когда увидел исполняемый туземцами обряд поклонения священному дереву. Развилка старого ствола образовывала подобие ложа, на котором пары или тройки сменяли друг друга. Ни одной женщины среди участников не было.
Вождь подвел гостя ближе, одобрительно похлопал по выставленной заднице соплеменника, а затем предложил его Соло.
Наполеон не то, чтобы был брезглив в вопросах секса, но мужчины - ни в каком виде – в круг его постельного интереса не входили. С ним не случалось ни подростковой мастурбации в школьном возрасте, ни торопливых отсосов в армии. Соло был выше подобных развлечений, и в его окружении только Сандерс, мучимый своим латентным гомосексуализмом, испытывал его терпение.
Отказ участвовать в оргии оскорбил вождя – и Соло на примере их неудачливого проводника показали другой вариант поклонения. Проводник-англичанин был уже мертв и лежал в неестественной позе из-за сломанного позвоночника, а его лицо, пользуясь случаем, обгладывала тощая, как все местные, свинья. Его собранной в чашу кровью полили корни священного дерева, а извлеченную печень с напоминающим лай напевом пустили по кругу. Наполеона сильно шатнуло, когда в его руки лег еще горячий, скользкий от крови орган.
После того, как Соло сделал вид, что принял участие в их обряде, вождь вернул ему свое расположение и тут же под стоны сношающихся соплеменников поведал жестами, что благодарен небу за посланцев с Солнца. А затем снова предложил Соло взойти на священное древесное ложе.
Наполеон решил, что если уж их приняли за людей с Солнца, то и причина его отказа поклоняться таким образом должна быть как-то связана с небесным светилом. Дикарь важно кивал на попытки Соло знаками объяснить, что Солнце им с Ильей подобных действий не позволяет, а после начертил на земле солнце в зените, луну и снова солнце – больше предыдущего. Вождь указал на это большое солнце и, повторяя обрядовый напев, протянул к гостю раскрытые ладони.
И Соло вспомнил, что завтра равноденствие.

Илья встретил его с таким искренним облегчением и радостью, каких Соло от него за год совместной работы ни разу не видел.
- Что там, Соло?
Наполеон заметил его туго перевязанную ногу и обмотку вокруг груди – на сломанные ребра, отдал Илье флягу, а затем лег на свое место и закрыл глаза, чтобы унять адское головокружение. Ему так хотелось, чтобы все произошедшее за последний час оказалось галлюцинацией, последствием удара по голове. Он слушал, как Илья экономно пьет, чувствовал на себе взволнованный Курякинский взгляд и пытался отсрочить момент, когда их невозможной и все же установившейся почти дружбе придет конец.

Они неплохо успели изучить друг друга, притерлись, а в чем-то даже срослись. Совместная работа и проживание давно стали удобными, привычными, хоть такое и казалось маловероятным. Но, когда пару месяцев назад Соло пришлось работать одному, у него постоянно было ощущение неполноты, незавершенности, что-то вроде отсутствия необходимого инструмента под рукой.
Соло не без удивления признался себе в том, что с облегчением сменил разгульную жизнь в номере Гранд отеля на соседство с неприхотливым русским напарником в крохотной конспиративной квартирке. Он скучал по тому, как Илья даже среди ночи заваривает себе чай, как чистит обувь сразу им обоим и безропотно моет посуду после ужина.
Если им удастся выжить здесь, Курякин нескоро сможет взглянуть ему в глаза.

- Ты в порядке, Ковбой?
Как знать, если бы Соло согласился на того туземца, возможно, Илью не стали бы трогать.
Соло думал об этом вовсе не из жертвенных побуждений, а потому, что Курякин, несмотря на свою явную физическую привлекательность, совершенно не ассоциировался с сексом. Слишком цельный, слишком закрытый, полный принципов, которым не место в реальном мире – Илья за прошедший год ни с кем не спал. На заданиях ему не приходилось соблазнять, а заниматься этим просто для здоровья, как Соло, он был не приучен. Возможно, у Ильи что-то было во время коротких раздельных отпусков, но в остальное время Наполеон не замечал за ним даже рядовой вечерней мастурбации.
К этой особенности напарника Соло также привык.

