Что-то затянула, но надеюсь, теперь пойдет веселее.
Плюшки в следующей части!
читать дальшеЖизнь научила Ольгу многие неприятные и откровенно страшные вещи принимать как данность, но отчего это ее полезное свойство дало сбой на Олеге Петровиче. Ольга не могла разобраться, злит ли ее его неверность жене или далекому Геннадию. Или быть может все дело в том первом впечатлении, возникшем еще до знакомства? Так или иначе, даже понимая насколько это неуместно и опасно, Ольга продолжала испытывать к Вожаку подспудно тлеющую неприязнь.
Уже на следующее после объяснений утро Олег Петрович увез Костика в управление. Вернулся тот вечером пешком и один, что Ольгу вновь покоробило, как будто Вожак не проявил должной заботы о новом щенке.
- Он еще долго будет пешком ходить, - объяснила распознавшая ее недовольство тетя Нина. – Новую территорию осматривает, метки проверяет.
- Метки? – затаенная злость растаяла без следа, стоило Ольге представить, как оборотни их делают.
- Слюной они вне полнолуния метят, - дождавшись, когда смущение «невестки» достигнет нужного уровня, уточнила тетя Нина.
За эти шуточки и сверхъестественную чуткость Ольга еще больше любила тетю Нину, что странно - то же самое в Олеге Петровиче она терпеть не могла. Тетя Нина так живо напоминала ей маму. У жены оборотня и затюканной «родней» колхозницы не было ничего общего, но Ольге нравилось думать, что мама могла бы стать такой же – сильной, уверенной в себе, опорой и защитой для дочери. Думать о маме она отучалась долго – не хватало еще разрыдаться, развлекая очередного любовника. Поэтому вечер в компании тети Нины с сыновьями и Костика она была спокойна и деловита, качала головой на вопросительный взгляд жениха. А вот ночью перед сном ее вдруг накрыло лавиной воспоминаний, сожалений, жалости и тоски. Ольга хотела было уйти в ванную и поплакать там, но разве так поступают счастливые невесты? Она стиснула зубы, отвернулась от обеспокоенно следящего за ней из-за края постели Костика и судорожно завздыхала в подушку, унимая слезы.
- О чем ты подумала? О чем-то теплом, нужном и грустном. Не могу распознать, - признал поражение Костик, он неуверенно протянул к ней руку, словно боялся спугнуть, и погладил ее волосы.
- О маме, - Ольгу удивила его неуверенность – как будто он впервые видит плачущую женщину, – когда устроимся, давай, возьмем ее к себе?
- Возьмем, - эхом отозвался Константин. – Хочешь, съездим за ней завтра?
- А как же твоя учеба? - Ольга от неожиданности перестала вздыхать и посмотрела на своего странного парня. Тот полвечера перечитывал возникшие за день конспекты и внимательно слушал Олега, сына тети Нины, который что-то пояснял.
- Это семейное, - веско ответил Костик.
- Ляг на кровать, - вместо слов благодарности, которую речь все равно не могла выразить, приказала Ольга.
Константин осторожно лег поверх одеяла.
Некоторое время они просто лежали рядом молча, потом Ольга, не глядя, двинулась к нему, а Костик встретил ее руку, накрыл своей.
Олега Петровича внезапный отъезд, конечно, не обрадовал, а вот тетя Нина – не ошиблась в ней Ольга – сразу предложила свою машину. Сутки ушли на сборы – ехать предстояло больше двух тысяч километров, но Костика, который «от нечего делать» и «потому что полезно» умел водить, это совершенно не смущало. Он так же легко пообещал научить этому «несложному» делу невесту. А утром перед отъездом Ольга случайно услышала как внушавшая ей идеалы терпения и послушания мужу тетя Нина распекает недовольно сопящего на женский произвол, но не смеющего возражать Олега Петровича. И это ее еще больше воодушевило.
