Часть 2, в конце Плюшечный сюрприз)
4.5 тыс словНе пугайся?
Да Ольга чуть с ума не сошла от страха! Она по-женски беспомощно забилась в объятиях чудовища и, обретя, наконец, голос, чуть не плача, взмолилась.
- Пусти. Отпусти, ну пожалуйста! Я никому не скажу! Пусти…
Но Константин держал, не давая ни единого шанса освободиться, и молчал.
Из-за этой неподвижности, тишины и края отчаяния Ольга неожиданно для себя наступила своему страху на горло и разозлилась. Не думая больше о последствиях, она со всей силой всадила ногти Константину в спину и разодрала кожу аж до плеч. Она по-человечески не смогла оцарапать ему лицо, тронуть глаза, но там, где получилось, рвала с остервенением, добывая незнакомое ей прежде упоение от вида краснеющей, набухающей кожи, выступающей крови, от упругого сопротивления живой плоти. Как же ей, оказывается, хотелось причинить боль кому-то еще кроме себя. Наконец, она так глубоко запустила ногти, что застряла, но это ее не остановило.
- Укуси, - с той же страстью, с какой она наносила ему раны, подсказал Костик.
И только тогда Ольга очнулась от сладкого кровавого морока. А в следующее мгновение ее догнал и положенный страх – когда в лунном и фонарном свете она увидела, как скоро затягиваются раны на даже не дрогнувшем от боли Константина.
И вот она снова могла лишь слабо сипеть, не в силах позвать на помощь, да и кто бы ее спас? Она трепыхнулась совсем слабо, но Константин выбрал именно это время, чтобы ее выпустить. Так что Ольга выбралась из постели и на подгибающихся ногах бросилась зачем-то к окну, потом к двери, но из-за того, что Костик в этот самый миг сел, изменила траекторию, ударилась о шкаф и упала бы, не подхвати ее тот, кого она до безумия боялась.
- Что же ты? – с горечью, мягко, но ощутимо удерживая ее, спросил Костик. – Тебе же так нравилось царапать, и кусать бы тоже понравилось. Зачем бежать?
- Что? Что ты такое? – запинаясь, заикаясь, смогла произнести Ольга. Не то чтобы ее так интересовало у кого из чудовищ светятся в темноте глаза и моментально восстанавливается кожа, но это было единственное, что осталось в ее мыслях, а молчать она сейчас не могла.
- Я оборотень, - Константин сказал об этом так просто. – Видишь, тебе совсем нечего бояться. Пойдем, ляг, ты замерзаешь.
Пока он не напомнил об этом, Ольга холода не чувствовала, но послушно пошла к кровати, дрожа не от того, как сквозило по ногам, а от горячей жестковатой ладони на плече.
Так вот, что это за поселок без названия.
Быть может, когда они с матерью жили в Смоленской области, Ольга была еще слишком мала, поэтому не помнила ничего подобного. А вот в деревнях под Тобольском об оборотнях рассказывали много. Здесь, несмотря на прививаемый колхозникам материализм, дороги, радио и оружие в каждом доме, лес и его законы для людей все еще имели очень большое значение. В деревнях здравствовали те, кого выводили из чащи или спасали от волков, кабанов таинственные дикари, а некоторые даже утверждали, что вели родство от этих зверолюдей. Но были и семьи, где оборотней шепотом проклинали за похищения и убийства. Пропадали чаще молодые женщины, иногда дети.
Став старше, Ольга видела, как после нападения волков на коровник собрались охотники со всей округи, чтобы решить, звери ли это были.
Словом, никто из местных не сомневался в существовании этих чудовищ, причем, близко, едва ли не за окном.