- Мы оба не в порядке, - и он рассказал Илье то, что удалось узнать. В конце концов, на заданиях Курякин отличался завидной выдержкой, да и выбора особого у них не было.
В конце его рассказа Илью вырвало водой и желчью, а Соло, которого из-за головной боли постоянно тошнило, едва не последовал за ним.
Когда они оба отдышались и успокоили желудки, Наполеон, наконец, спросил о повреждениях – о том, что теперь имело первоочередное значение. У Ильи оказались преимущественно ушибы и три рваных раны. Хуже всего, по его собственному мнению дело обстояло с ногой, а рана на лбу почти не беспокоила. Соло осторожно щупал налившуюся шишку у себя на затылке и не мог похвастать тем, что легче отделался, ведь в отличие от Ильи он теперь едва голову мог поднять от боли.
После того, как они выяснили состояние друг друга, напряженное молчание затянулось. И только когда один из сыновей вождя принес пищу и воду, Илья собрался с духом, чтобы ответить на ищущий взгляд напарника.
- Я не смогу. Прилюдно, - сообщил он.
И Соло, несмотря на остроту момента, мысленно поблагодарил его профессионализм и лаконичность признания. Илья сосредоточился на результате, каким бы отвратительным для обоих он ни был, и, признав свою слабость, оглашался быть снизу. Все верно, сейчас не время для истерических выкриков и демонстрации мужественности.
Соло позволил себе минуту покоя перед прыжком в пропасть.
- Тебе придется.
Илья вспыхнул и сжал кулаки. Еще бы, хуже стыда от неудобного предложения только стыд оказаться после него непригодным.
- Я боюсь, что меня удар хватит от напряжения, - объяснил Соло. – Не думал, что когда-нибудь стану просить о подобном, но если…
- Не продолжай. Как ты это себе представляешь?
- Можно добиться эрекции здесь и перевязать основание члена, например.
Илья явно никогда не продлял себя подобным образом, потому что даже приоткрыл рот от удивления, но спорить не стал.
- А как же ты? – все же спросил он.
- Лягу на живот, изображу то, что они хотят видеть.
- Я не это имел в виду, - Илья говорил тихо и очень сипло, казалось, слова царапают ему горло, причиняют физическую боль. – Как ты выдержишь?
Этот животрепещущий вопрос Соло не зря откладывал напоследок – знал, что стоит только задуматься о том, как его будут иметь в зад, и спокойствие даст сбой.
- Надеюсь, у тебя не очень большой, - неуклюже, с суховатым смешком попытался пошутить он.
- Надо размять и смазать, - Илья не улыбнулся.
- Что? – таких познаний он от Большевика не ожидал.
- Размять. Изнутри. Там в миске топленое сало, сгодится на смазку. – И, отвечая на изумленный взгляд, Илья добавил совсем уж смущенно. – Есть такой этап личного обыска. На заключенных-петухах тренировались, они и рассказали.
- Что ж. Это уже кое-что.



Под вечер разом завизжали две свиньи, которым предстояло стать ужином.
Соло надеялся, что гостей с Солнца забудут пригласить – вставать не хотелось даже ради пищи, но за ними все же пришли.
Перед уходом Илья закопал кусочки застывшего, завернутого в лоскуты сала в углу шалаша.

