собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Пейринг Брендон Салливан\ Николас Гарриган
После событий "Стыда" и "Последнего короля". Режим Амина перенесен в наши дни.Страшно?)))
Предупреждения: энца, неадекват, нелогичность. Не бечено. 12.5 тыс слов
Комфорт Ника принадлежит Halloween, комфорт Брендона - tindu. Несколько определений потырены из Паланиковского "Удушья".
Один (это кусок из поста ниже, кое-как вычитанный) Брендон Салливан боялся всего двух вещей: червей и того, что на работе узнают о его тайной жизни.
Черви скользкие, изгибающиеся, кишащие снились ему в кошмарах. Они копошились в его постели, слепо, но упрямо подбираясь к Брендону, прижимаясь к нему своими склизкими, сильными телами. Он просыпался слишком поздно, всегда после того, как они добирались до его лица. Каждый раз Брендон мучительно решал во сне, что хуже: позволить им неуклонно обвивать себя или прикоснуться к отвратительным созданиям, чтобы оттолкнуть.
Бодрствование его тоже было отравлено.
Взрослый, дееспособный и обеспеченный мужчина, живущий в одном из крупнейших городов мира, может позволить себе практически все что угодно. Это заблуждение. Физической свободы иногда совершенно недостаточно. Вот у Брендона не так уж много социальных обязательств – он сын (открытки на Рождество, Пасху, день Матери), брат (ежедневный звонок от Сисси), служащий (офисная работа и заморочки босса). Он свободен в своих действиях насколько это доступно примерному гражданину Соединенных Штатов. Но сам Брендон чувствовал себя пойманным в капкан зверьком, жаль, отгрызть себе лапу ему не хватало смелости.
Этот мир всегда принадлежал и принадлежит крупным хищникам, которые берут, что хотят, не считаясь с мнением окружающих, и сжирают слабых. Социализация почти не повлияла на расстановку сил – кто был травоядным, им и остался. Кто ужинал окружающими, продолжает делать это, не снимая костюма от Хуго Босс. Даже если он клоун, фат, позер и ни одна адекватная женщина на него не польстится, он может тебя сожрать. Последнее – это о Дэвиде. Сегодня этот хмырь превзошел сам себя – гонял Салливана перед заказчиками как мальчишку, так что те даже прониклись сочувствием. А как выглядит «сочувствие» сытых (пока) хищников? Как не слишком явное презрение под купленной у дантистов и визажистов маской.
Брен никогда не был хищным, но до того, как он стал работать с Дэвидом, его никто так целенаправленно не «жрал».
Начиналось все более чем хорошо – два стажера из разных колледжей познакомились в приемной перед собеседованием. Брендона поразило радушие и легкость в общении, свойственные Дэвиду, поэтому он только обрадовался, когда их обоих приняли. Вскоре раздался первый «звонок». Несмотря на то, что они были одинаково бесправны в этой фирме, Дэвид ухитрялся смотаться «попить кофе» на полдня, а Брен должен был «прикрыть в случае чего» и, разумеется, помочь с делами. Когда Дэйв по пьяни впервые шутливо шлепнул приятеля, то получил в ответ дружеский тычок, опрокинувший его на асфальт. Оба всласть поизвинялись, и Брен забыл об этом. А потом Дэвида впервые повысили.
С тех пор так и повелось – Дэйв взлетал по карьерной лестнице и тащил за собой друга.
А о дружбе у него были несколько странные представления.
- Приятель, гульнем сегодня?
- Слушай, дружище, Джим заболел, не мог бы ты…
- Видел те буфера из бухгалтерии? Сегодня у нас двойное свидание. Не, не знаю, кто вторая.
Когда начальник шлепает подчиненного-мужчину, мужчина молчит. Уж поверьте!
- Ты не можешь вот так взять и бросить все чего мы добились! Это же мы! Бренд, не поступай так со мной!
Отгрызть себе лапу и уйти Брендон так и не смог.
Впрочем, была у Салливана одна радость – те женщины, которые считали, что слишком хороши для его любвеобильного босса, легко западали на него. Сколько раз он «мстил» ничего не подозревающему Дэйву – со счета бы сбился, если б считал. Мстил, пользуясь тем жалким преимуществом, которое ему, «травоядному» было дано.
Брендон прекрасно понимал, что Дэвид не со зла так опустил его сегодня перед партнерами из отдела продаж. Просто босс предпочитал, чтобы каждый знал свое место, а после истории с Сисси, их связала общая и очень личная тайна – такое трудно простить. Весь остаток дня Брен, старательно не замечая любопытные взгляды коллег (чертовы стеклянные стены), очень хотел быстрее свалить домой. С завтрашнего дня будет полегче – Дэйв уже месяц пытал его рассказами, как хорошо планирует отдохнуть на Мальдивах. Все ожидали, что на время командировки босса его место займет Салливан, но Дэвид со словами «оставляю в самых надежных руках» передал ключи от кабинета и пухлую пачку контрактов - Джинджер, работавшей с ними второй год.
Когда у тебя появляется свой угол, в который никто не суется – это ни с чем несравнимое ощущение. Здесь ты можешь позволить себе все, что не побеспокоит соседей. Брендон ценил и по-своему любил ту ограниченную свободу, которую предоставляет отдельная квартира. Поэтому прибирался всегда сам и ревниво относился к людям, переступавшим порог его дома. Даже те, кого он сам приглашал, даже те, кого легко было выгнать в любой момент - все они оказывались слишком близко, это раздражало. Лидировала в списке «раздражающих» Сисси. Сестра ухитрялась развести бардак даже на пустом месте и, даже отсутствуя, нарушала ту тишину и порядок, который он тщательно охранял. Брендон дышать не мог, пока она «гостила» у него. Умом понимал, что должен терпеть, но каждый раз безумно хотелось что-то выкинуть из квартиры, например, «винтажное» барахло, а лучше саму Сис.
Теперь прошло уже достаточно времени с того кошмарного утра, когда он обнаружил сестру в луже собственной крови на полу ванной. Шок больше не застилал видение ситуации. И Брен осознал ужасную истину – как бы он ни любил Сисси, без нее ему лучше. Потерять страшно, но терпеть ежевечерние телефонные жалобы и сплетни, дрожать при мысли, что она снова решит приехать – это пытка.
Однако кое-что сестра для него сделала – она заставила Брендона осознать его болезнь.
В положенном возрасте Салливан, как и большинство сверстников, ощутил потребность в сексе с женщиной, а спустя некоторое время понял, что женщины тоже не против. Нужно только играть по правилам. Вежливый и чистоплотный парень, через несколько лет - красивый и чуткий мужчина, его партнерши были довольны. Брен знал свои сильные стороны, набирался опыта и прислушивался к интуиции. А потом пришла Сисси и заявила, что он извращенец. В первый раз Брендон лишь посмеялся над этим. Во второй – разозлился. В последние два-три года он сам возвращался к мысли, что не видит для себя альтернативы череде одноразовых отношений. Это осознание доставляло некоторый дискомфорт, но не больше. Если бы не сестра, Брен и не задумался бы над тем, что даже Дэйв, изменяющий своей Доре чаще, чем приходит на работу, давно обзавелся семьей. Салливан не понимал, но интуитивно чувствовал, что многие встреченные им люди страшатся одиночества и готовы заполнить место рядом с собой кем и чем угодно. А он не ощущал этой потребности. Почти никогда. Но Сис уехала, только предварительно убедившись, что брат «лечится» в специальной группе психологической поддержки. «Человек может быть счастлив, только если он открыт миру». Что за бред?
Оказалось, таких несчастных много. Зависимых, как и он. А все что им могут предложить – это 12 шагов в борьбе с зависимостью.
Шаг первый. Осознать, что у тебя проблема, приятель.
Окей! Меня имеет в мозг и хребет мой босс и прилипала-сестра, а когда я кого-то имею, это становится проблемой. Ладно, согласен. У меня встает по пять раз в сутки и в этом моя проблема.
Шаг второй. Вспомнить, с чего все началось.
Когда начал платить проституткам за всю ночь?
Когда журналы и «приспособления» перестали помещаться в шкафу?
Или когда те самые «буфера из бухгалтерии», на которые положил глаз Дэйв, зашла в мужской туалет? Ее, кстати, звали Жаклин, как Кеннеди. Он и не думал об этом. Но она скользнула пальчиком ему за ремень, и все оказалось просто. Слишком просто.