Когда Ольгина одноклассница, вернувшись с гуляния утром, сказала родителям, что на нее напал Зверь, ее, нарядив как невесту в белое, выставили ночью в лес, в дар «жениху», чтобы тот не пришел резать скот и убивать, разыскивая ту, которую выбрал. Дуреха рыдала, запоздало признаваясь, что соврала, но родители не пошли против решения всей деревни, и только через двое суток, когда стало ясно, что бродившую по пролеску девчонку никто не заберет, ей позволили вернуться домой.
Ольге с матерью это казалось дикостью, мракобесием, но кто бы стал их слушать? И вот теперь вдруг оказалось, что страшилка, которой, как они думали, чересчур пугали непослушных детей, вдруг обрела плоть, кровь, зеленые, светящиеся в темноте глаза и непоколебимую уверенность в том, что Ольга – его невеста. Растерзанные останки таких невест изредка находили в лесу, но чаще женщины или девушки исчезали бесследно. До сих пор Ольга считала, что оборотни тут ни при чем, что, как и в случае с ее одноклассницей, на них просто скидывали преступления людей.
И вот он Костик, ночной кошмар, укрывающий Ольгу одеялом, греющий в ладонях ее замерзшие стопы, голый, абсолютно невозмутимый и снова повторяющий, что ей не нужно его бояться.
Послушная от страха Ольга легла.
Неужели ей самой, давно уже отвыкшей от деревенской жизни и ее правил, предстоит узнать, каково быть невестой оборотня? Родить волчонка она все равно не сможет, и что тогда, правда ли, что неугодных жен съедают? Константин уже говорил о дядях, которые обрадуются, если он приведет жену, так неужели ей придется уйти с ним в дикий поселок, жить там среди ему подобных? Насколько Ольга помнила рассказы деревенских, отказывать выбравшему невесту оборотню было бесполезно и попросту опасно.
Бедная ее мама.
Мысли Ольги еще путались от ужаса, а ноги только согрелись, когда Константин вдруг поднялся и начал одеваться.
- Ты не бойся, - как будто слова могли успокоить, застегивая рубашку и надевая подтяжки, снова попросил он. – Пока живой, я никому не позволю тронуть тебя.
Ольга успела согласно кивнуть ему из одеяла, и в комнату ввалился ее любовник с пятью дружками. Кто бы им запретил вламываться среди ночи? Уж точно не вахтерша теть Галя, боевая, но весьма разумная женщина. Видимо, Костик всерьез задел «уважаемого», раз тот не стал дожидаться встречи на темной улице, а явился лично в открытую.
- Шестерят моих уделал, значит? – с не обещающей ничего хорошего лаской заговорил смотрящий, оценивая закрывшего собой Ольгу чужака. – В койку к бабе моей влез. Ты откуда такой смелый взялся?
- На улицу пойдем, поговорим, - самоуверенный, словно это за ним стояли братки с волынами, Костик качнул головой, указывая выход.
- Пойдем,- с той же ласковостью согласился смотрящий. – До парка.
И хотя это был уже вынесенный смертный приговор, Ольге показалось, что смотрящий действительно намерен побазарить и закорешится. Наверняка он оценил боевые качества пришлого тихони и захотел прибрать его к рукам, опять же ею, Ольгой, можно торгануть. Но то же самое «показалось» подсказывало ей, что Костик ни под кем из этих людей ходить не будет. У него уже есть своя стая.
Едва за ушедшими закрылась дверь, Ольга сорвалась с постели и заметалась по комнате, одеваясь и собирая вещи. С собой из одежды она взяла только малый узелок со сменой белья и тем, что можно продать, все ценности, сопутствующие ее городскому шику и последний оставшийся у нее мамин платок. Она с особенной тоской взглянула на остающийся патефон, старый, но горячо ею любимый и, не прощаясь с комнатой, где прожила более пяти лет, вышла на цыпочках, чтобы не цокать каблуками. Она не ожидала никого встретить, но у подъезда на лавочке гулял Николай Степаныч, которому после недавних подвигов не спалось. Он разом оценил вид беглянки и спросил таинственным шепотом: «Передать ему чего?».
