"Место для чудовища"

[bistrick]

И... это предпоследний кусь)
Заминка связана с радостным для меня событием - стала собаковладельцем. И после всех постов о хасях это не хась)
Моя овчароподобная "Мышка" оказалась воплощенным микроПлюшкой. Подкаты и прожорливость - от Плюши, а черный цвет и самый вид летучей мыши - от Соло. Времени на фикопись почти не остается, но все же надеюсь вернуться в прежний темп.

Ольга, Костик, детеныши и появление Соло)

КУСЬ?

Маленький Костик, приложенный к груди, уверенно нашел сосок и сразу укусил мать. Ольга айкнула от боли, и внимательно наблюдавший Константин тут же сунулся на помощь, помассировал пальцем младенческую щечку, добираясь до десен. Неизвестно, откуда он знал, что надо делать, но это помогло – Костик ослабил хватку и занялся делом.
Первый день восстанавливающая силы Ольга провела в режиме сына, который каждые два часа просыпался у нее под боком, предупреждающе попискивал и опустошал обе груди. А затем как-то естественным образом повелось, что по ночам именно Константин вставал на детский зов, менял пеленки и подкладывал того, кого упорно называл «детенышем» к сонной матери.
Череда кормлений, сна и испачканных пеленок на поверку оказалась обыденной и быстро вошла в привычку, а ведь Ольге даже сквозь спокойствие и безмятежность беременности до последнего не верилось, что у них действительно будет ребенок. Теперь же она смотрела на него, слышала, трогала маленькие ручки и ножки, поддерживала головку, но все это как будто ее не убеждало. И только схожесть сына с Константином, его любовь кусаться и способность беспрерывно есть узнавались ею. Быть может, ей просто стоило больше времени проводить со своим новорожденным, пока несмышленым, но уже узнающим ее сыном? Стремясь пробудить в себе ту самую похвальную материнскую жертвенность и особенную, пока неизвестную ей любовь, Ольга попыталась подвинуть увлеченного отцовством Костика, но вскоре признала, что тот лучше справляется. На это даже тетя Нина, зачастившая в гости, обратила внимание. Ей-то Ольга и открыла свою постыдную тайну, в ответ на что получила совет - Константина от воспитания ребенка ни в коем случае не отстранять. Оказалось, материнская любовь – это вовсе не откровение, не внезапная вспышка слепого обожания и не истерики по поводу каждого детского чиха. Тетя Нина смогла успокоить сомневавшуюся в своей полноценности Ольгу в том числе и тем, что обратила ее внимание на поведение Константина. Тот был неизменно внимателен, часто улыбался и прикасался к ребенку, но явного родительского сумасшествия тоже не проявлял.
Ольга вздохнула с облегчением и позволила всему идти своим чередом.
Костик регулярно облизывал сына, и называл глупостью совет участкового педиатра не перекармливать ребенка. Несмотря на осеннюю прохладу, он выносил голенького малыша во двор и вместе с собой купал его в отстоявшейся воде. А однажды, когда по вечерам уже было ощутимо зябко, вернувшаяся с учебы Ольга застала такую картину: Костик, сидя на пороге, перебирал старое соседское радио, а рядом в густой Барбосовой шерсти спал его ничем не прикрытый детеныш.
Барбос – ничейный огромный лохматый пес, потомок не то сенбернара, не то волкодава, как-то отогнал от возвращающейся домой Ольги клюнувших на дорогие одежду и сумку хулиганов, а затем проводил ее. При виде Костика пес, конечно же, заскулил и, пятясь, сбежал, но Ольге, уже привыкшей к крупным зверям, он так понравился, что она упросила мужа взять собаку к себе. И менее чем через час Константин принес домой отловленного, обмочившегося от страха, покорившегося ему Барбоса. После он всячески поощрял собачью любовь и преданность хозяйке, маленького Костика пес тоже обожал и охотно служил ему игрушкой и нянькой.
Ольгу, наслушавшуюся страшных историй от сокурсниц с детьми, не раз подмывало забрать сына, запеленать, держать в тепле и подальше от дворового животного, но она сдерживалась и была вознаграждена за это отменно здоровым, быстро развивающимся ребенком.
По ее настойчивому требованию Константин не бросил университет, как собирался, а закончил курс и взял академический отпуск. Костик и раньше-то не видел для себя смысла в высшем образовании и учился только по настоянию Вожака и ради восторгов Ольги, впрочем, учился всегда на отлично.
В последний сессионный день Костик пришел с сыном, которого оказалось не с кем оставить. Профессора-экзаменаторы знали его как прилежного студента и готовы были на уступки ввиду тихо посапывающей, пока отец ждал очереди, причины. Но Константин настоял на том, чтобы тянуть билет и подробно ответил как по нему, так и на дополнительные вопросы.
Когда он сдавал третий предмет, младший Костик проснулся и пискнул, заинтересованный в пище и свежей пеленке. Константин прервал ответ, ласково ворча словно пес, поцеловал сыну личико. И Костик затих.
Знали бы экзаменаторы, которых умилила эта детско-родительская идиллия, сколько времени и сил потратила Ольга, чтобы убедить мужа, маскировать облизывания ребенка поцелуями хотя бы при посторонних. Хватало того, что участковый педиатр боялась их визитов и ни одна патронажная сестра не хотела к ним заходить.
Притом, что Костик очень неохотно оставлял сына без своего присмотра, Ольге не приходилось жаловаться на его невнимание. Едва тетя Нина и акушерка оставили их одних, Костик настоял на том, чтобы вылизать ее. Ольге стало неловко, словно впервые, ведь она чувствовала как там теперь широко и болезненно. Но Костик целую неделю приставал к ней исключительно с лечебной целью и не пытался возбудить, пока не убедился, что она к этому готова. А после Ольга сама уже вовсю прижималась к ложащемуся рядом с ней мужу. Ей не хотелось задумываться о причине такой похотливости. Может, дело было в том, что последний месяц они воздерживались, чтобы не тревожить живот, может в гормонах кормящей женщины, а может и в том, что Ольге требовалось доказательство того, что Костик не стал к ней равнодушен. А Костик определенно равнодушен не стал – ласкался и обнимал ее совсем как во время жениховства. После вылизывания и сношений Ольга хоть и чувствовала, но не просыпалась, когда Костик среди ночи осторожно слизывал с ее груди подтекающее молоко, а потом отправлялся в соседнюю комнату за проголодавшимся сыном. От чего ее избавляло это регулярное облизывание сосков, Ольга узнала, только поговорив с кормившими детей женщинами в очереди в поликлинике.