Брена покачивало в безразличном ритме вагона метро вместе с остальными серыми личностями. В метро все становится серым, будто из-за осознания, что ты под землей мозг выключает краски солнечного спектра. Люди здесь носят немаркую одежду, реклама, наклеенная на стене вагона, смотрится как узкий неуместный кусок радости меж двух темных окон, люди как нигде больше напоминают человекомассу в бетонно-металлической упаковке. И даже личность, та самая, которая уникальна и совершенна в себе, становится серой. Это нехорошо, неправильно успокаивает. Ты в пути, ты в себе, ты невидим.
Брендон бесцельно разглядывал своих серых попутчиков – взгляду зацепиться не за что. Старый афро, по-видимому, бомж, прикорнул в углу, сорокалетняя усталая женщина с кучей пакетов, наверное, мать большого семейства. На ней слишком много тональника, а губы не накрашены – муж-козел. Почти напротив, мужчина в хорошем костюме, у Брена всего один такой – для особых случаев. Мужчина сидел, опираясь локтями на колени, низко опустив голову. У него оказалась красивая седина в неожиданно ярких для метро каштановых волосах, Салливан даже залюбовался. Некстати вспомнил, что скоро самому придется объяснять жеманному стилисту, что хочет «натуральный цвет». Мужчина, протяжно вздохнув, потер будто зябнущие ладони и поднял взгляд. Брендон вздрогнул удивленно – да он же почти мальчишка! И Боже, вот это глаза! Наверное, из-за разреза кажутся огромными и какими-то неземными. В таких сам побежишь топиться. Незнакомец смотрел на Салливана почти в упор без выражения, пустым безжизненным взглядом. Так словно никогда не моргнет. Поезд остановился, затем снова тронулся.
И парень все же моргнул, выпуская Брена из плена гипнотических глаз. А потом встал, буднично сунул подмышку узкий кожаный портфель, превращаясь в обычного пассажира вечернего метро, и подошел к дверям.
Брендон поднялся следом.
Шаг третий. Научитесь выделять момент, когда зависимость овладевает вами.
Сразу, когда видишь «объект». Возраст неважен, половой зрелости достаточно. Да. Он смотрит на ухоженную брюнетку мисс Томпсон из совета директоров и свою коллегу Джинджер – каждый их жест, линия губ, посадка головы, складки на костюме, легкая хромота из-за новых туфель – все притягивает взгляд и умоляет трахнуть сейчас же. Лиза с седьмого этажа его дома вчера купила свой первый лифчик и громко рассказывала об этом подружке. Он, ни на секунду не забывая, что Лиза – подросток, заставляет себя прекратить представлять ее мучения с застежкой. С мужчинами все немного по-другому, они часто вызывают обычную здоровую злость, вытесняющую влечение. Часто, но не всегда.
Если сравнивать его и прочие виды зависимости, то вырисовывается интересная ситуация. Салливан даже в шутку не может убеждать себя, что способен «бросить». Ведь это означает не только прекратить трахаться и мастурбировать, придется выключить все органы чувств и перестать думать. Он словно наркоман, который вдруг оказался обладателем целого вагона героина. Даже искать почти не приходится – просто не отказывайся от того, что само просит, чтобы его «употребили». Оно просит, зовет, манит. Иногда громко, явно, бесстыдно говорит, а бывает, тихо, невнятно шепчет. Но этот зов Брендон, как истинный поклонник, узнает всегда. Единственное, что от него требуется – поддерживать видимость «обычности», не выходить за рамки, демонстрировать интерес, а не потребность.
Эротоман, не желающий себя выдать, должен постоянно следить за тем, куда направлен его взгляд. И каков этот взгляд.
Парень с портфелем вышел на улицу, освещенную только тем, что могли позволить себе витрины магазинов, и быстро зашагал по тротуару. Брен всегда ходил скоро, но за этим живчиком еле поспевал. Раз квартал, два, он не смотрел по сторонам, сосредоточившись на спине идущего впереди шагах в пяти-семи незнакомца. Тот свернул в совсем уж темный проулок, Салливан, не раздумывая, последовал за ним.
И налетел на своего «гипнотизера».
- Что надо? – спросил тот глуховатым голосом.
Брен пожал плечами. А что, действительно, ему нужно? Поговорить, выпить вместе, просто стоять рядом и смотреть? Ведь не объяснишь же, что ему просто «надо».
Незнакомец втянул носом воздух, будто в Яблоке еще можно учуять что-то кроме духов и помойки.
- Трахаться хочешь, - почти без вопроса отметил он.
Брендон не смог ответить «нет».
Они шли так же: парень впереди на пару шагов, но теперь медленнее. Он ни разу не обернулся, только придержал дверь подъезда, чтобы Салливан успел за ним. Дом был старый и в не самом благополучном районе, судя по состоянию стен, тусклому освещению и тому, как пахло кошками. Два поворота ключа и они вошли в квартиру странного парня.
- Душ, туалет – там.
Брендон не сразу понял, что это ему, удивленный прямолинейностью, конкретностью, а, главное, спокойствием потенциального партнера. Тот не был похож ни на шлюху, ни на того, кто их снимает. И на пассива, которого припекло, тоже. Не то, чтобы Салливана волновали чужие мотивы, просто мешала какая-то неясная тревога.
- Я только сверху, - уточнил он, протискиваясь мимо хозяина квартиры в ванную.
Тот кивнул почти равнодушно.
Ориентируясь на единственный источник света, Брен прошел в комнату, служившую, по-видимому, спальней, отметил, что кровать для двоих будет узковата.
Парень перебирал какие-то бумажки и встал из-за рабочего стола, увидев его, снова кивнул и начал не торопясь, без всякой рисовки раздеваться. Подумалось, что он успел забыть за эти пару минут, что кого-то пригласил, что почти удивился Брендону в своем доме.
Молча сделать дело и убраться отсюда, спросив, где метро – вот, что следовало сделать Салливану. Но проклятая тревожность мешала сосредоточиться. Ничего, нужно только начать.
Есть особое, не совсем даже сексуальное удовольствие в том, чтобы стоять еще одетыми и тискаться, словно знакомясь. Не с каждой и не с каждым такое доступно, только с чем-то особенными партнерами.
Брендон подошел помочь, взялся за край брюк партнера, собирая ткань в кулак, усиливая натяжение в паху, и чуть наклонился – поцеловать. Просто прикоснуться, показать свою заинтересованность и расположение.
- Я не целуюсь.
Брен вместо губ ткнулся ему в висок, шумно выдохнул в волосы, подтягивая поближе, притираясь. Ничего, обойдемся.
- Ты как хочешь? – предоставил парню выбирать, ведь тот снизу.
А сам опустил ладонь ему на ягодицы, провел легко, чтобы было только ощущение согретой, облегающей тело ткани. Как это он раньше не обратил внимания? Еще провел, не удержался и сжал пальцы. Ничего, сейчас насмотрится в лучшем виде. Пора раздеваться.
- На четвереньках, презерватив не забудь.
И все же этот нецелующийся начал оттаивать: потерся задом об его ладонь, помог с пуговицами рубашки. «Ты у меня еще кричать будешь», - с неожиданным вдохновением подумал Салливан.
Вместо кровати – пол с расстеленным кое-как пледом, вместо смазки – крем для рук. А это чудо откинуло ногой свои трусы и встало в обещанную колено-локтевую. Если вы приводите партнера домой, то заслуживаете выполнения некоторых своих требований и капризов. Это очень важное правило.
Брен залюбовался на провокационно оттопыренную задницу, так что брюки и белье с трудом снял. Опустился рядом, провел ладонью от лопаток до копчика, балдея от гладкости и прекрасной формы. Встал на колени, прижался плотно сзади к парню. А от этой вседозволенности вообще крышу сносило.
Презерватив на пальцы, крема побольше. И…поздравляю, он или давно, или вообще никогда. Ну, не идиот ли, вот так свою девственную задницу подставлять?
- Давай сразу, - глухо прозвучало в плед.
Точно идиот.
- Британский патриотизм? Пять минут подождешь.
Получилось, конечно, дольше, хотя парень хорошо расслаблялся. Еще он периодически вякал, что готов. Спец хренов. Себе Брен мог и не подрачивать – хватало вида и ощущений на пальцах. А когда поиск простаты потерпел успех, и этот угрюмый молчун начал поскуливать и дергаться, Салливан напряженно завспоминал порядок файлов в картотеке.
Наконец, ему показалось, что хватит, быть может потому, что партнер вцеплялся до белеющих пальцев сильно уже не в свое, а в его бедро, не замечая этого.