С ним Ольга тоже не стала прощаться.
На вокзале как раз отходил после стоянки поезд дальнего следования и Ольга, не спросив, куда именно он направляется, отдала проводнице золотые серьги и уехала вместе с ним. Когда поезд уже набрал ход, она осмелела и выглянула в окно купе проводников, сама не зная, боится она или все-таки хочет увидеть в редком, тусклом фонарном свете догоняющего ее «жениха», но никого не увидела.
Поезд удачно оказался Московским, но на этом везение Ольги закончилось. Сначала разбитная проводница, сообразившая, что она от кого-то скрывается, воспользовалась тем, что привычная к своему особому положению Ольга не додумалась носить все ценное при себе, и ограбила ее. А потом в виде большого одолжения за молчание отселила безбилетницу на свободное плацкартное место. При Ольге остались только те украшения и одежда, что были на ней да материн платок, на который проводница не польстилась. В Москву Ольга стремилась по двум причинам – потому что там жила сестра ее худрука Сереженьки, который однажды дал ей сестрин адрес на случай, если она все же задумает сбежать и потому что догадывалась, что именно в большом городе Константину будет сложнее ее разыскать. Бояться и бежать Ольга была привычна с детства, и теперь это тянущее тревожное ощущение снова к ней вернулось. Она снова оказалась в чужом, пока еще не враждебном, но уже равнодушном к ней городе в легкой одежде, без копейки денег, потому что за попытку продать барыге золотую цепочку ее чуть не забрали в милицию. Милиции Ольга обоснованно не доверяла и опасалась, хотя здесь никто о ее прошлом знать, конечно же, не мог.
Неудачей обернулась и попытка устроиться у Сережиной сестры – они и без нее вчетвером жили в одной маленькой комнате в коммуналке. И когда муж этого небольшого семейства, под пятьдесят, все еще гулящий, начал кадриться, Сережина сестра попросила Ольгу уйти по-хорошему, без скандалов, но кольцо, которое ранее вытребовала себе в подарок, конечно, не вернула.
Так Ольга, кутающаяся в платок, оказалась вечером, перетекшим в ночь, на улице без единой мысли, куда бы она могла бы пойти.
Она все еще прилично выглядела, хотя в дороге и здесь толком не спала и не ела, поэтому ни дружинники, ни милиция ее пока не останавливали. Ольга села на стылую скамейку в одном из дворов и попробовала задремать, несмотря на пробирающийся под тонкое пальто холод. Маме она написала, пока еще ехала «мадамой», чтобы та не волновалась, отправила письмо со станции. Самой Ольге тоже не о чем было волноваться. Единственный заработок, к которому она сквозь ненависть и брезгливость была способна, пригодится и здесь. Или лучше сразу в реку с моста? Мама… Ольга вспомнила ее, уже морщинистую, с грубым крестьянским загаром, старуху, которой недавно минуло сорок, и все-таки заплакала.
За слезами она не услышала ни шагов, ни скрипа скамейки и только вдруг поняла, что больше не одна - рядом, но не слишком близко сидел похожий на тень человек в строгом черном пальто и шляпе. Рыдания застряли у Ольги в горле, так живо этот человек напомнил ей о тех, кто забирал папу, а с ним и их с матерью жизни.
– Что вы здесь делаете одна в такой час? – человек-тень протянул ей белый отглаженный носовой платок. И Ольга, которая только что оплакивала свою пропащую жизнь, запаниковала. Отыскивая паспорт в кармане, она начала было говорить, что она москвичка и просто гуляла, а нащупав корочку документа, вспомнила, что там стоит прописка и заволновалась еще больше.
- Успокойтесь, уберите паспорт, я пришел, чтобы помочь вам. Это мой долг, и вам не нужно больше бояться.