За всем этим Ольга оказалась не готова к тому, что свершившееся с ней чудо так скоро произойдет еще раз, но едва Костика стали прикармливать мясом, оказалось, что она снова беременна.
Второй малыш вел себя до рождения так же покладисто, как и его старший брат, но теперь Ольга с большей сознательностью любовалась этим.
После вторых родов Ольга снова с удовольствием «прислонилась» к уверенно управляющемуся с двумя детьми Константину. И чудо произошло в третий, а потом в четвертый раз.

- Четверых нам хватит, как думаешь? - игриво дразнила Ольга Костика в постели.
А через три дня он сообщил ей, что она снова беременна. Пятым.

- Нам стоит подумать о том, чтобы предохраняться, - заговорила она через год.
И снова в последний незащищенный раз Константин ухитрился ее осеменить.

- Я больше не хочу рожать! – как только прошел период восстановления после седьмых родов, заявила Костику Ольга.
- Почему? – искренне удивился отец выводка.
- Я все время либо беременная, либо вот-вот забеременею, это мешает работе!
На самом деле никакого довода против у Ольги не было. Благодаря Костиковой заботе, умеренности в пище и любви к долгим прогулкам Ольга сохраняла девичьи стройность и здоровье. На работе, в редакции многотиражной газеты ее настолько привыкли видеть с животом, что уже даже не шутили об уходе в декрет, знали, что и с этим ребенком тоже будет сидеть муж.
- Ну, если ты не хочешь…
На сбитого с толку, отлученного от постели, пока не научится пользоваться презервативами, Костика было жалко смотреть. И Ольга его пожалела, а затем только развела руками и усмехнулась, узнав, что ждет восьмого.