Если на Соло туземцы посматривали с опасением и любопытством, то вышедшего к племени Илью встретил едва ли не священный ужас. Вождь под прикрытием десятка копий своих соплеменников подошел к Курякину и потрогал его грудь, словно желал убедиться, что перед ним человек. Соло не помнил точно, но догадывался, что ужас этот имеет основание - около дюжины убитых и покалеченных дикарей.
Илья шел сам, но Соло на всякий случай страховал его слева – со стороны раненой ноги. И не зря. Когда вождь привел их к священному дереву, Курякин оперся, а вернее, осел на плечо напарника.
Вождь простер руки и заговорил с такой важностью, что перевода не требовалось – он предлагал великому белому воину окропить святыню прямо сейчас. По его знаку те, кто занимал «алтарь», уступили место, и перед Ильей вытолкнули юношу, почти мальчика с еще не проколотой спиной. Несколько секунд Курякин с назначенным ему в жертву, пятящимся от ужаса туземцем смотрели друг на друга. А затем Соло, по подрагивающим пальцам напарника распознавший его состояние, удержал собравшегося свернуть вождю шею Илью.
Воины племени ощетинились копьями, вождь же остался невозмутим.
Он, растолкав своих, приблизился к разъяренному Курякину и заговорил строго, как будто обвинял в чем-то, при этом он несколько раз указал на Соло и однажды развел руками, словно желал охватить все племя, но хотя бы на обряде пока больше не настаивал.
После неудачи у дерева их отвели к большому костру и усадили там, под вооруженной охраной, разумеется. Илью еще потрясывало от ярости, но Соло не поэтому сел вплотную – спасение жизни вождя обернулось для него оглушающим приступом головной боли, и он прислонился к напарнику, чтобы не упасть. Тем временем, достойнейшие представители племени, собравшиеся в круг, передавали из рук в руки церемониальную чашу, из которой надлежало отпить. Соло едва ли различал выражения на лицах туземцев, но, когда он в свою очередь принял чашу, то ему показалось, что те смотрят с неодобрением.
- Сперва ты, - он передал чашу Илье и, кажется, это было удачной догадкой.
Перед грозящим им испытанием Соло легко примирился с тем, что с точки зрения дикарей, он являлся «младшим мужем».

После того, как избранные племени и гости с Солнца отужинали жесткой, дурно зажаренной свининой и бросили объедки тем, кто по возрасту или иным качествам не мог входить в круг, настала пора выбора пары на ночь. Илье снова предложили молодых наложников, а когда он их отверг – пару воинов постарше.
На Соло претендовал сам вождь. Но стоило тому указать на Наполеона и приглашающе похлопать по своему набедренному мешочку, как Курякин обнял Соло за шею и притянул к себе, а вождю показал кулак и ответил емким матерным посылом. Слегка придушенный Соло понял лишь часть сказанного, но поразился фантазии напарника. А главное, после этой речи на него никто больше не посягал.
Наконец, каждый из круга нашел себе партнера, но расходиться по шалашам и не подумали – «младшие» взялись тут же ублажать своих господ орально. На Соло с Ильей, которые, вцепившись друг в дружку, ошалело оглядывались, то и дело покрикивали.
- Даже не вздумай, Соло, - предупредил Курякин, когда Наполеон забрался к нему на колени лицом к лицу, так чтобы не потревожить рану.
- Если будешь бить, только не в голову, - Соло обнял его и опустил руку между их животами.
Он хотел, чтобы это прозвучало шутливо, но Илья угадал его состояние и мотивы и сам, коротко напряженно вздохнув, обхватил его спину в ответ.
- Не смотри, не смотри на них, - шептал Соло, поглаживая себя по животу, и наконец, просто пригнул Курякина за шею к своему плечу.
Вокруг них выли и стонали сношающиеся дикари, а Соло вслушивался в то, как Илья осторожно дышит ему в шею, и выжидал положенное время.
Оно настало, когда туземцы, в свете костра старающиеся рассмотреть их, подошли слишком близко, а один даже несильно ткнул Соло древком копья.
Курякин, почувствовавший тычок, рявнул на наглеца, и тот предпочел спрятаться за соплеменников.
Пора было завершать показательные выступления.
- Тебе надо застонать, - подал совет Соло, - здесь не принято сдерживаться.
И Курякин, крепко зажмурившись, взял его за затылок, тронул губами его губы и издал низкий грудной стон.
«Ошибка!» - в панике подумал Соло, когда дикари загомонили и запрыгали вокруг них. – «Они же не целуются. У них это значит что-то другое!»
Но вместо того, чтобы вонзить им копья в спины, дикари вдруг почтительно, с поклонами отступили.
А Соло наткнулся на испуганный взгляд напарника. Илья не боялся ни людоедов с их извращениями, ни того, что лишится ноги, подхватив здесь какую-нибудь раневую инфекцию. Но его пугало то, что Соло мог неверно истолковать его самодеятельность. Зря переживал - Наполеон знал, что это было всего лишь мгновением признательности, незазорной дружеской нежности, которую он живьем ни в ком кроме Курякина не встречал.