В его словах Ольге привиделись интонации Константина, и подумалось то, о чем она всю дорогу старалась не думать – о том, что ее странный парень сейчас наверняка уже мертв или хуже того. Она ведь и боялась его изо всех сил потому, что это поддерживало мысль, он жив, он найдет. Ей нужно было бояться так, как некоторым нужно любить, чтобы ждать.
Вспомнилось, как в их последние минуты наедине Костик охватывал ее стопы своими горячими ладонями и искренне не понимал, что в нем такого ужасного.
А теперь родня из дикого поселка и не узнает, куда сгинул их отправленный к людям воспитанник.
И Ольга снова зарыдала, закрывая некрасиво разинутый рот чужим платком.
- Ну-ну, перестаньте, деточка, - Тень, на вид годившийся ей в отцы, неловко похлопал ее по плечу, - идем-ка, ведь замерзла совсем.
Поддерживая Ольгу под руку он довел ее и усадил в машину на заднее сидение, сам сел рядом. И только когда оказалось, что в машине есть еще и водитель, который без указаний тронул с места, Ольга немного пришла в себя и затихла. Куда ее везут? Зачем она им понадобилась, ведь это не просто милиционеры, подбирающие бродяг и тунеядцев.
- Ко мне домой едем, - угадав ее вопрос, ответил Тень. – Обогреетесь, перекусите и все расскажете.
И Ольга, наглотавшаяся слез, икнула, неужели снова? Ее не обнадежил возраст нового благодетеля - именно мужчины постарше, у которых стояло уже некрепко, любили грязные игры. А Тень к тому же явно по натуре был жесток – это легко читалось по лицу и особенно глазам. Ольга с надеждой взглянула на молчащего, ни разу не обернувшегося водителя и съежилась уже не от холода.
- Какая вы недоверчивая, - с досадой заметил Тень. – С дикими щенками и то проще.
Неизвестно, причем тут были собаки, но водитель шутку понял и хохотнул странным горловым смехом.
Машина остановилась у высокого глухого забора, который Ольга в темноте заметила лишь, когда они с Тенью подошли к калитке. Вот теперь бы Ольге зарыдать в три ручья, может, удалось бы разжалобить хотя бы водителя? Хотя она по опыту знала, что такая жалость не приносит ничего кроме проблем. Но, как и всегда, в момент, когда следовало бы заплакать, ее глаза оказывались сухи.
- Порожек, не споткнитесь, - предупредил ведший ее вслепую Тень. – Нин, принимай гостью!
Это он обращался к открывшей им дверь дома женщине с керосиновой лампой. В присутствии женщины Ольге стало немножко менее страшно, хотя она прекрасно знала, что именно «мамки» особенно изощренно измываются над своими «девочками».
- Это моя жена, - резковато представил Тень. – И хватит уже выдумывать всякое непотребство, никто здесь вас не тронет!
Ольга снова икнула в его платок, теперь от удивления. Что ее действительно успокоило, так это то, как женщина подошла и поцеловала своего жуткого мужа, перед тем, как он ушел обратно в ночь. И то, как Тень привычно потянулся к жене навстречу, шепнул что-то. Такой момент повседневной супружеской близости никак не могли подделать те, за кого Ольга сперва приняла эту пару.
- Напугал тебя? – закрыв за мужем дверь, усмехнулась женщина, тетя Нина. – Это у них легко получается.
- У них? – неловко, сипло уточнила Ольга, думая, что услышит должность или род занятий Тени в КГБ.
- У оборотней, - внимательно глядя ей в лицо, ответила тетя Нина.