Презерватив, крема побольше. Брендон не знал, что настолько терпелив. Медленно, очень медленно ввести и кулак сжать у основания. Чтоб не кончить от этой тесноты и вида того, как ходит под ним от тяжелого дыхания эта белокожая спина. Чтобы не войти на всю длину. Откуда в нем эта осторожность и остатки контроля, не позволяющие разжать пальцы или войти жестче?
«Особенный, особенный!», - с приятной болью застучало в висках, грозя соскользнуть на язык. «Какой же ты…», - ни одно определение из тех, так точно описывали его мужчин и женщин не подходило. - «Другой».
Парень необычно остро возбуждал. Аромат приятного, в иное время, парфюма потерялся в его собственном запахе: капелька холодного страха, согревающаяся над напряженными мышцами кожа, резкий привкус пота. Пота, который бывает только во время секса, пота, из-за которого хочется пробовать партнера – лизать, кусать, ставить засосы. Брен давно этого не делал – те, кто делил с ним секунды оргазма, требовали не оставлять следов. А этот… только вздрогнул, когда Салливан медленно, собирая вкус, провел языком вдоль его позвоночника и, чуть не всхлипывая, от удовольствия прикусил кожу у линии волос на шее. И не оторвался бы, если б чужие мышцы не сжали вдруг член. Нужно двигаться. Да.
Двигаться и смотреть, как из-за каждого твоего толчка по спине партнера проходит волна дрожи, как поочередно выступают позвонки, как в глубоком судорожном вдохе расходятся ребра. Жаль, что весь свет – это тусклый ночник. Но Брендон компенсировал себе вид – прикосновениями, и ему передавалась дрожь любовника.
Неторопливый ритм, угол… да, угол входа правильный – «Ах, о!» и попытки парня насадиться глубже, несмотря на ограничивающую ладонь, убедительно говорили об этом. Осталось только оказать небольшую любезность – подрочить партнеру, потом самому пару раз толкнуться порезче – и этого хватит. Но пальцы, сжимающие надплечье, никак не хотели слушаться, пришлось превратить скольжение к паху в череду ласк. Сейчас… Брен успел найти оскорбительное после всех его усилий состояние, затем его руку оттолкнули.
- Просто кончи сам.
Ты мудак Салливан. Всю сознательную жизнь только и делаешь, что ебешься, и хоть бы это научился делать хорошо.
- Как ты хочешь, я сделаю, - очень длинная фраза для того, кто на пороге идеального, великолепного «ничто».
А парень лег грудью на пол, прогнулся в пояснице и сжал его внутри сильно, раз, еще, и Брендон, не сдержавшись, мелко, часто задвигался. Тот сжал снова. Ничто.
Салливан безуспешно пытался отдышаться, лежа на спине, наблюдая, как партнер поднимает и расправляет свои боксеры. Он сейчас уйдет в душ. Они все уходят. Брен закрыл глаза - все уходят, не стоит ждать иного.
Он почувствовал даже не тепло, а скорее, ауру присутствия. Все уходят. А этот почему-то остался, сел рядом, взглянул быстро своими невозможными, повлажневшими от неведомых эмоций глазами и уставился в стену.
Правильно, сейчас Брендон – не самое привлекательное зрелище: Тощая, несмотря на часы, проведенные в спортзале, изломанная, выпотрошенная оргазмом оболочка. Отвратительная в своей натуральности нагота. За которыми нет ничего.
Он сидел неподвижно, боясь повернуться и спугнуть, по привычке, нервно отсчитывал десятки секунд, минуты. А ничего не происходило.
Голый, вспотевший Брен начинал мерзнуть, пора уже сделать что-нибудь.
«Отдавай столько же, сколько взял» - очень важное правило.
- Минет? – сиплым голосом, все еще не глядя на парня, предложил он. Ерунда, что весь опыт в этом с «рабочей», так сказать, стороны – два неудачных раза. Он постарается.
- Не нужно.
- А что нужно?
- Ничего.
- Зачем пригласил тогда? – Салливан наконец посмотрел на хозяина квартиры, ночника и пледа – выглядит как мальчишка, но вполне может оказаться, что они ровесники.
Тот пожал плечами да так и остался сидеть, обнимая свои колени. Его захотелось не то тормошить, не то греть, растирая ладонями гладкую кожу. Чтобы покраснела под руками, обжигала.
- Что-то же ты хотел? – Брен придвинулся чуть ближе, едва коснулся локтем.
- Забудь.
- Скажи.
- Ты не такой, - парень не брал на слабо, а только пояснял причину.
- Да, ладно, - Салливану было неожиданно легко спрашивать, он даже про холод забыл. – Вдруг именно такой.
- Будешь жестко трахать, пока я кричу и вырываюсь? – усмехнулся, глядя на удивленного Брена. – Не такой.
Парень ошибался – многие партнеры Брендона хотели «пожестче». Если человек попадался адекватный, то почему бы и нет? А вот если некто с гаденькой гримасой (общей на всех их лицах) начинал или начинала возбужденно описывать подробности «изнасилования» в виде разорванной одежды, говорить, где конкретно нужно оставить синяки, следовало быстро одеться и свалить.
Парень ошибался и все же был прав – именно с ним Салливан не хотел быть «таким».
Но если это – то, что нужно.
- Значит, второй заход?
Брен всегда терпеть не мог узкие коридоры и маленькие комнаты – они напоминали о родительском доме, где всегда было слишком много людей и мало места. Родители сдавали свободные комнаты постояльцам, приезжавшим на побережье. «За умеренную плату, завтрак включен в стоимость проживания» - так гласило объявление, на века впечатанное в дверь их дома и всего навсего на одну человеческую жизнь – в его память. Каково это – быть слугой в своем же доме, когда к долгу перед семьей накрепко привязан долг перед незнакомыми, часто неприятными тебе людьми. Но нужны были деньги, и его мнения никто не спрашивал. Салливаны слыли образцовыми родителями, а Брендон и Сесилия росли послушными «непроблемными» детьми. Они хорошо питались, прилично учились и без пререканий выполняли свои обязанности по дому. Это знали в школе, это видели постояльцы, которые (особенно пожилые пары) не переставали умиляться трудолюбивой ячейке общества, для демонстрации чего гоняли Брена за чаем по десять раз на дню. А тот знал – если милая дама начинает вещать о том, какая приятная у них семья, то из «чаевых» будут максимум конфеты. Потому что людям неудобно давать такую прозаическую награду, как деньги тем, кто, по их мнению, счастлив.
Мама любила повторять, что рецепт счастливой жизни заключается в трех видах любви: к родителям, детям и труду. Правда при этом она не объясняла, как именно должна воплощаться эта любовь, зато произносила много общих, картонно-бессмысленных фраз о святости детско-родительских и брачных уз. Получалось очень гладко и как будто понятно.
Но вот как раз счастья, связанного с семьей Брендон и не помнил. Зато никогда не забывал, как они нуждались. Экономия и бережливость на грани скупости были нормой для многих в их городке, но ему казалось, что в их доме особенно часто звучит фраза «мы не можем себе этого позволить». Однажды Брен случайно нашел родительскую заначку – копии банковских счетов за десять последних лет. Он, ожидая, что это – обман зрения, долго таращился на цифры. Спросить родителей, на что же они копили, он так и не смог. Но с видимым облегчением уехал в первый же колледж, где предложили стипендию.
Радость и ласка в их семье дозировались, как и пища, и чистое белье. Смеяться можно было только «приличным» смехом. Мама целовала Брена на ночь и, погладив по голове, напоминала о букете свежих полевых цветов, который должен оживить утро для гостей. Отец заговорил с сыном на «мужскую» тему, когда у них квартировала одна молодая особа. Лидия в перерывах между купаниями строила младшему Салливану глазки. А он пытался не краснеть, отчего краснел еще сильнее, ведь «леди» редко носила что-либо скромнее бикини. Отец, заметив это, решил провести с двенадцатилетним Бреном разъяснительную беседу. И опоздал буквально на три дня. В то время как он «пытался», мешая цитаты из учебника по физиологии с цитатами из Библии, сын еще ощущал на губах вкус, оставшийся от «практического занятия» с раскованной постоялицей. Лидия, очень довольная обслугой, оставила щедрые чаевые.
Брен всегда терпеть не мог узкие коридоры и маленькие комнаты, но не мог позволить себе квартиру попросторнее – доступный секс не дешев. А выбирая между хорошим метражом и любым сексом, он предпочитал последнее.