- Помнишь, я говорил, что ты слишком зациклен на половых удовольствиях? - когда их оставили в покое в гостевом шалаше, вдруг спросил Илья.
- Помню, - что-то такое действительно было в начале их сотрудничества. Они тогда жили в Париже, и Соло, находясь в игривом настроении, несколько ночей подряд провел вне дома.
- Прости. Я тогда не знал, как на самом деле выглядит эта зацикленность.
- Забудем, – предложил Соло, сам он давно уже смирился с тем, что на фоне Большевика смотрится развратником, отчасти это ему даже льстило. Да и наблюдать за негодованием их с Габи аскета бывало интересно.

У Наполеона только-только прошло головокружение, как в темноте шалаша к нему подобрался Илья и, нащупав его руку, вложил в нее откопанное сало.
- Лучше несколько раз сделать. Заранее, - голос у Курякина был до крайности смущенный.
- Тебе бы тоже потренироваться, - Соло понимал, что Илья прав, но он же едва начал засыпать и совсем не рвался приступать к необходимому, но оттого не менее неприятному делу. То, что они оба посетили после ужина выгребную яму, было замечательно, но о чистоте манипуляции все равно говорить не приходилось - вода здесь для мытья не использовалась.
- Зачем? Нормально все будет, - слишком быстро пообещал Илья
- Не уверен, - надо было говорить об этом мягче, но Соло, спускающий штаны, оказался не в духе. – «Поклонение» не должно закончиться слишком быстро. Когда у тебя было в последний раз?
- Два месяца назад.
Соло и сам знал, что последние пару месяцев у Ильи никого не было.
- Довольно давно.
Продолжать о рисках, на которые они оба пошли, и какова может быть цена осечки, не требовалось – обиженно сопя, Илья в темноте отодвинулся от напарника и занялся своей одеждой.
А Соло приступил к исполнению своей части плана.
Предыдущий подобный опыт с самим собой, случившийся довольно давно, вполне уверил Наполеона, что удовольствие такого рода не для него. Теперь же это был совершенно точно не вопрос удовольствия.

- Дать тебе немного жира? – после нескольких минут двусторонних усилий делать все как можно тише предложил Соло. Эта не особенно завуалированная попытка примирения была нужна ему еще и для отдыха – от напряжения снова затошнило, а когда удастся поесть в следующий раз неизвестно.
- Тебе нужнее, - без обиды буркнул прервавшийся Курякин.
Хотя им предстояло сделать нечто более интимное при свете дня, сейчас, в темноте ни один не собирался продолжать «разминку», пока длится разговор. А продолжать никому не хотелось.
- Как успехи?
-Я настраиваюсь. А у тебя как?
- Голова разболелась, - признался Соло. – Чувствую себя разочаровавшейся домохозяйкой на десятом году брака.
Илья ни звуком не показал, что понял шутку насчет супружеской головной боли, вместо этого он, запнувшись о циновку, вновь подобрался к Соло.
- Самому неудобно. Может, я..?
- Считаешь, что мне нужна помощь в таком деле? – Соло настолько доверял напарнику, настолько хорошо его знал, что даже секундной паники после неудобного предложения не возникло.
- Ты еле ходил сегодня.
- Я не настолько плох!
Илья некоторое время молчал, Соло тоже.
- Помочь?
- Да.
Если бы Соло не видел, как играющий в шахматы Курякин, глубоко задумавшись, поглаживает фигуры, обрисовывает их контур, он был бы удивлен тем, какие у Большевика чуткие руки.
Илья действовал едва ли не осторожнее, чем сам Соло, не тратил жир попусту и не проявлял естественной брезгливости. Его мягкие, разминающие движения, то, как он то и дело возвращался к простате, то, что он вообще знал о свойствах этой части мужской анатомии – Соло потребовалось отвлечься от этого. И не мыслями.
- А почему два месяца? – Соло только однажды поднимал тему воздержания напарника, когда предложил экскурс по ночному Парижу. Илья тогда наотрез отказался.
- Связи во время заграничных миссий у нас не поощряются, - после паузы все-таки ответил он.
Как будто это когда-то кому-то мешало.
- А что насчет одиночного плавания?
- Ты о мастурбации? – уязвимость Соло в данный момент, согласно представлениям Ильи о справедливости, требовала ответного неловкого признания. – Я не бессилен, если ты об этом хотел узнать.
- Рад слышать. Но ты ведь пока не кончил? – он бы, разумеется, это услышал.
- Нет.
- Помочь? – больше в шутку осведомился Соло.
- Нет. Все. Тебе хватит на первый раз, - Илья убрал руку и поторопился отодвинуться.