В дороге выяснилось, что, несмотря на редкие указатели и не самую подробную карту, заблудиться им не грозит – Костик вел так уверенно, словно ехал так не впервые. А Ольга никогда еще так приятно не ездила и, если не спала, то с детским любопытством разглядывала проносившиеся мимо редкие дома и бесконечный лес. Трижды они останавливались на ночевку, ставили палатку, чтобы Ольга хоть несколько часов отдохнула и поспала с удобством. Костик же отдыхал, бегая вокруг занятой у костра с пищей невесты, а ночами грел ее теплее куртки на гагачьем пуху и не выпускал ее руку из своей. Ольга в ее непроходящем ощущении восторга, приятного ожидания была бы не против, если бы он позволил себе более решительные действия, но в целом ей так было даже лучше, спокойнее. И Костик только лишь шумно и с явным удовольствием нюхал ее волосы.
Когда Ольга начала узнавать ближние к ее деревне места, радость от скорой встречи с матерью неожиданно сменилась страхом. Она не только боялась не найти или не узнать мать после долгой разлуки, она поняла, что встретится не только с матерью, но и со всей своей прошлой жизнью. Впрочем, одного взгляда на незыблемо спокойного Константина рядом, одного краткого пожатия его руки хватало, чтобы ненадолго унять этот страх.
Добрались они, когда уже начало смеркаться, но мать все еще не вернулась с поля. Дядя же, встретивший Ольгу с прежней мерзкой ухмылочкой, уже давно был дома со всем своим семейством. Он не особенно впечатлился видом Костика и не стесняясь его все пробовал обнять «дорогую племянницу». Тетя, хоть и родная отцова сестра, никогда прежде за них с матерью не вступалась и жизнь им не облегчала и теперь громко заметила, что Ольга с «мужем» не носят колец. А Ольга-то думала, что хоть чьей-то женой вызовет у них хоть немного уважения.
Впрочем, тетя тут же осеклась, встретив взгляд «зятя», а протянутая дядина рука неизменно натыкалась на отводящую ее прочь Костикову руку.
И все-таки Ольга очень легко и живо вспомнила свою бесправность и беззащитность, которым только теперь могла как должно ужаснуться. Хорошо, что матери еще не было, когда Ольга заявила дяде о своем желании забрать ее с собой. Нет, он не собирался так легко расставаться с привычной безотказной работницей, разве что, если племянница погостит несколько дней.
У Ольги, враз распознавшей предложенное условие, привычно разлилось желчью на языке омерзение. Но тут вступил прежде молчавший Костик. Говорил он негромко, кратко, но было в его словах и голосе нечто такое, из-за чего смолкла визжавшая, забившаяся в конуру с их приходом собака и прочая беспокойная дворовая живность. Тетя со всей ее любовью пререкаться, не посмела вставить ни звука. А дядя, наконец, присмотрелся к «зятю» внимательнее и уступил, шкурой чувствуя, настоящую угрозу.
Когда мать приковыляла с поля - у нее сильно болели суставы – Ольга сделала то, что не могла себе позволить все эти годы – заплакала. А ее мама, рано искалеченная непосильной работой и плохой едой, тоже плакала и старалась собрать свой ветхий старушечий скарб, так чтобы его не увидела молодая и такая красивая дочь.
Тем же вечером дядя зайдет к соседу-председателю колхоза пожаловаться на неблагодарную, так и не обернувшуюся на его приглашение заезжать в гости родню. А председатель, видевший, как тот обращался в родней в течение долгих лет, поддакнет.
Но это потом, теперь же все дядино семейство, разинув рот, смотрело, как чернявый угрюмый зять с порога взял сухонькую, вытирающую дрожащей рукой слезы маму на руки и легко отнес в машину.
По темноте они добрались до пригорода Тобольска, там Костик пристроил Ольгу с матерью на ночевку в дом знакомого милиционера, который чем-то был ему обязан, а сам ушел спать в машину.
Только через год Ольга узнала, что ее дядю в ту ночь у самого дома задрал волк, да так, что обрывки кишок валялись по всему двору. Деревенские собаки почему-то в ту ночь молчали, а люди ничего не услышали.