Затем она отвела нервно икающую Ольгу в столовую, предложила чай, разогретые макароны по-флотски и бутерброды. Ольга, стуча зубами, ограничилась стаканом чая, хотя живот подводило от голода. Выходит, этот ее побег был зря, хуже того, неизвестно, что с ней сделают, когда узнают, что из-за нее погиб один из стаи. На аккуратные распросы тети Нины и ее мягкую ненавязчивую заботу Ольга отвечала невпопад и мычанием, понимая, что эта тактика срабатывает лишь потому, что перед ней человек. Будь это Тень по имени-отчеству Олег Петрович, она бы так легко не отделалась. Уступив гостеприимной тете Нине, она разделась и легла в предложенной ей комнате, собираясь, как только все затихнет, снова сбежать. И неожиданно заснула по-настоящему.
Первой мыслью, когда она проснулась, было спокойное, безмятежное «я дома» - так по-утреннему тихо, светло и чисто было вокруг. И только потом Ольга вспомнила, что это никакой не родительский дом. Разминая затекшие после неподвижности глубокого сна руки и ноги, она тихо оделась и с туфлями подмышкой, стараясь не скрипнуть половицами, беззвучно отворила входную дверь.
И чуть не наступила на спящего поперек крыльца огромного пса бежевой масти.
Придется лезть в окно, но как к этому отнесется пес, который пока что в ее сторону и ухом не повел.
- Он настолько безобиден, что это даже забавно, - сообщил ей хозяин-Тень, которого Ольга только теперь заметила тут же на веранде, в кресле. – А вот тот, от кого вы бежите из самого Тобольска – нет. Он напал на вас? Причинил боль?
- Нет! – даже при свете дня в сравнении с Олегом Петровичем рослый пес и правда выглядел безобидным. А еще Ольгу неожиданно задели обвинения в адрес Костика, так по-глупому отдавшего жизнь. - Он не нападал. Он просто… был очень странным.
После этого было бы естественно спросить, отчего же она тогда так сильно его испугалась? Но Олег Петрович предложил выпить чаю на кухне и спросил другое.
- Как он выглядел, ваш странный парень? Имя свое назвал?
И привычная к подобным расспросам Ольга задумалась, как бы так вплести ложь в правду, чтобы не навредить Константину, которого ей все же так хотелось считать живым.
- Я спрашиваю потому, что ваш парень, чей запах на вас я не могу опознать, за одну ночь убил и покалечил более двадцати человек. И я должен знать, сделал он это, потому что вам действительно грозила опасность или потому что ему понравилось убивать.
Ольга едва не села мимо стула. Олег Петрович, приготовляя чай, помолчал, давая ей время осознать услышанное.
- Не может быть, – наконец решила она.
- Время дорого, поэтому прошу вас поверить мне на слово, - когда он был с ней вот так деловито сух, это казалось правильным, а вот в ласке Ольга привычно искала подвох и, как правило, находила.
На ее описания: брюнет, рост, цвет глаз Олег Петрович никак не отреагировал, нахмурился, когда она упомянула аппетит, и покачал головой на имя «Константин».
Как раз в этот момент к ним присоединилась тетя Нина, слышавшая последние Ольгины слова.
- Наш? – тетя Нина остановилась за мужем, цепко взяла его в основании шеи и помассировала.
Олег Петрович бросил настороженный взгляд на гостью, сразу заинтересовавшуюся своей чашкой, а затем чуть прикрыл глаза, уступая удовольствию. Разгладились жесткие складки в углах его рта, самое выражение глаз вдруг стало немного рассеянным и оттого - мягким. Однако все эти изменения адресовались исключительно жене, и ей же достался ответ.
- Должно быть, но я его не узнаю.
- А он что-нибудь рассказывал о себе, о том, откуда он, - продолжая таскать своего строгого супруга за шкирку, спросила тетя Нина.
- Он говорил, что из поселка, у которого нет названия, - Ольга ответила и тут же запоздало закрыла рот, надеясь, что не выдала тайну, которую Костик должен был хранить под страхом смерти.
- Наш, - это тетя Нина произнесла уже для мужа.
- Был у Геннадия один дикареныш, подкинутый каким-то одиночкой. Он так всех дичился, что его даже обнюхать толком не удалось. Я был уверен, что он уже давно в лесу. – Олег нахмурился и повел шеей, освобождаясь от расслабляющей его ласки.