Он был тихим, но Соло все равно проснулся, когда Илья возобновил попытки своих «тренировок». Казалось бы, механика процесса рано или поздно должна была вытеснить из его сознания неприятие обстановки и привести к долгожданному результату. Все-таки два месяца. Однако Соло не удивился, поняв, что Илья уже давно безуспешно пытается.
- Ты на каком этапе?
Застигнутый за делом Курякин поперхнулся воздухом и ответил не сразу.
- Закончить. Не выходит, - боль, злость и бессилие – не лучшие помощники.
- Могу рассказать что-нибудь мотивирующее, - Соло действительно беспокоился о состоянии напарника, который на одной только быстро высыхающей слюне уже наверняка все себе стер.
- Не интересуюсь порнографией!
- А жаль, - не сдержался Соло. – Она бы подстегнула твою фантазию.
- Какую еще фантазию?!
- Только не говори, что держась за член, ты думаешь о Союзных Съездах и Кларе Цеткин. Не поверю. Хотя, если их представлять, действительно чаще чем раз в полгода не встанет.
- Ты дотрепешься, Соло!
- Руку пробовал сменить?
- Пробовал.
- Ляг рядом.
- Зачем это? – Илья не скрывал свое раздражение, но слушался.
- Руки убери за голову, - продолжал командовать Соло.
- И как, по-твоему, я должен..?!
- Постарайся расслабиться, дыши глубже. Помнишь, ассистентку французского посла в Бельгии? – избегая откровенных и потому действенных, а в случае с Курякиным сбивающих настрой описаний, Соло любовался той молодой женщиной. Ее стилем, фигурой. Лицо он нарочно обошел вниманием, чтобы Илья, если захочет, смог представить на ее месте другую. Когда легкий эротический рассказ подошел к спущенным из-под юбки шелковым трусикам, Соло без предупреждения положил ладонь Илье на пах. И, несмотря на все свое самообладание, едва не отдернул руку обратно – Курякин оказался крупнее, чем хотелось бы.
- Ой, - Илья вздрогнул, сжался, но не оттолкнул - понимал необходимость.
- Потерпи, думай о мисс Дюбуи.
- Посильнее возьми, - через пять минут посоветовал Курякин. – Соло! Ох, ты ж!
Наполеон Соло обошелся и без советов. Он ласкал и накачивал без спешки, щадил кожу и добился того, что Илья, придержав его руку своей, подтолкнулся бедрами вверх и кончил.

Утром, отговорившись перед вождем высотой Солнца, они выторговали себе время, чтобы еще раз подготовиться.
В первый раз это было легче – под прикрытием темноты и новизны ощущений. Проделать то же, но после того, как увидели друг друга в лицо, оказалось непросто. Соло молчал и невольно зажимался, а Илья от смущения стал болезненно для него неловок.
Гомон туземцев за пологом шалаша все нарастал и приобрел знакомый уже людям с Солнца мотив ритуальной песни поклонения.
- Есть некоторое утешение в том, что, вероятно, нас все равно съедят, - Соло вопросительно, нарочно без спешки и отчаяния тронул бедро Ильи.
Тот длинно выдохнул, решаясь, и согласно кивнул.