Мама перед Константином робела, а еще она очень боялась показаться навязчивой или того хуже – обузой. Ольга, видя, как родная мать перед ней заискивает, не плакала только потому, что пришлось бы лить слезы все время. Сколько же пройдет, прежде чем мама поймет – теперь у них новая, хорошая жизнь. Ольга пока не могла ее в этом убедить, потому что сама еще не до конца поверила в выпавший шанс, зато она расчесывала маме волосы, как делала, когда у них еще были папа и свой дом, и рассказывала о Костике, не пугая его хвостатой тайной раньше времени. Пусть лучше мама думает, что чрезмерный аппетит, способность спать на голой земле и нечеловеческая выносливость – результат отменного здоровья и тренировок.
И все-таки Ольге показалось, что мама о чем-то догадывается – та вдруг вспомнила об игрушке-Волчке.
А дома тетя Нина вновь доказала, что достойна бесконечного Ольгиного уважения и любви. Она так приняла маму, так заговорила с ней, развлекла и отвлекла, что когда они вдвоем вышли из теть Нининой комнаты к ужину, приодетая, успокоенная мама уже не смотрела на всех затравленным зверьком. Ужин готовили Костик с малым Олегом, бОльший как всегда собирался вернуться только ночью. Ольгину мать очень удивило и то, что мужчины берут на себя часть домашних забот, и то, как сыновья и Костик безусловно послушны женской руке. Не чувствовавшая давления и угрозы мама, наконец, осмелилась расспросить будущего зятя о том, что имела право знать. Тот отвечал суховато и кратко, но мама, видимо благодаря тете Нине, уже знала, что такова его манера и потому не стеснялась задавать вопросы. Ольга слушала их обоих, смотрела, как в мамином взгляде проступает прежний, так горячо любимый ею человек, и никогда еще не была счастливее.
А в мутном сером предрассветном мареве ее, спавшую с мамой в одной постели, разбудил отправленный ночевать во двор Костик.
- Только что, - сказал он невесте, указывая на мирно спящую маму. И Ольга целую минуту не могла понять, что тихо, чисто улыбавшаяся, помолодевшая во сне мама уже не жива.
Будь она одна, Ольга не смогла бы ни принять, ни пережить эту потерю – ведь вместе с мамой ушло все, ради чего она жила. Но теперь у нее был Константин, ее Волчок.
После похорон, спустя две бессонных ночи в слезах Ольга, ночевавшая на веранде, чтобы не ложиться в постель, на которой умерла мама, вновь пригласила, хранящего вместе с ней траур Костика на свою раскладушку. Ей хотелось забыться.
Костик обнимал и возбужденно сопел ей в щеку, пока она щупала его через белье. А когда Ольга мимоходом погладила его по животу под майкой – ощутимо вздрогнул и начал лизаться. Ольга вспомнила о неприкосновенном у Волчка брюхе и задержалась там, утверждая свое право на его доверие.
- Ты не хочешь сейчас, - завел свою прежнюю песню Костик.
Ольга собралась шикнуть на него, но воевать с тем, кто так к ней ластился, стало совестно. Она ведь и правда не хотела, рассчитывала лишь на тот огрызок облегчения, который настигал ее, когда очередной любовник откатывался в сторону, и становилось понятно, что в ближайшее время повторение ей не грозит.
Приближалось полнолуние, и в падавшем на них серебристом свете Ольга видела, как рядом с ее плечом все крепче сжимается Константинов кулак, в то время как другая его рука тесно и бережно обнимала ее талию. Раскладушку потрясывало от того, как вздрагивал, встречающий прикосновения к животу Костик. И Ольга не сразу поняла, что ей самой нравится, когда ему так хорошо. По Тобольску она помнила, что у Костика гладкая безволосая грудь и щеки без следа щетины – он показался ей тогда совсем юным, теперь же она нащупывала жестковатые, пока редкие грудные завитки, чувствовала легкое покалывание пробивающейся бороды. Она специально отвлеклась от живота и погладила Костика по подбородку.