Орден «мать-героиня» Ольга получала будучи заметно беременной их с Костиком одиннадцатым детенышем.
На вручение награды в малый зал районной администрации они явились всей семьей с Катей и Михаилом в качестве подпасков для чересчур активных и любознательных Константиновичей.
Ольга стояла на сцене, выслушивала стандартные предваряющие награждение речи, ловила завистливые женские и восхищенные мужские взгляды – беременность ее ничуть не уродовала. Но чаще прочих она смотрела на Костика в окружении детей и старалась не рассмеяться, ведь орден стоило бы вручить не ей.

Столько лет прошло, а Константин как и прежде болезненно настораживался, если случалось вывести не доросших до школы детей за пределы двора. Благодаря этой его особенности воспитатели ближайшего детского сада были избавлены от наплыва погодок Волковых.
В поликлинике к ним в конце концов привыкли – детеныши как один отличались отменным здоровьем и нечасто требовали внимания. Разве что когда один из них на приеме съел градусник, а другой отгрыз пуговицу с докторского халата, но и тогда все обошлось благополучно. Кроме того в больницу с детьми всегда ходила Ольга, и при матери Константиновичи вели себя смирно.
А вот школа в полной мере испытала на себе все странности с элементами дикарского мышления и поведения, которые Константин прививал своим детенышам. Чернявые и каштаново-кудрявые в мать Волковы поочередно зачислялись в классы одних и тех же учителей, тех, кому удавалось найти к ним подход. Из-за мирного нрава и обостренного чувства справедливости Константиновичи регулярно во что-то влипали, буквально находили неприятности на пустом месте. Кроме того сказывался детский избыток энергии, требующей выхода. Им не хватало перемен и уроков физкультуры, чтобы устать, а из-за того, что дома они с весны по осень бегали по двору в одних трусах, школьная форма казалась им тяжелой и душной.
Несмотря на сложности социализации «детенышей» учителя относились к ним с пониманием, поэтому Ольга в школе бывала не чаще других родителей, а Костика вообще пригласили лишь раз и впредь не беспокоили.
Благодаря налаженной Константином системе покровительства и обоюдной ответственности, дети присматривали друг за другом и сами справлялись с уроками. Те, кто пока по возрасту в школу не ходил, насмотревшись на старших, слезали с отцовской шеи и тоже находили себе занятие рядом, заодно и учились.
На работе у Ольги считали, что она сумела загнать мужа под каблук и нередко ее этим поддразнивали. Ольга лениво отшучивалась и не объясняла, да и не смогла бы, если бы захотела объяснить распределение ролей в их семье. Увешанный детьми, прочно осевший дома на хозяйстве Костик ничуть не утратил присущей ему неброской мужественности. И дело было не в том, что каждое полнолуние минимум на одну ночь он уходил ночевать в лес. И не в том, что ездил в особые одиночные командировки, тогда как остальные его собратья работали преимущественно вместе. Да, в определенной степени Ольга стала командовать и заправлять в семейном быту, но она всегда чувствовала грань дозволенного, проведенную Костиком. Это же касалось и их супружеских отношений – Константин давал ей возможность выбеситься, показать характер, излить недовольство, а затем покорял и подчинял, чем и успокаивал.

Вручение ордена Героине удачно совпало с теть Нининым юбилеем и затишьем на фронте охоты Олеговых питомцев, так что общим решением стало отпраздновать эти два события «всей стаей». Отмечать собирались у Вожака, и Ольга пришла пораньше, чтобы помочь тете Нине, пока три многоопытных в охоте оборотня пытались укротить стайку младших школьников. Костик, надо сказать, был единственным, кто не особо радовался празднику, Ольге стоило значительных усилий уговорить его позволить пойти ей и хотя бы паре детишек. Хотя дети, конечно же, в итоге пришли все.
Причиной такой непокладистости Константина было то, что Илья собирался впервые ввести в стаю своего партнера. Они с американским вампиром с провоцирующим русскую фантазию именем Наполеон Соло жили вместе уже достаточно давно, и стая только-только притерпелась к этой необычной связке своего щенка.
Костик оказался прав, партнерство действительно пошло Курякину на пользу, и Зверь его стал серьезнее, уже не пасся в полнолуние под окнами, выпрашивая колбасу. Последние два года Илья и Соло даже жили в одном с Волковыми поселке, но Ольга все равно встречала только Илью и теперь немного волновалась, сможет ли сохранять спокойствие при виде вампира.