Когда Илья пришел в готовность, Соло с шуткой насчет перевязки нуждающегося друга, перетянул ему основание члена заготовленным лоскутом. Курякин поморщился, но не издал ни звука.
Как бы им ни хотелось собираться подольше, все же настал момент, когда пришлось выйти к распаленному песнями и плясками племени. Их приветствовали беспорядочными одобрительными выкриками, а Соло кроме того на спину плеснули соком сладких плодов, по вкусу напоминающих груши.
Вождь встретил людей с Солнца у священного дерева и ради обряда надел на себя почти все отобранные у них вещи.
- Надеюсь, что радио уцелело, - глядя на свою сумку, висящую на шее их сводника, шепотом поделился Курякин.
Соло тоже на мгновение забыл о том, что грозило ему в недалеком будущем, и жадно осматривал их шанс на спасение.
Впрочем, одного взгляда на развилку дерева, залитую спермой и кровью, ему хватило, чтобы вспомнить.
Илья не позволил Соло сразу лечь на «алтарь», а, под одобрительные крики туземцев, снял свой оборванный китель и постелил для него. За это тычущийся лицом в ткань, а не в чужие выделения Наполеон был жарко ему благодарен. Еще оставалась надежда, что им позволят остаться в брюках, благо те немногое скрывали, но вождь свирепо залаял, толкая своим посохом Илью в больную ногу.
Соло не смог подняться достаточно быстро и потому увидел, как посох переломился под ребром ладони, и только после обхватил Курякина за пояс, зная, впрочем, что даже раненого он его не удержит. Но неожиданно объятий хватило, и Курякин, прорычав вождю что-то бессловесное, но угрожающее, повернулся к напарнику.
И снова Наполеон со спущенными штанами укладывался грудью и животом на отполированное до него чужими телами дерево, снова старался ничего вне подстеленного кителя не касаться.
Крики и напев дикарей перешли в восторженное завывание, видимо, Илья снял штаны.
Ну, что же, могло быть хуже, не правда ли?
Соло сам оттянул свою ягодицу в сторону, чтобы Илье не пришлось лишний раз прикасаться, и, почувствовав, как крупная округлая головка тычется куда следует, потужился.
Но Илья почему-то медлил, надавливал, скользил между ягодиц, сплевывал в ладонь и не начинал.
- Ты не мог бы уже приступить? – это ожидание на больную голову изматывало, и Соло обернулся через плечо.
- Я так не могу, - красный от стыда и напряжения Курякин наклонился к нему, - давай хоть поцелуемся что ли?
Кажется, в такие моменты у русских принято говорить «горе ты мое», подразумевая, что разделишь с кем-то любую его беду. Соло не стал хвастать своей осведомленностью и просто потянул Илью за шею к себе. А тот, доверяя, подчинился направляющей руке.
- Не спеши. Илья, слышишь? Это ничего не изменит. Сделаем и забудем, - уговаривал Соло, пока Курякин, терся губами о его губы.
- Готов? – Илья смотрел так отчаянно, словно только от Соло зависело, придется им это делать или нет.
Соло кивнул и уперся лбом себе в предплечье, чтобы ненадолго закрыться от плясок вокруг, он мог себе это позволить. А вот сдавленно дышащий у него за спиной Илья – нет.
Илья, поглаживая его бок, протискивался медленно и осторожно, а неистовствующая толпа требовала зрелищ. Кто-то сунулся, чтобы поторопить, и Соло почувствовал, что Илья повернулся в плечах, в бедрах оставаясь почти неподвижен. Дикари ахнули как один и не сразу вернулись к ритуальному напеву. Соло, отвлекающий себя от жгучей боли сзади линией костюмов Бриони, глянул в их сторону – тело того, кто отлетел, сшибая любопытных соплеменников, оттащили за ноги в сторону. И им сразу заинтересовалась бегающая тут же свинья.
- Ты как? – Илья снова наклонился, почти ложась Соло на спину.
- В порядке, можешь побыстрее, - Наполеон прогнулся, чтобы ослабить напряжение в спине. Жжение и ощущение переполненности никуда не делись, но их, право же, можно было стерпеть. Все дело в том, где именно они ощущались. Теперь же, когда благодаря удачному углу проникновения, к ним добавилось трение по простате, это можно было счесть и за удовольствие. Весьма специфическое. Не из тех, что предпочитал Соло. И все-таки он начал понимать тех, кому нравилось бывать снизу – самому подобного не добиться.
Наполеон протянул руку за спину и распустил лоскут, перетягивающий основание члена Ильи.
Затягивать с «поклонением» тоже не стоило – завывающие в религиозном экстазе туземцы снова начали подбираться ближе.
Илья, похоже, тоже нашел нечто для себя приятное – он, зажмурившись, обхватывал партнера поперек живота, двигался уже без прежней осторожности и не заметил, как Соло распустил лоскут. Наполеон сперва отвернулся, чтобы не видеть Илью таким, но затем снова взглянул.
Плотно сжатые веки, оскал пересохшего рта, слепо припадающего к плечу Соло – такого Илью он не знал.
Соло нарочно поддал ягодицами навстречу и был вознагражден – Курякин ахнул и широко распахнул глаза. Еще пара таких взаимных толчков и Илья, несмотря на сломанные ребра, изогнулся над ним, беспорядочно подергиваясь внутри, а затем, медленно расслабляясь, опустился Соло на спину.
Не будь вокруг них толпы разрисованных каннибалов, возносящих хвалы священному дереву, если, случись такое, Соло занимался бы с Ильей любовью, то не стал бы тормошить его в такой момент. Но не теперь.
Курякин, с усилием фокусируя взгляд, собрал свою сперму, вытекающую из Соло, и размазал ее по стволу дерева так высоко, как никто еще из туземцев не дотягивался.