Вот и привело его это «последнее» в дом случайного попутчика из метро. Здесь тоже было тесновато – Салливан успел приложиться плечом и коленом, пока они добирались до кухни. Но вместо того, чтобы смотреть по сторонам, он пялился на почему-то желтые трусы странного парня, его быстрые ловкие манипуляции с кофе и отросшие каштановые волосы, которые, наверное, жутко щекотали едва тронутые загаром плечи.
Про объятия знакомый незнакомец не говорил, и вообще, они же оба заинтересованы в том, чтобы у Брена быстрее встал. Разве нет? Поэтому можно подойти сзади и положить лапы на обольстительно округлую даже в дурацком белье задницу, потыкаться носом, чуть прикусить облюбованное местечко на затылке. Можно фыркнуть насмешливо, когда не ожидавший «нападения» партнер расплескает кофе. Можно замирать на секунду, каждый раз, когда он задержит дыхание.
- Эй, - получилось только шепотом.
- Пошли в комнату, - пустым голосом попросил парень и, безразлично глядя на напиток, убегающий из турки, прислонился, оперся на него спиной.
- Еще рано, - Брен даже ради траха не хотел нарушать такой момент.
- Кофе все равно больше нет.
- Тогда, давай, чай разольем, - Салливану захотелось увидеть его улыбку, чтобы уголки нецелованного рта приподнялись. Ну, хоть немного.
- Чая тоже нет, - тихий вздох.
- Какой ты незапасливый, - получилось с хриплым пристоном, как комплимент самому откровенному, что можно найти в человеке.
Балдея от запаха, Брен сомкнул объятия, пожалуй, слишком плотно, может даже парня от пола оторвал и шарил бессмысленно по чужому телу ладонями, и прихватывал губами то пряди каштановых волос, то моментально покрасневшее ухо, то голое плечо. Контроля хватало только на то, чтобы не сжимать зубы. А этот не протестовал. Наоборот, подначивал, ерзая задом.
- В комнату.
На этот раз Брендон не собирался возражать.
Снова колючий плед в красно-зеленую клетку, лента резинок и крем.
- Можешь бить и кусать.
Салливан легко подсек его ноги, роняя на пол. Ощущение падения полное, то, что он при этом страхует, придерживая, почти не заметно. Навалиться сверху, давить на грудь – все пугаются, когда становится трудно дышать.
- Все что хочешь, только жестко.
«Все». Брен запустил пальцы в дразнившую его шевелюру, чувствительно дернул и, заглянув в просящие, отчаянные глаза, потянулся ближе. «Я не целуюсь». Со злостью прикусил подбородок парня, спустился на гортань, сильнее сжал чужие плечи – там точно останутся следы. Перевернул парня, подминая под себя, потянул, ухватившись за выступающие тазовые кости. Не удержался и погладил, пощипал быстро розовеющие, слишком гладкие для мужчины ягодицы. А когда парень что-то протестующее промычал в плед – размашисто шлепнул. Полюбовался, как проступает след от руки и хлестко ударил снова и снова, глядя, как тот вздрагивает от каждого шлепка. Надавил ладонью меж лопаток, прижимая того грудью к полу, быстро проверил готовность, походя размял все же слишком тугие мышцы. Медленно, как только мог себе позволить протолкнулся через узкое кольцо сфинктера и, наконец, двинулся. Получилось резковато.
Парень прикусывал кулак, вздрагивал и зажимался, но не просил перестать. Брендон чуть приостановился и потянул любовника за плечи - на себя, одновременно выпрямляясь. Тот поупиравшись послушался и сел, оказавшись на Брене верхом. Теперь его можно было поудобнее перехватить поперек груди, а свободной рукой…Что за черт? Что ж у тебя никак не встанет, а? Ничего, помогу. Едва Салливан обернул ладонь вокруг прекрасно легшего в нее члена.
- Нет, - сказал парень. И попытался отпихнуть руку помощи.
Но Брен сжал пальцы и одновременно вошел с большей силой. И тот охнув, вцепился в его запястья.
- Нет. Нет, - продолжал невнятно, словно в бреду, повторять парень, сопротивляясь накатывающим ощущениям, выдыхая в шею Брендона. И тому показалось так просто и естественно повернуть голову и поцеловать шепчущие протест губы. Парень задохнулся и попытался отодвинуться, но Брен, чуть приподняв его, двинулся сильнее и он открыл рот в безмолвном крике, позволяя целовать себя так глубоко, как хотелось партнеру. Салливан оторвался, когда от недостатка кислорода перед глазами заплясали круги. Продышался и снова наклонился за поцелуем, не переставая медленно, размеренно двигаться. Парень принял ласку. А на третий раз ответил, посасывая его язык. И Брен так увлекся, что если бы не навык, то забыл бы, что от него требуется продолжать трахать, его рука дрочившая партнеру то и дело сбивалась с ритма, пальцы подрагивали. Но парню и этого хватило, он вдруг разорвал поцелуй и сам насадился несколько раз. Помогая, Брендон скользнул пальцем по головке, задевая отверстие уретры, почувствовал в ладони знакомый рывок и пульсацию. Вот и все. Член стиснуло спастически сокращающимися мышцами. Ничто.
Парень весь осел в его объятиях, прижался потной спиной к груди, как прилип. И это было хорошо.
Успокаивалось дыхание, пульс перестал отдаваться в ушах, а они все сидели, не расцепляясь. Становилось холодно и липко, у Салливана затекли ноги. Парень глубоко вздохнул и отпустил его запястья.
Брен постарался осторожнее уложить его на плед, еще осторожнее извлек член, слушая тихое болезненное шипение, и лег рядом. Сил хватало только на надежду, что партнер не отодвинется или хотя бы не сразу уйдет. А тот опять удивил – подполз под бок, потерся щекой о его плечо и уснул на середине движения. Брендон, ошалело, сквозь собственную дрему смотрел на это чудо. Потом, демонстрируя способности к акробатике, навалил на них общую одежду, подушки и покрывало с дивана, загнул угол пледа. Последняя внятная мысль была о том, что он забыл выставить время на будильнике. Ну и, к черту.
Салливан всегда спал очень чутко, и все же парень почти успел выбраться из их спального кокона, когда он разлепил глаза. По закону социальной несправедливости, физиологического возмездия и химизма биолологических сред тело ломило, кожа чесалась, а запах напоминал о смертности всего сущего. Но первое, что понял, еще не проснувшийся Брен – вчера у него был охренительно красивый любовник. Красивый весь, целиком. Совершенный. Даже сейчас, когда он с трудом наклонялся за своими кошмарно желтыми трусами.
- Тебе на работу?
- Нет.
- Тогда может… - Брендон и сам понимал, что они оба не в лучшей форме, но просто так отпустить именно этого одноразового партнера он не мог.
- Это ничего не значит. Мы трахнулись, а теперь тебе пора уходить, - парень даже не посмотрел на него.
- Завтрак?
- Тебе пора. – И вышел в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
ВдвоемПрелесть одноразовых отношений именно в их неповторимости. Взаимоприятная ошибка, оставляющая простор для фантазии и сама порождаемая ею.
Брендон опоздал на работу, но Джинджер, рассчитывавшая на его помощь, была последней, кто сделал бы замечание. День прошел тихо и быстро. По пути домой Салливан зашел в супермаркет, накидал в тележку неизменный уже много лет набор продуктов и уже направлялся к кассе, когда вдруг зацепился взглядом за яркую надпись «Чай крупнолистовой». Самая рядовая реклама: мужчина и женщина, приятной для среднестатистического глаза внешности, подносят к губам пустые чашки и улыбаются. «Чай». Брену вспомнилось биение чужого сердца у него на груди и безразличный шепот «Чая тоже нет». Стало чертовски жаль того парня и почему-то себя. Через несколько минут он быстро шел к метро с небольшим пакетом подмышкой: чай и какое-то печенье. Нагруженная тележка так и осталась стоять около стеллажей.
Расстояние от станции до знакомого теперь дома Брендон почти пробежал, и чем ближе он становился, тем тревожнее ему было. Ну, что такого страшного может случиться? Ну, пошлет его этот незнакомый, в общем-то, парень, даст в морду или вызовет полицию? Какие мелочи. Звонка не оказалось, и он постучал. Подождал ровно десять секунд, прислушиваясь, и снова постучал. Еще подождал и, уже не переставая, все сильнее заколотил в поцарапанную, грязноватую, деревянную дверь с болтающимся на одном болте номером «13». Салливан гнал от себя мысли, что нарушает сейчас не только свои «правила», но и закон, что будь он сам на месте случайного партнера, давно бы вызвал копов. Хуже всего оказалась мысль, что его незнакомца здесь просто нет. Съехал, нет дома или вообще никогда тут не жил.