Он молчал, молчали и женщины, пока он не вышел.
- Что это значит? – Ольга уже догадалась, что ничего хорошего.
- Дикарями называют тех, кто не может жить даже среди своих, не говоря уже о людях, – ответила тетя Нина и тут же поспешила добавить. - Но я уверена, что твой Константин не дикарь.
- Он не мой, - Ольга и сама себе не поверила.
Вместо того чтобы помочь тете Нине с завтраком, она переступила через пса, который не обратил бы внимания даже пройдись она по нему, и вышла осмотреться. Никто ее не удерживал, и можно было запросто уйти. Но неизвестно, что изменилось за эти несколько минут, только сбежать ей больше не хотелось. То ли теперь было некуда, то ли не от кого.
Ольга побродила по двору и вернулась в дом, нашла Олега Петровича, который дремал в том же кресле над шахматной доской.
- Он жил в городе, учился и никого не трогал. А мне действительно угрожали, - без предисловия начала она и все-таки рассказала, кем была в Тобольске.
- Никому больше такого не говорите, - предупредил не изменившийся в лице даже на грязных моментах ее истории Олег. – Ни к чему портить себе репутацию.
- Они были преступниками, - еще раз подчеркнула главное Ольга.
- Они были людьми. Видите ли, даже самый терпеливый из нас долго не продержится, если его будет окружать потенциальная добыча. Если для Константина охота на людей - часть природы, он рано или поздно сорвется.
Он так просто, с будничной озабоченностью говорил об этом, что до Ольги окончательно дошло – про двадцать человек, это не шутка. И более того, не редкость.
- И что же будет, когда вы его поймаете? – надеясь, что Костик ушел к своим, и те его не выдадут, спросила она Олега Петровича.
- Узнаю мотивы его поведения и помогу вернуться в поселок. Вы поедете с ним. Если захотите.
- Может, он уже там? – Ольга действительно надеялась на это.
- Нет, он сейчас где-то между Тобольском и Москвой. Искать его бессмысленно, нужно просто подождать.
Ольга не представляла, как Константин должен узнать, куда именно она уехала, но не собиралась спорить с тем, что ждать его в отдельной комнате с пуховой периной, досыта наедаясь и не слыша ни единого упрека в свой адрес, удобнее, чем в стылом здании вокзала или на лавочке в чужом дворе.
И все-таки никуда не бежать оказалось непросто. Ольга в первый же день освоилась в новом доме и отвлекалась домашней работой, но все равно тревога не отпускала ее ни на минуту. Ее место было теперь где-то в пути неизвестно куда, она должна была вздрагивать, встречаясь взглядом с чужими людьми, ночевать в чужих амбарах и питаться тем, что редкие сердобольные хозяева подадут им с матерью. Как же легко это все вспомнилось.
- А вы были когда-нибудь в том поселке? – спросила она тетю Нину.
- Давно, когда мы только поженились, - и та, прекрасно понимая, о чем именно думает Ольга, без излишних прикрас описала ей дикий быт поселка, маленькие лесные хозяйства, мясной рацион его обитателей и редко появляющихся среди своих дикарей. Оборотни, как правило, не селились там с женами-людьми – слишком уж трудно тем жилось в таких условиях, зато иногда приводили детей, перенявших от отцов способность к обороту.
На упоминании детей Ольга дрогнула, хотя это было последнее, о чем ей следовало волноваться.
Вечером чуть раньше отца домой вернулись после дежурства в дружине два парня, чьи вещи Ольга уже приметила в доме. Сыновья тети Нины, один из которых уступил Ольге свою комнату, не задавали неудобных вопросов, но рассматривали ее с таким любопытством, что становилось понятно – они люди. В связи с чем у Ольги, отвлекшейся от грядущих перемен в собственной судьбе, возник новый, более личный вопрос. И снова тетя Нина все поняла правильно.