Вождь поздравил их, восторженно воздевая руки, а затем, в знак высочайшего благоволения снял с себя и надел Илье на шею его сумку с передатчиком.
Свою бурную радость по поводу выбора подарка люди с Солнца предпочли утаить.

Едва они переступили порог своего шалаша, Илья сразу занялся вытащенной из сумки аппаратурой, а Соло, хоть ему было интересно не меньше, пока держался поодаль.
- Он в порядке, - с облегчением вздохнул, наконец, Илья и неуверенно улыбнулся напарнику.
- Отлично, - у Соло жгло внутри, к этому присоединилась головная боль, но сильнее всего его мучило ощущение собственной нечистоты. Ему необходим был душ или купание или на крайний случай ведро воды, но ничего этого в ближайшее время ожидать не приходилось.
- Ну, и видок у тебя, Ковбой, - подлил масла в огонь Курякин, но не успел Соло ответить тем же, примирительно добавил. – Не обижайся, когда бы я еще увидел тебя со щетиной и кудрями?
Соло хотел оскорбиться, но, по правде говоря, он был слишком рад возвращению Курякинского чувства юмора. Ведь если Илья улыбается, значит, будут еще и чай в два часа ночи, и до лакового блеска вычищенные туфли, и напарник, который всегда прикроет спину.

Мимо вшивого Соло не смогла пройти  Squirry
Замечтавшись о вычищенной обуви и хорошо заваренном чае, Соло сам не заметил, как с губ сорвалось:
- Помыться бы!
Илья обернулся к нему, явно вложив в слова напарника смысл, которого там не было. Соло имел в виду лишь физическую нечистоту: только что пережитой опыт не воспринимался осквернением. К тому же неприятные впечатления были уже отчасти разбавлены торжеством по поводу возвращения передатчика.
- Просто помыться, Угроза! - поспешно добавил он, видя, как сочувственно сдвигаются брови Ильи. - Не придумывай лишнего.
- Как ты? Я не...
- Ну, голова у меня болит больше, чем задница, - скривился Соло, прислушиваясь к ощущениям. - Ничего нового к списку моих травм ты не добавил. И да, спасибо за китель, это было очень кстати. А по поводу щетины и кудрей... будь у меня чем - побрился бы наголо. - Он, не сдержавшись, поскреб не только болящую, но и отчаянно зудящую от укусов голову.
Илья - видимо, непроизвольно, - потянулся к собственным волосам и тоже почесался.
- А потом бы жалел! - подначил он. - "Лучшее средство от перхоти - гильотина"?
- Перхоть так не кусается, - проворчал Наполеон.
Илья бережно отложил в сторону передатчик и, усмехнувшись, похлопал себя рукой по коленям.
- Ложись, Ковбой. Устраивай поудобнее свою буйную головушку. Про нас вряд ли теперь вспомнят до вечера. Рацию я настроил, раз в полчаса будем повторять передачу.
Соло, которого вновь начало мутить от спазма, обручем сдавившего лоб и затылок, с облегчением пристроил голову на коленях напарника. И во второй раз за последние сутки подивился чуткости курякинских пальцев, зарывшихся в его волосы. Его начало клонить в сон, и только после второго подряд негромкого "есть!", оброненного Ильей, он с ужасом понял, что тот, кажется, не просто массирует Наполеону виски, а ищет у него в волосах насекомых.