Дверь распахнулась.
Брендон вздохнул с непонятным самому облегчением. Здесь.
- Что? – парень был очень бледен, глаза лихорадочно блестели.
Хотел бы Салливан знать, от чего оторвал его. Возможно… Но нет, на нем тот же самый костюм с галстуком под горло, а никто не трахается в таком виде – это просто неудобно.
- Я тебе чая принес.
- Зачем? – устало спросил парень, не глядя на протянутый пакет.
- Просто так. Ты сказал, что у тебя нет, и я принес.
- Зачем ты пришел?
Это тот самый вопрос, когда либо пан, либо пропал.
- Хотел тебя увидеть, - и Салливан нарушил очередное правило «никогда не говорить первое, что приходит в голову». И точно не говорить, если оно так банально произносится. Но ведь дело не в словах, и парень понял это. Он напряженно выдохнул, прислонился к косяку.
- Я не собираюсь сегодня трахаться.
- Можем просто выпить вместе. Или сходить куда-нибудь, - к черту правила, пусть, но до чего же обыденными и опошленными словами приходится произносить то, что должно звучать совсем по-иному!
- Я не могу, извини, - незнакомец сделал шаг назад и попытался закрыть дверь.
Брендон придержал ее, не понимая, откуда в нем эта настойчивость.
- Пожалуйста. Только поговорить.
Парень покачал головой, но пустил. На кухню они прошли, молча, хозяин поставил чайник на электрическую плитку и обернулся в ожидании.
- Я понимаю, как дико и глупо это звучит, но ты мне нравишься, - Брен не просто нарушил правила поведения с партнером по сексу, он размазал и надругался над этими правилами. – В прошлый раз нам обоим было хорошо, и если ты захочешь… иногда. Словом, мы могли бы встречаться время от времени, что скажешь?
Парень удивленно уставился на него и потряс головой.
- Ты предлагаешь мне…это просто смешно! Хотя нет, не смешно. Мы даже имени друг друга не знаем. И я не педик.
- Я Брендон, - он протянул руку, подождал немного и опустил.
- Брендон, - парень явно не ожидал такого поворота и не представлял, что делать дальше. – Послушай, ты же женат, наверное… есть дружок…зачем? Что тебе нужно, ведь я даже… - он запинался через слово и в недоумении разводил руками.
Может от его вида – тот съежился и нахохлился, словно удивленный воробьишка, Брен осмелел и подошел, ожидая, что оттолкнут, обнял и, не выдержав, уткнулся носом в макушку. Он, что скучал? По этому запаху, этому телу под руками, по странному парню? На вдохе сердце сладко замерло. Скучал. Возникла совсем уж нелепая мысль, что здорово вот так стоять, даже едва касаясь, просто дышать рядом.
Парень вдруг дернулся.
- Что?
- Чайник, - и повернулся в кольце его рук к плите, открывая вид на задницу, оказавшуюся для Салливана ценнее его правил.
Брен в который раз с этим человеком потерял терпение и прижал к столешнице, запустил ладони, горевшие от желания прикоснуться, ему под пиджак и рубашку. Сколько ж одежды! А парень вдруг будто осел в его руках.
- Что?
- Ничего.
- Ты не хочешь так?
- Мне все равно, - пробормотал незнакомец тем безразличным тоном, который Брендон уже ненавидел. Потому что знал, тот может говорить по-другому: ярко, срываясь, эмоционально и не находя слов. – Делай, как тебе нравится.
- Я хочу делать так, как нравится тебе.
- Шел бы ты домой, Брендон.
- Нет.
- Я хочу, чтобы ты ушел.
- Нет.
- Я вызову полицию, - уже с легкой нотой удивления предложил парень.
- Эй, я возьму тебя в заложники и буду отстреливаться до последнего патрона.
- Готов поспорить, что ты даже оружие никогда в руках не держал, - а вот и насмешка проступила.
- На что спорим?
- На желание, - пока человек азартен, он более чем жив.
- Хорошо. Мне было десять, и дядя давал подержать свое охотничье ружье. Вот так. А теперь, скажи, как тебя зовут.
- Нечестно!
- А на войне и в любви все средства…
Парень вздрогнул и высвободился. Сделал пару шагов и замер, словно в ступор впал.
Салливану не оставалось ничего кроме как снова самому подойти. Похоже на танец, вот партнер отступил, и Брендон должен сделать ответное зеркальное движение. Тогда получится, что они что-то делают вместе – тоже правило. Но сейчас не обычная игра в недотрогу, по-хорошему, ему надо было просто уйти и оставить этого странного наедине со своими странностями.
- Ты так и не назвался, - Брен накрутил на палец каштановую прядь, мимолетно погладил кусочек кожи над воротом рубашки.
- Ник, - парень дернул плечом и обернулся. Усталый, безразличный. – Николас Гарриган. Что еще хочешь узнать?
- Что ты сам захочешь рассказать, - Брендона словно притягивало к нему, поэтому просить оказалось легко и не стыдно. Он просил. – Что угодно.
Определенно, надо было уйти. Но теперь поздно.
Парень по имени Ник взглянул на него с какой-то напряженной подозрительностью. И это была замечательная подозрительность. Та самая, с которой Николас сделал шаг навстречу. С сомнением и осторожностью облизал его губы. С недоверием пихнул Брендона в плечо, когда тот добрался до его глотки.
Они сосались с энтузиазмом подростков, сталкиваясь зубами и носами от излишнего усердия. Брен оторвался только чтобы отдышаться и полюбоваться на партнера, который с удивлением, еще не веря, тронул собственные губы. Красив. Салливан подвинулся ближе и быстро несколько раз чмокнул его. Получилось забавно. Потерся носом об его нос и снова быстро, не давая возможности ответить, целовал и отстранялся недалеко. Стоило прерваться, и Ник сам потянулся вслед. Этот поцелуй уже не был ни спешным, ни забавным. Он обещал. И Брендон приобнял партнера плотнее, опустил ладони на его задницу, стиснул и чуть раздвинул половинки. А Николас вдруг замер, расслабился, опять стал покорно-равнодушным. Невыносимо-безразличным.
- Что не так?
- Я должен кое-что сделать сегодня, - но отстраняться на этот раз не стал.
- Я не буду мешать, - Салливан понял, что готов ждать. По-настоящему ждать. Притом, что на продолжение в постели пока рассчитывать не приходилось.
- Ты уже помешал. – И Ник, протянув руку над его плечом, достал две чашки.
У Брендона было несколько адресов, куда можно заглянуть в случае необходимости. Но Ник не стал «адресом», более того, при нем даже «необходимость», потребность, терзавшая Салливана 24\7, смотрелась иначе. Танец, помните? Как и обычно вставало от вида, запаха, прикосновений, но кто-то из двоих должен был стать понимающим и заботливым, просто для того, чтобы танец продолжался.
После того, как они просидели всю ночь, попивая быстро остывающий чай, и едва переговариваясь, Брен думал, что не придет туда больше. А вечером следующего дня Николас открыл ему дверь, едва костяшки коснулись дерева в третий раз.
Брендон пропустил занятие в группе онанирующих свои зависимости. Можно было, конечно, и дальше обманывать себя, приходить в тускло освещенный зал, садиться в неудобное кресло и слушать, как несчастные люди пытаются отторгнуть то, что хоть какое-то время приносило им радость. Можно было разглядывать этих «грызунов», «травоядных» и «насекомых», которые говорили, что от утренней пробежки получают столько же удовольствия, что и от выкуренной сигареты. Или инъекции. Попробовали бы они отказаться от минета. Или жаркого, покорного тела под руками. Брендон мог бы продолжать ходить на эти встречи, выполняя дома задание, исписывать листок за листком в попытках убедить себя, что болен. Пробовать снова и снова, ведь знание категорически не хотело сходиться с пониманием. Возможно по той же причине, по которой он так и не сумел убедительно описать, как требовалось то ли на пятом, то ли на седьмом «шаге», свое будущее «без болезни».
Брендон мог бы с упорством этим, неизвестно кому нужным, «лечением», но теперь его вечера были заняты Николасом.
Салливан заходил домой только переодеться, все остальное время предпочитая проводить у любовника. Как-то само сложилось, что он занялся готовкой – обычно внимательный и собранный Ник, едва мог заварить чай, а все остальное, словно проклятое, становилось в его руках несъедобным. Брендон втихую был благодарен этой особенности – ему нравилось самому готовить, а затем смотреть, как тот ест, пытаясь не показать, насколько доволен. Особенно Брену нравился момент, когда Ник, думая, что он не видит, вылизывал тарелку или косился на остатки ужина. Это было смешно ровно до того дня, пока Брендон не задумался, почему в холодильнике лежит только то, что приносит он?