- Я обрадовалась, когда узнала. Ведь шла война. Знать, что тот, кого я жду, быстрее, сильнее любого человека – это стало для меня настоящим подарком. В сорок третьем похоронки так и сыпались, каждый раз, как приходила почта. Помню, как беременная сестра обвиняла меня в том, что я вернулась, а ее муж – нет, они с матерью буквально возненавидели меня, когда Олег вернулся невредимым.
- А как..?
- Вытащил меня из-под обломков моего Утенка, - тетя Нина вновь угадала недосказанный вопрос и мягко усмехнулась воспоминаниям. – Лежу я, прижатая куском фюзеляжа, пока не больно, только сил нет и холодно даже сквозь куртку, и пытаюсь вспомнить в какую сторону мне к своим ползти. Долго лежала, потому что ударилась сильно, да и выбираться страшно – кругом лес, тьма, стрельба, немцы. Слышу – кто-то ворочает мое прикрытие, разбирает – и еще страшнее стало, не из-за того, что кровью истеку, а то, что в плен возьмут, ведь у меня с собой даже пистолета не было. Только успела испугаться, снаружи ворчат: «Свои, свои, сейчас вытащу». Я от радости, что свои, так ошалела, что за руки его хваталась, мешала и не понимала, почему он с ногой моей застрявшей так долго возится. Потом, уже когда меня на спине нес, я китель вокруг ноги обернутый ощупала, поняла. Я, пока в летном училась, в клуб только пару раз и сходила, все некогда было, а без ноги какие же танцы? И так мне жалко стало именно этой ерунды, а не неба почему-то, что я про танцы вслух сказала. Слышу – усмехается, отвечает, что как выйду из госпиталя, к новой ноге привыкну – станцуем.
Может, говорю, и замуж возьмешь?
Возьму, отвечает, если за оборотня пойдешь.
А я ведь бедовая, потому и в авиаполк пробилась, да и кто меня одноногую возьмет, если с двумя не брали? И говорю ему: «Хоть за лешего!»
Как рассвело, дошли до наших позиций, рассмотрела я «жениха» из разведроты – понравился, но в сговор наш я ни на минуту не поверила.
Из госпиталя уже на третий день выписали – рана очень быстро затянулась, дали протез, костыль и подорожную. Сижу я в парадном мундире летом в жару на автобусной остановке – еле-еле доковыляла, а слезы так и лезут, ведь от станции до деревни никто не повезет, а дойти не смогу. И вдруг слышу: «Платка-то у меня нет». Смотрю – он, сидит рядом, посмотрел, как я рукавом утираюсь, вытянул из-за ремня свою майку и кусок от нее оторвал.
Пока до деревни меня нес, узнала я и об оборотнях, и о том женитьбой они не шутят.
А вечером следующего дня Ольга тоже получила возможность узнать кое-что новое об оборотнях – в гости пришел один из стаи. Олег Петрович собирался вернуться только ночью, Олег с Георгием усилено готовились к экзаменам, так что даже ужинали в своей комнате. Высокий, спортивный Илья, как его представила тетя Нина, пришел, как только стемнело. Он смущенно посмотрел на Ольгу исподлобья, а потом, думая, что она не слышит, попросил тетю Нину вычесать его, потому что уже жарко. Когда Илья поздоровался с братьями Олеговичами и ушел в подпол, тетя Нина нашла Ольге работу во дворе. А когда та вернулась, Ильи в доме уже не было, зато рядом с Мухтаром возился, вгрызаясь в бок невозмутимого алабая, еще один пес такой же золотистой масти.