Она так сосредоточилась на этом ожидании, что когда открыла и придержала дверь калитки высокому, очень ухоженному брюнету с полными руками необходимых продуктов, лишь вежливо приподняла брови в ответ на его немое восхищение. Незнакомец в свою очередь и сам заслуживал не меньших восторгов, на которые прямо теперь не хватало времени. Ольга почему-то сразу решила, что брюнет – приятель Толика – тот собирался привести на смотрины Вожаку человека со службы, очень желающего попасть в их отдел.
Обилие мужских восхищения и робости, несмотря на ее заметное интересное положение, Ольгу не стесняло, так что она довольно скучающим тоном поинтересовалась у замершего брюнета, собирается ли он наконец войти.
- Только если вы пригласите, - с несколько излишней церемонностью прозвучало условие.
И Ольга, которая спешила обратно на кухню, с прохладцей, чтобы сразу определить дистанцию, на которой невозможны заигрывания, его пригласила.
У двери дома брюнет снова испросил разрешение войти, и Ольга, ругнув про себя записных красавцев с их себялюбием, пригласила снова.
И только когда вышедшая к ним тетя Нина изменилась в лице, до Ольги дошло, кого или даже что она впустила.
Они с тетей Ниной сразу подумали, вероятно, об одном и том же – что серебра в оборотневом доме не найти, и что их защитники вернутся не так уж и скоро, как им казалось.
Соло заметил или почуял их страх и, сгрузив продукты, выставил вперед ладони, не то успокаивая женщин, не то демонстрируя отсутствие когтей.
- Я, пожалуй, пойду.
Но у Ольги и тем более у тети Нины уже прошла первая волна ужаса, и ничто в Соло не пробуждало второй – приятная располагающая внешность, мягкие неторопливые манеры, баюкающий голос. Вампир оказался не так уж и страшен, как рассказывали их мохнатые супруги.
- Вы могли бы помочь нам с готовкой, Наполеон? – осторожно предложила тетя Нина, и Соло в ответ так радостно, согласно ей улыбнулся, что Ольга напрочь забыла о своей беременности и даже замужестве. Ей безумно захотелось, чтобы Соло обратил на нее внимание. Он же как назло ее сторонился, обращался преимущественно к тете Нине, а когда Ольга собралась придержать его за рукав рубашки, закатанный до локтя, Соло в момент оказался в другом углу кухни.
- Мадам Волкова. Ольга! – ее отчества он не знал и как будто считал неловким обращаться только по имени или фамилии. – Будьте благоразумны!
- Что такое? – Ольга бы обиделась, если бы в голосе избегающего ее вампира не слышалось настоящее отчаяние.
- Ваш муж будет очень… недоволен, - Соло постарался подобрать слова.
Тетя Нина согласно хмыкнула на это, не отрываясь от дел.
- Вы боитесь Костика? – с нарочитым удивлением, используя домашнее мужнино имя, поинтересовалась Ольга.
- У меня для этого есть все основания.
И это так было сказано, что женщины разом поверили, а Ольге даже стало немного совестно за то, что она невольно дразнит обоняние Костика, гоняясь за привлекательным вампиром.

Впрочем, этот стыд скоро уступил место новой волне любопытства, а во время беременности Ольге особенно сложно было сдерживаться. Соло хотелось… щупать. Необязательно за натягивающий ткань рубашки бицепс или за зад, хотя и то, и то так и просилось в руку. Соло хотелось не то гладить, не то мять. У Ольги уже было подобное сумасшествие и в прошлый раз ей хотелось гладить обратившегося в Зверя Илью. На счастье Курякина длилось это безобразие всего месяц, в течение которого его хотя бы раз в два дня настойчиво наглаживали, чесали и нюхали. Когда все прошло, довольная Ольга спокойно продолжила донашивать ребенка, а вот затисканный оборотень несколько дней жил в лесу, чтобы восстановить положенное ему физическое и психическое равновесие.
Ольга пока еще не представляла, каким образом ей удастся получить желаемое, кажется, даже с аленьким цветочком было бы проще. Но она уже отчетливо чувствовала, что скоро не сможет спать и есть, если Костик не достанет ей ручного вампира. Одного конкретного вампира.
Пока что поймать Соло ей не удавалось – тот оказался чересчур быстр и увертлив. Но Костик, это Ольге однажды по секрету от парней сказала Катя, не зря считался лучшим охотником в стае.