- Кто ты по профессии?
Николас пробормотал что-то неразборчиво. Потом вздохнул, убедился, что ответа все еще ждут.
- Я врач. Сейчас не работаю.
- Почему?
- Срок лицензии истек.
- Ну, значит нужно восстановить, так?
- Да, я скоро займусь этим.
И в самом деле, «скоро» Николас отправился на свое первое дежурство. Вернулся усталый настолько, что даже есть не стал и едва не заснул прямо под Бреном. Тот несколько по-другому представлял врачебную деятельность. В любом случае, помочь Брендон не мог, поэтому решил хотя бы не мешать. А однажды утром вместе с газетой пришло какое-то извещение из клиники, так он и узнал, что Ник устроился туда санитаром. Салливан никогда не считал, что есть «грязная» работа, благо самому приходилось мыть и посуду, и унитазы за квартировавшими у его родителей людьми. Но в Гарригане имелось что-то такое, из-за чего его невозможно было представить со шваброй и суднами, что-то, что прочно застревает в мальчиках, получивших классическое воспитание, юношах, закончивших престижный университет с отличием. А еще Николас был горд, как сто шотландцев.
Время после ужина и перед постелью весьма благоприятно для разговора.
- Как твоя новая работа? Расскажи что-нибудь.
- Нормально, - Ник отвернулся и отошел с чашкой к окну. – Медицинская тайна, понимаешь ли.
- Ну, - Брену вдруг показалось оскорбительным это фальшивое «незнание». Зачем делать вид, что все в порядке? – Скажи, что тебе нужно для получения лицензии.
Гарриган вздрогнул, но не обернулся.
- Николас, не заставляй меня произносить то, на что ты наверняка обидишься.
- У меня есть работа, - Ник посмотрел жалобным, умоляющим не продолжать взглядом. – Остальное тебя не касается.
- Это мне решать. Ответь. – Салливан редко чувствовал себя настолько сильным и готовым защищать. Приятное, надо сказать, ощущение. Чтобы закрепить он подошел к любовнику, забрал из его рук накренившуюся чашку, обнял, понимая, что все делает правильно.
- Через шесть недель будет переаттестация, я успею подготовиться.
- Ты после своих смен даже до душа еле доползаешь.
- Никто не обещал, что будет легко! – прозвучало, как боевой клич. Клич обессилевшего, не верящего в удачу шотландца.
- Я обещаю. Увольняйся и готовься к своим экзаменам.
Николасу нравилось принимать почти что поклонение Брендона, смотреть, как тому сносит крышу от его нечастых ласк. Ник позволял делать с собой все, что Брен мог придумать, и не волновался – тот никогда не был излишне груб, даже, когда его об этом просили. Единственное, в чем Гарриган отказался даже идти на компромисс была поза. Только сзади. Об остальном можно было договориться: свет оставался включенным через день, оральный секс чередовался с дрочкой. Ник предпочитал работать рукой.
Брендон много времени потратил, исследуя тело любовника, но к любой стимуляции, кроме члена, разумеется, тот оставался равнодушен. Хотя и позволял массировать, гладить, целовать и кусать все от кожи головы до пальцев на ногах и свода стопы. Его соски упорный Брен истерзал до крови, шея и копчик были сплошь покрыты засосами – ничего. Николас был безразличен к любой прелюдии, хотя никогда не торопил партнера.
Несмотря на это Салливан раз за разом начинал с поцелуев и ласк, искал, разочаровывался, а на следующую ночь все повторялось.
Однажды после минета он отдыхал, лежа на животе Ника и чтобы заняться чем-нибудь покусывал незагорелую кожу, играл языком с короткими волосками, когда Николас вдруг втянул воздух сквозь зубы и притянул его голову ближе. Брен снова лизнул краешек его пупка, чуть прикусил и оттянул кожу. Ответом стал стон, который тихий Ник ни разу не издавал, даже кончая. Один взгляд глаза-в глаза, и Брендон больше не отрывался от найденного местечка, пока любовник еще мог стонать.
Ночи стали проходить приятнее.
Николас настаивал, чтобы они спали в разных комнатах. Салливан шутил насчет тайн будуара благородной дамы, просил и нагло пытался просто остаться рядом. Но это стало их правилом. Если оставался Брен – уходил Ник. В чем причина стало ясно, когда однажды Брендон отчего-то долго не мог заснуть. Он услышал тихие задушенные всхлипывания и хрип, умоляющее бормотание, прервавшееся болезненным стоном. Кошмары.
- Проснись! Ник, это я, все в порядке, ты в порядке. Все, уже все, - он тормошил дрожащего, плачущего, застрявшего в мучительном сне Гарригана.
- Не надо! Нет! – тот в панике бил, не глядя, пытался оттолкнуть, кричал отчаянно и дико.
Так кричал, что хотелось бежать оттуда, зажимая уши.
- Николас! Никки! – Брен все же притиснул его, брыкающегося, к себе, не дал вырваться, стерпел хаотичные удары. – Ты в безопасности. Спокойнее. Дыши, давай, просто глубоко дыши.
А тот действительно задыхался, судорожно хватал воздух открытым ртом, от чего становилось только хуже. Что такое гипервентиляция Салливан знал – экспериментировал одно время с удушением. Ник бессмысленно смотрел перед собой, больше не дрался – наоборот вцепился в Брена, как утопающий, и по-рыбьи пытался наглотаться воздуха. Универсальное средство при панике и истерике – пощечина. Помогает, кстати, не всегда. Брендон вгляделся в искаженное ужасом лицо и прижался к чужим губам, отвлекая, принуждая реже вдыхать, делясь своей углекислотой, которая сейчас была Нику полезнее атмосферного воздуха.
А пощечину он кому-нибудь другому отвесит.
Гарригана трясло, и едва дыхание начало успокаиваться, как в поцелуе появилась горечь слез. Брен чуть отодвинулся, чтобы шепнуть, все так же касаясь чужого лица, про безопасность, спокойствие, но Николас так беспомощно, с таким облегчением уткнулся ему в шею, что слова потерялись. Да и не нужны они сейчас.
- Я разбудил тебя, - в дрожащем, приглушенном голосе Ника не слышалось раскаяния. Он почти лежал на Салливане, которому пришлось отклониться назад, обоим было неудобно, но двинуться никто не решался.
Слов у Брендона по-прежнему не было, вернее их было слишком много.
- Прости. Напугал, наверное, – безэмоциональная констатация факта. Николас поерзал в кольце его рук.
Несколько секунд спустя.
- Давай спать?
Брендон разжал уже онемевшие от напряжения руки.
- Не расскажешь?
- Нет.
Николас настаивал, чтобы они спали в разных комнатах. И даже угрожал отказать Брену от дома. Так и сказал, используя старое, отдающее затхлым аристократизмом выражение. Не «выгоню», не «пошел ты», а именно «откажу от дома», будто в темной прихожей на коробке из-под обуви сидит камердинер во фраке и просит посетителей класть визитки на серебряный поднос.
Ник не учел одного - рядом с ним Салливан переставал следовать правилам. И некоторым законам тоже.
Брендон, без зазрения совести, пользуясь физическим преимуществом, оттащил возмущенного, все еще дрожащего от последствий шока любовника в соседнюю комнату с единственной дверью и той самой узкой кроватью. И пока Николас срывающимся голосом объявлял, что «с него хватит», придвинул к двери комод.
Брен всегда выяснял, что хотят его партнеры, где предел. И никогда никого ни к чему не принуждал – склад характера позволял разве что сыграть это сколько-нибудь убедительно, при проявлении ответной агрессии Брендон терялся. Потому что не знал, имеет ли право, боялся переступить грань дозволенного и законного. С Ником все было не так. С ним он откуда-то чувствовал, что тот позволяет или ему казалось, что чувствует, но уверенность в правильности была четко ощутима.
Вот и сейчас Гарриган гневался только до четвертого поцелуя, а следующий начал сам. С той ночи Брен приходил ночевать в их общую постель и то, что она была узковата, стало только плюсом – Николас спал, прижимаясь вплотную.
Черви больше не снились Брендону, караулившему чужие кошмары.
-…Да, наверное, в этом все дело… - была у Ника такая привычка – произносить вслух ни с того ни с сего обрывки мыслей. Брену до такой привычки не хватило или одиночества, или мыслей.