- Вылижу тебя, - предупредил несдержанно мерцающий зеленью глаз Константин и вдруг укусил ее за горло. Не укусил, разумеется, так только показалось в первый момент, но зубы его на своей коже Ольга почувствовала. Испугаться, впрочем, она не успела – по телу, явно стремясь книзу, заскользил горячий, очень мокрый язык, и на Ольгу вновь навалилось ужу знакомое ощущение томления, как после рюмки самогона, к которому она за последние пару лет пристрастилась. За свое пристрастие ей было стыдно и за то, как ее манила бутылка коньяка в буфете тети Нины – тоже, но все же не так стыдно как то, что собирался сделать Костик. Ольга шептала ему чтобы прекратил, отпихивала, однако из-за того томления делалось это недостаточно категорично. И Костик, жарко подышав ей между ног через ночнушку и трусики, не внял просьбам и разорвал на слабо сопротивляющейся невесте белье. Треск ткани среди стрекота сверчков и поскрипывания раскладушки показался Ольге оглушительным, и она громче зашикала на совершенно ошалевшего от ее запаха Константина.
И ничего не добилась.
«Пусть его, может у них и правда так принято», - понявшая через минуту, что сопротивление ничего не даст, Ольга перестала зажиматься и вторить свое «так нельзя!».
Когда язык Костика жадно и сыро скользнул там, где его невозможно было представить, Ольга все же дрогнула. Она и хотела бы привычно отвлечься, отвести мысль от того, что сейчас с ней творили, но ни богатая практика таких отвлечений, ни отсутствие каких-либо неприятных ощущений не помогли. Она каждый миг чувствовала движения лизавшего ее пока только снаружи языка, и жар, нагнанный стыдом начал сменяться другим, незнакомым ей жаром, таким, от которого срывалось дыхание и невыносимо хотелось сбежать.
Костик, заливший ей всю промежность слюной, сосредоточился на одном участке и снова и снова скользил по нему кончиком языка. И каждый раз Ольгу чуть ли не подбрасывало словно от электрического разряда. Она попыталась оттолкнуть его голову, отползти, но Костик крепко держал. Это была не совсем боль, не такая, которую Ольга привыкла терпеть, но по-своему невыносимая. В какой-то момент это ощущение захватило бившуюся уже не для того, чтобы освободиться Ольгу целиком, и ее выгнуло дугой от невозможно приятного спазма, она сжала Костикову голову ногами так сильно, как только могла, и снова и снова вздрагивала, ловила одну волну наслаждения за другой.
А потом на нее медленно накатило состояние полного физического и умственного расслабления, и Ольга, лениво прикрыв глаза, посматривала, как Костик вжимается лицом в нее, а пахом – в одеяло.
Зато потом, рассеивая негу брезгливой невесты, Константин размазал собранное в ладонь семя по ее животу. Это вместо того, чтобы тихо отмыться в бочке с дождевой водой!
Все ее возмущенные выпады Костик уверенно отражал своим «тебе это полезно» о маме при этом совершенно не думалось, потому Ольга заснула раздраженная, ослабевшая и без слез.
Утром Ольга не столько удивлялась открывшимся в ней самой тайникам женственности, сколько опасалась – не слышал ли кто те непристойные ночные звуки. Она как раз успокоилась к вечеру, решив, что никто ничего не заметил, когда зашла на кухню, чтобы помочь тете Нине с ужином, и застала ту в объятиях необычно рано вернувшегося Олега Петровича.
Ничего особенно предосудительного Ольга не увидела, однако на Олега Петровича за что-то разозлилась, о чем и сообщила Костику, когда они прогуливались перед сном.
- Трудно сдерживаться, если пахнет связкой и твоя подруга рядом, - ответил ей рассудительный Костик. – Поэтому нам нужен отдельный дом.
- Он что, не мог до спальни подождать? – Ольге так неприятна была мысль о том, что в той спальне сегодня произойдет, что она не услышала про их собственный с Константином дом.