- Ой, - только и смогла сказать Ольга, когда второй пес поднял голову, и она поняла, что это вовсе не собака. Ведь не бывает собак с такими широкими мордами, низко торчащими из-за губ клыками, когтями как у медведя и с глазами, так похожими на человеческие. Зверь заметил ее, заинтересованно дернул меховыми ушами и в следующий миг уже оказался рядом с ни живой ни мертвой от ужаса Ольгой.
- Он только понюхает, - ободрила ее тетя Нина и хлестнула чудовищного пса полотенцем. – Фу! На место иди! Илья, я кому сказала?!
- И-Илья? – слабо переспросила Ольга, считавшая, что чудеса оборотничества исчерпываются звероподобностью и регенерацией.
- Вроде и вымахал уже, а все щенок-щенком, - с материнской ласковой строгостью сообщила тетя Нина и за ухо отвела Илью на место – посреди гостиной была расстелена простынь, усеянная катышками оборотневой шерсти с пухом. Ольга села неподалеку, подняла один из комков и мяла в ладонях, глядя на продолжающееся вычесывание. Ей очень хотелось уйти к себе и запереться, настолько Зверь оказался страшен, но стало стыдно перед тетей Ниной, которая сноровисто орудуя пуходеркой, рассказывала, какой замечательный свитер можно будет связать из этой шерсти.
Мохнатый Илья заинтересованно косился на Ольгу и принимал нарочито гордые позы, а стоило тете Нине отвлечься – подскочил и быстро обнюхал ее колени. Ольга предсказуемо замерла, и тогда Зверь с деловитым пыхтением сам подсунул свой нос под ее неподвижную руку и лизнул запястье.
- Ты погладь, не бойся, он самый ласковый из всех щенков, которых я видела, - тетя Нина завязывала простынь с шерстью и Ольге бы, теперь знающей об ее ноге, следовало бы помочь, но перед ней пыхтел, требуя внимания, четвероногий Илья.
Однако его приставания и обслюнявленный мячик, который Зверь настойчиво пихал Ольге в руки – это еще были цветочки. Когда они сели ужинать, тетя Нина положила Мухтару и Илье огромные порции гречки с тушенкой. Пес ел так же как ходил и лаял - степенно, обстоятельно, а вот Илья влез в миску по уши, громко чмокал, чавкал и торопился. Опустошив свою миску, он сунулся было к Мухтару, но алабай привычным жестом отодвинул наглую щенячью морду, не желая делиться. Тогда Илья обратился к людям. Он положил морду на стол и принялся грустно вздыхать, глядя поочередно то на Ольгу, то на тетю Нину.
- Со стола не корми, - предупредила тетя Нина. – Иначе потом есть совсем не даст.
- Может ему добавки положить? - несмотря на жуткие клыки, голодный взгляд исподлобья Ольгу разжалобил.
- Ему нельзя сегодня переедать.
Зверь, едва дыша, проследил, как Ольга делает себе бутерброд, и, потеряв всякое терпение, вытянул шею, морду и язык, стараясь достать до тарелки с колбасой. Он успел лизнуть краешек, после чего тетя Нина с грозным: «А ну брысь от стола!», - собралась его выпроводить. Она успела схватить Илью за пушистый даже после вычесывания хвост, но Зверь напоследок сунулся под стол и жалобно поскуливая, положил голову Ольге на колени. Она не смогла устоять и отдала ему свой бутерброд. Ее пальцы захватила чудовищная пасть, но зубы лишь едва коснулись ее кожи, и следом ее сразу благодарно облизал горячий язык. Все это произошло в один момент, а затем тетя Нина все-таки вытащила Зверя из-под стола, вывела с кухни, держа одной рукой за хвост, а другой за ухо и закрыла за ним дверь.
Не успела она сесть, как Илья начал царапаться обратно, а после строгого оклика просунул желтый с черным кожаным кончиком нос под дверь и просительно заскулил с подвыванием. У него выходило такое забавное обиженное «Ууууу!», что Ольга легко услышала в нем «Ууу, жадины!» и не смогла сдержать смех.