- В чем? – покладисто спросил Салливан, открывший для себя прелести попыток заснуть вместе.
Когда объект желания часто и подолгу находится рядом - развивается привыкание. Ты заранее знаешь реакцию партнера, слова, которые он произнесет и отмазки, которые использует, и становится скучно. Брендон всегда так считал и неоднократно убеждался на опыте, что ему хватает двух-трех свиданий, чтобы не ждать уже ничего нового. Но Гарриган и тут удивил, несмотря на кажущуюся ясность и простоту, он оставался настолько «в себе», что даже предсказуемость выглядела по-другому. Брен с трудом засыпал рядом с теплым, ерзающим, иногда пихающимся любовником, но променять эту тесноту и лезущие в нос лохмы Ника на одинокий диван и не думал. Первое время к обычным проблемам ограниченного кроватного пространства примешивалась еще одна – даже уставший, не отдышавшийся после предыдущего раза Брендон не мог оставаться равнодушным к телу партнера и долго тискал, хотя и понимал, что им обоим «хватит». А Николас никогда не говорил «нет», даже если явно стоило сказать, поэтому Салливану самому приходилось определять меру. Впервые у него был партнер, согласный абсолютно на все – неосуществимая, казалось, мечта. Но именно с ним и захотелось говорить, искать компромисс, идти на уступки, баловать. И первое, что подсказал здравый смысл, было пощадить того, кто сам себя не щадил. Осознание ответственности сделало то, с чем не справились ранее усилия воли – сократилось количество «актов». Постепенно все существо Брена настроилось на однократный вечерний секс, который стоило ждать, и оказалось, что привычка – не всегда плохо. А если ночью вдруг снова появлялась та голодная потребность, Брендон осторожно, чтобы не разбудить любовника, приспускал обоим трусы, обнажая как можно больше кожи, прижимался еще чуть плотнее и чувствовал – отпускает. С Николасом даже безусловно возбуждающие действия приносили странное успокоение.
Оказалось, за желанием «быть в нем» иногда скрывается неутоленное «быть с ним».
- Я думал о том, почему вдруг согласился однажды и продолжаю спать с тобой? Меня же всегда только женщины интересовали и вдруг – ты.
Внезапные рассуждения на тему «почему я делаю, то, что делаю» - это просто рассуждения.
- Знаешь, я ведь даже с простатой никогда не баловался, - Ник смотрел куда-то в стену и механически прихватывал пальцами редкую бренову шерсть на груди.
Просто рассуждения.
- И уж тем более не предполагал, что это может случиться с кем-то вроде тебя.
Нужно ответить. Сказать. Предложить. Быстрее!
- Ты хочешь попробовать что-то другое? – у Салливана вдруг пересохло во рту. К черту, зачем ходить вокруг. – Хочешь быть сверху?
Николас оторвался от чего-то интересного на стене, подтянулся, чтобы их глаза оказались на одном уровне и вопросительно поднял бровь. По-видимому, это был его «коронный» взгляд, но Брендон наблюдал такое впервые.
- А ты бы согласился? Быть снизу, – и Ник улыбнулся сладко, искушающе, хитро, распахнул шире заблестевшие глаза.
- Да. – Было что-то болезненно-приятное в том, чтобы окупить чужое удовольствие своим стыдом.
- Правда? – Гарриган закинул ногу ему на бедро, требовательно обнял за шею.
- Да.
- Скажи еще раз, - попросил Николас в самые его губы, и лукавый взгляд стал очень серьезным.
- Да, я бы лег под тебя, - Брен слабо понимал, что говорит, он как кролик таращился в гипнотические глаза.
Ник отстранился и сел.
Что не так?!
- А я знал, что согласился бы. – Гарриган с гордостью, забавно смотревшейся на его довольной физиономии, прищурился на Брендона. Затем вдруг быстро, но мягко весь переместился к нему близко-близко. – Вот в чем все дело – ты бы согласился, а мне достаточно просто знать, догадываться об этом и больше ничего.
- Ты сейчас хочешь? – Брен запутался и с трудом понимал, что тот имеет в виду.
- Нет, то есть хочу, но другое. Я, видишь ли, ужасно ленив. – И хитро улыбаясь, положил ладонь Брена себе на ягодицы.
«…еще не доказана эффективность при данной патологии».
Доктор Гарриган зачем-то подчекнул карандашом последнюю фразу. На «при» пишущее средство жалобно хрустнуло, и отломок грифеля закатился меж страниц.
- Ай! Ты обещал, что дашь мне дочитать!
Объект его возмущения оторвался от своего занятия и с удовлетворением оглядел украшающую докторские ягодицы гирлянду засосов. Одного не хватало. И он, наклонившись, выбрал место кончиком языка и снова присосался.
- Между прочим, сверху – это тоже я! И я зол! – старательно хмурясь и пытаясь обернуться, воззвал Ник.
- Да-да я слышу, - рассеянно ответили, дыхнув на голую, горячую от поцелуев кожу.
Брендон и правда обещал, но как удержаться и не куснуть разок, когда любовник лежит в одной только задранной до плеч рубашке, оттопырив попу? А именно эта часть его тела всегда пользовалась особым расположением Брена.
- Слышу-слышу! – с притворным недовольством заворчал Николас. – Какие-то нездоровые у тебя увлечения.
- Ты связался с гребаным извращенцем, ты в курсе? – Салливан выбирал следующее местечко, чтобы продолжить. Он даже себе не хотел признаваться, что помимо удовольствия от процесса получает темную радость ревнивца, оставляющего метки «Мое!» на теле партнера. Какое «мое»? Они оба – свободные люди без обязательств друг перед другом. Во всяком случае, так подразумевалось, Ник не заговаривал на эту тему, а он боялся спросить. Хотя и не знал, какой ответ страшится услышать. Иногда Брену хотелось куда-нибудь сходить с любовником, чтобы встретиться с кем-то знакомым Гарригану, и посмотреть, как тот его представит. «Мой…» но все определения партнера, с которым делят быт и постель казались Брендону совершенно неподходящими и давно опошленными. О том, что его могут представить просто по имени, не обозначая принадлежность, он старался вообще не думать.
- Ах, все время забываю об этом, - вздохнул Николас, с прищуром глядя на несчастный карандаш. – Но если уж связался, надо соответствовать, ведь так? – подпихнул плотнее подушку, на которой лежал животом и развел ноги, подтягивая колени повыше.
Брена нередко называли извращенцем, и, понимая, насколько это небезосновательное оскорбление, он воспринимал его наиболее болезненно. Но Ник изменил смысл, вкладываемый в это слово. Он просто произнес его однажды, подразумевая себя.
- Знаешь, как русские называют своих кошек? – прошептали вдруг совсем рядом.
Но Салливан даже не вздрогнул, не отвел взгляд от омлета и не обернулся, нарочно, чтобы подразнить того, кто рисковал, прижимаясь к нему едва прикрытый одним лишь полотенцем.
- И как?
- «Kisa-kisunia», а чтобы подозвать их говорят «kis-kis», - медленно, с чувством произнесли яркие даже на слух губы около самого его уха.
Пока Брен искал, что ответить, единственный в своем роде представитель породы Шотландская оборзевшая утянул со сковороды кусок бекона.
Николас теперь занимался допоздна и требовал, чтобы Брендон ложился без него. А тот никак не мог вспомнить, с каких пор его заводят лохматые ботаники в уродливых «счастливых» очках, копающиеся в толстенных томах и ноуте полночи. Салливан с кровати наблюдал, как Ник что-то ищет, выписывает, трет переносицу и протирает стекла очков. Обычно Брен задремывал и просыпался через пару часов, чтобы позвать своего всезнайку в постель.
- Ник.
Тот сосредоточенно вчитывался в очередной «талмуд», беззвучно шевеля губами.
- Никки, - Брендон, лежа на боку, поскреб по простыне, будто играя с котом.
Гарриган нахмурился, поджал губы и без надобности перевернул пару страниц.
- Николас, кис-кис-кис! – Брен поскреб сильнее и заметил, как подрагивает у того уголок рта – полшага до улыбки.
- Снизойди до меня, о мудрейший! – хрипло простонал он, и у Ника карандаш выпал из пальцев.
- Ну, ты сам напросился, - ответил «мудрейший» поднимаясь и снимая…очки.
Не спеша подошел к кровати на расстояние вытянутой руки, очень медленно расстегнул пуговицы домашней рубашки, запустил пальцы за пояс брюк, погладил себя, позволяя Брендону смотреть, как совершенно однозначно натягивается и опадает ткань. Повернулся в пол оборота к единственному зрителю, сильно сжал ягодицы и…успел вовремя уклониться от захвата.