- Ей нравится быть с ним, - после недолгого молчания сказал Костик.
- Это-то тут причем? – Ольга изо всех сил старалась не думать о настолько неприличных вещах.
- Ты на Вожака огрызаешься, потому что мама тебя научила бояться сношения, а это неправильно. Тетя Нина тебе расскажет как надо, ты послушай.
Он впервые со времени похорон упомянул ее маму да еще в таком неприглядном ключе – Ольга онемела на минуту от злости и даже забыла заплакать, как с ней в эти дни постоянно случалось.
- Она ничему такому не учила! – они и впрямь никогда не говорили с мамой об отношениях между мужчиной и женщиной.
- Она сама боялась, и ты это запомнила, - ее вспышка ничуть не задела Костика. А когда Ольга отняла у него свою ладонь и отвернулась прочь, он просто пошел рядом.
«Неправда, неправда все это», - отчаянно думалось прибавляющей шаг Ольге. – «Мама очень любила папу!» Родительская любовь и сейчас не вызывала у нее никаких сомнений, отца она потеряла рано и плохо его помнила, а вот то, что она часто зазывала маму спать к себе, шантажируя слезами и страхами, приобрело теперь неприятное толкование. Да. По какой-то причине она с детства не хотела оставлять маму папе, спасала ее от чего-то таким вот детским образом. И теперь тетю Нину она так же хотела бы «спасти».
- Олег говорил, что раньше у людей были такие обряды, чтобы детеныши учились правильно искать пару, а потом зачем-то их стали запугивать, превратили естественный акт в акт насилия. Теперь ваши женщины боятся, а мужчины не знают, как с ними обращаться.
- А вы, конечно же, знаете, - Ольга ни с кем прежде не могла позволить себе так язвить, показывать недовольство и несогласие, с Константином это вдруг оказалось просто и приносило ей необычайное удовлетворение. Даже если в итоге она часто оказывалась неправа.
- Знаем. И учим этому щенков, - Константин начал уверенно, но затем чуть стушевался. – И я научусь. Олег объяснил мне как надо, осталось только закрепить делом.
- Ты спрашивал у него, что делать в постели? – Ольга не хотела слышать ответ, она лишь до крайности удивилась, что Костик не постеснялся подойти с таким вопросом к постороннему, по сути, человеку. Хорошо, пусть не человеку, Вожаку.
- Да. Когда я жил в поселке, еще не знал, что встречу тебя и потому не ходил разнюхивать чужие связки, как это делали другие щенки. Но там бы я не узнал, что тебя нельзя кусать и нужно часто подолгу вылизывать.
Ольга разучилась краснеть после того, как однажды один из ее любовников привел с собой двух дружков. Теперь она снова вспомнила, каково это, когда от стыда горит все лицо.
Костик воспользовался ее замешательством, на ходу захватил ее безвольную руку и обернул вокруг своего локтя – увидел где-то, что так ходят пары.
После услышанного и увиденного она не собиралась пускать Костика на свою раскладушку. Но он походил вокруг, затем сел рядом, ожидая приглашения, а когда Ольга накрылась с головой, просунул под одеяло палец и погладил ее по носу, пощекотал шею.
Ольга не сдержалась, хихикнула от щекотки и в следующий миг уже зашикала на сунувшегося к ней лизаться жениха.
После того как Костик повторил свое нападение с вылизыванием, в этот раз без разрывания белья, вся мокрая от слюны, пота и их личных жидкостей Ольга уснула, даже не оправив ночнушку.
Утро встретило ее стыдом. То, что рядом с Костиком не получалось грустить о маме, а его ладонь согревала оголенные Ольгины ягодицы – ужасно стесняло, но все же не больше, чем то, что ночью ей не удалось быть тихой. Надо было скорее искать отдельный дом с толстыми стенами.
Костик, распознав, что она проснулась, начал тереться носом об ее щеку и горячо прижиматься снизу к ее ноге, несмотря на то, что уже рассвело. И самым неожиданным для Ольги стало то, что настойчивость и ненасытность жениха ей понравились.
Оставалось только подыскать дом, где они никого бы не тревожили.
Им предлагали прекрасную трехкомнатную квартиру в Москве, совсем недавно Ольга о таком и мечтать не могла! Она как девчонка бегала по пустым светлым комнатам новостройки и не понимала, почему Костик не испытывает того же восторга, отчего недовольно хмурится и часто выглядывает в окна. А вечером они объяснились, и Ольга все-таки уступила потребности Константина жить поближе к земле. Так квартира мечты превратилась в десять соток поселковой земли и гору стройматериалов, за которые Константин взялся со всей свойственной ему обстоятельностью. Он сделал все сам - от вместительного погреба до резного флюгера на крыше, лишь изредка обращаясь за помощью к собратьям. Когда Ольга захотела прийти и посмотреть, как он работает, оказалось, что в утепленном кирпичном с деревянной верандой доме уже пол лежит и есть окна.
Пока он занимался домом, их с Ольгой, стеснявшейся тетю Нину и Вожака, пригласили погостить Михаил с Катей. Заранее предупрежденная, что жить они будут у пары оборотней, Ольга оказалась не готова к тому, что увидела. Обаятельный красавец Михаил мог бы играть в кино, и по его героям вздыхали бы миллионы женщин. Ольга, например, от одной его улыбки ощутила слабость в коленях и только позже, благодаря тесному соседству, начала распознавать в Михаиле характерные оборотневые черты. Катя так же не была похожа на звероподобного монстра, но совсем по другой причине – больше всего она напоминала встрепанного, нервного воробья. Ей никак не давались те женские ухищрения, которым ее старалась научить тетя Нина, и только рядом с Михаилом она как будто напитывалась его красотой, становилась грациозной и интересной. Ольга смотрела на этих двоих и удивлялась причудам оборотневого супружества, впрочем, у них с Костиком окружающие тоже отмечали явное неравенство. Куда как проще было бы представить вместе двух красивых людей и отдельно – пару диковатых молчунов. Ольга подумала об этом в первый же час знакомства, когда пила чай, украдкой любовалась Михаилом и досадливо вздыхала на неукротимый аппетит Костика. Впрочем, Катя отнеслась к прожорливому гостю с пониманием и подкладывала добавку, пока в огромной кастрюле еще что-то оставалось.
А когда Константин поднялся, чтобы вымыть за собой посуду, Ольга ощутила секундное колебание – обменяла бы она то, что есть у нее теперь на красавца мужа? Может, и обменяла бы, будь у нее за плечами другое прошлое. Теперь же спокойствие и постоянство Костика – лучшая основа для ее жизни.
- Хотите еще чаю? – вдруг предложила молчавшая до этого момента Катя.
Позже Ольга узнает, что ее колебания и слабость к эффектным мужчинам не были секретом ни для одного из троих оборотней. Она узнает, что Костик в тот вечер не чувствовал вкуса пищи, ожидая ее решения, что Михаил тоже ждал и беспокоился, как бы дело не кончилось дракой. Обо всем этом, а так же о том, что на самом деле никогда не ревновала ее к своему партнеру, Ольге однажды запросто расскажет Катя.
Но это случится позже, а пока, оставаясь ночевать в чужом доме, Ольга вызвала у жениха первый и единственный за всю их совместную жизнь приступ ревности. Отчасти из-за него Костик и налег на строительство так, что стал среди поселковых местным образцом трудолюбия.
Новоселье они отпраздновали одновременно с регистрацией брака, и ради такого события собралась вся стая. Глядя, как Михаил с Катей воркуют над шашлыками, как тетя Нина таскает Костика по дому, выпытывая строительные секреты, как Олег Петрович за шахматами учит усидчивости рыжего здоровяка Толика, Ольга поняла, что у нее теперь действительно есть семья.
Сбоку, как всегда внезапно, раздался щелчок фотоаппарата Ильи, но Ольга не стала возмущаться, сегодня пусть снимает. На добрую долгую память.