- Пойду, зубы почищу, не скучай, - и Николас удалился.
В последние дни Салливан как можно чаще затаскивал его в постель, Нику приходилось читать там, чтобы хоть что-то успевать, а это не шло на пользу ни медицине, ни любовным играм. Но отказать Брендону он не мог.
- Надо поговорить, - наконец, не выдержал Николас.
Брен мялся недолго.
- Сис приезжает.
- И?
- И мне придется пустить ее жить к себе. А оставлять ее одну, пока я здесь…
- Ты хочешь уйти?
- Нет! – Брендон вдруг понял, что даже если десять Сисси покончат с собой, подожгут его квартиру и будут плясать на углях – он все равно не уйдет отсюда. От Ника.
- А ведь я еще не видел твой дом, - стал раздумывать удовлетворенный ответом Гарриган.
- Там вдвоем тесно, а втроем – тем более.
- Я ужасно компактный и неприхотливый. Уступишь одну полку да пару вешалок в шкафу и половину постели…
- Ник.
- А, значит, есть еще причина.
- Да. Видишь ли, Сис, она несколько…своеобразна.
- Младшим сестрам это часто свойственно, - осторожно согласился Николас. – Знаешь, если ты просто не хочешь знакомить меня со своими родными – я пойму.
- Что? – Брен так прирос к этим отношениям, по крайней мере – для него отношениям, что даже забыл о нетрадиционности их связи. - Нет! - он поймал любовника за плечо и притянул к себе на колени. Действительно, очень компактный. - Я подумал, что ты увидишь Сис и решишь, что такие проблемы тебе не нужны. В смысле, я проблемный.
- Рассказывай, что за проблема.
- Нет, Ник. И не проси.
- Давай, обмен. Ты мне свою «страшную тайну», а я в ответ – свою.
- У тебя нет настолько отвратительной тайны.
- Думаешь, я в кошмарах переживаю из-за рухнувшего пряничного домика? – Николас был серьезен.
И Салливану в который раз подумалось, что этот мальчик-мужчина такой беззащитный в каменных джунглях, вздрагивающий от нежданной ласки и безвозмездно подставляющийся ему, возможно, самый сильный человек, которого он встречал. Даже сейчас, сидящий у него на коленях, в его в объятиях, Гарриган оставался чем-то неприступным.
- Ник.
- Я хочу это знать, - почти приказ.
- Ладно, только обещай… - а что «обещай»? Не бросать? Не презирать7 Не ненавидеть? Брендон слишком ценил, то, что между ними было, и очень боялся перемен. Любых. – Это все давно в прошлом, я многое не помню.
- Рассказывай, - Николас облокотился спиной и плотнее обнял себя его же руками.
- Мне было пять, а Сис – три года, и мама застала нас, когда я трогал ее. Понимаешь, я развратил свою младшую сестру, - у него стало горько, где-то в горле.
- Говори.
- Потом мы посматривали за тем, как моются взрослые. Я показал ей место на дереве, откуда виден душ для гостей.
- Говори.
- Я сказал ей, что самое лучшее в девчонках – это их сиськи.
- Говори.
- Я рассказал ей, что все взрослые трахаются, и наши родители тоже. Она плакала, а я все равно описывал, как они это делают.
- Говори.
- Она хотела уехать из дома вместе со мной. Я сказал, что она мне не нужна.
- Дальше.
- Она звонила – я не брал трубку. Никогда.
- Дальше.
- Ей было плохо, она хотела поговорить, просто поговорить со мной, а я ушел, потому что нестерпимо хотел трахаться, а она все время жалась ко мне! – горло стиснуло спазмом и вместо голоса получился свистящий хрип. Несколько прозрачных, тяжелых, какими бывают только слезы, капель уже успели упасть на грудь Нику, оставляя темные пятна на рубашке – он не заметил этого.
- Скажи, - шепнул, прикусивший губу от боли, причиняемой впившимися в его плечи пальцами, Николас.
- Она перерезала себе вены, пока я был с проститутками!
Ник не мог обернуться в чужом захвате. Поэтому просто поднял руки и обнял Брена за шею, прижал лицом к своему плечу и гладил, пока тот буквально корчился от рыданий. Пережидал, пока все закончится.
- Ты…- Брендон дышал ровнее и заглядывал ему в глаза, пытаясь понять, что будет теперь.
- Когда-нибудь я скажу тебе, что думаю по этому поводу. Не сейчас.
Николас был спокоен, не вырывался из кольца его рук и ответил на поцелуй. Но более прочего Брена обнадежило его «когда-нибудь».
Последний кусок в комментах - не влез))
После событий "Стыда" и "Последнего короля". Режим Амина перенесен в наши дни.
Предупреждения: энца, неадекват, нелогичность. Не бечено. 12.5 тыс слов
Комфорт Ника принадлежит Halloween, комфорт Брендона - tindu. Несколько определений потырены из Паланиковского "Удушья".
Один (это кусок из поста ниже, кое-как вычитанный) Брендон Салливан боялся всего двух вещей: червей и того, что на работе узнают о его тайной жизни.
Черви скользкие, изгибающиеся, кишащие снились ему в кошмарах. Они копошились в его постели, слепо, но упрямо подбираясь к Брендону, прижимаясь к нему своими склизкими, сильными телами. Он просыпался слишком поздно, всегда после того, как они добирались до его лица. Каждый раз Брендон мучительно решал во сне, что хуже: позволить им неуклонно обвивать себя или прикоснуться к отвратительным созданиям, чтобы оттолкнуть.
Бодрствование его тоже было отравлено.
Взрослый, дееспособный и обеспеченный мужчина, живущий в одном из крупнейших городов мира, может позволить себе практически все что угодно. Это заблуждение. Физической свободы иногда совершенно недостаточно. Вот у Брендона не так уж много социальных обязательств – он сын (открытки на Рождество, Пасху, день Матери), брат (ежедневный звонок от Сисси), служащий (офисная работа и заморочки босса). Он свободен в своих действиях насколько это доступно примерному гражданину Соединенных Штатов. Но сам Брендон чувствовал себя пойманным в капкан зверьком, жаль, отгрызть себе лапу ему не хватало смелости.
Этот мир всегда принадлежал и принадлежит крупным хищникам, которые берут, что хотят, не считаясь с мнением окружающих, и сжирают слабых. Социализация почти не повлияла на расстановку сил – кто был травоядным, им и остался. Кто ужинал окружающими, продолжает делать это, не снимая костюма от Хуго Босс. Даже если он клоун, фат, позер и ни одна адекватная женщина на него не польстится, он может тебя сожрать. Последнее – это о Дэвиде. Сегодня этот хмырь превзошел сам себя – гонял Салливана перед заказчиками как мальчишку, так что те даже прониклись сочувствием. А как выглядит «сочувствие» сытых (пока) хищников? Как не слишком явное презрение под купленной у дантистов и визажистов маской.
Брен никогда не был хищным, но до того, как он стал работать с Дэвидом, его никто так целенаправленно не «жрал».
Начиналось все более чем хорошо – два стажера из разных колледжей познакомились в приемной перед собеседованием. Брендона поразило радушие и легкость в общении, свойственные Дэвиду, поэтому он только обрадовался, когда их обоих приняли. Вскоре раздался первый «звонок». Несмотря на то, что они были одинаково бесправны в этой фирме, Дэвид ухитрялся смотаться «попить кофе» на полдня, а Брен должен был «прикрыть в случае чего» и, разумеется, помочь с делами. Когда Дэйв по пьяни впервые шутливо шлепнул приятеля, то получил в ответ дружеский тычок, опрокинувший его на асфальт. Оба всласть поизвинялись, и Брен забыл об этом. А потом Дэвида впервые повысили.
С тех пор так и повелось – Дэйв взлетал по карьерной лестнице и тащил за собой друга.
А о дружбе у него были несколько странные представления.
- Приятель, гульнем сегодня?
- Слушай, дружище, Джим заболел, не мог бы ты…
- Видел те буфера из бухгалтерии? Сегодня у нас двойное свидание. Не, не знаю, кто вторая.
Когда начальник шлепает подчиненного-мужчину, мужчина молчит. Уж поверьте!
- Ты не можешь вот так взять и бросить все чего мы добились! Это же мы! Бренд, не поступай так со мной!
Отгрызть себе лапу и уйти Брендон так и не смог.
Впрочем, была у Салливана одна радость – те женщины, которые считали, что слишком хороши для его любвеобильного босса, легко западали на него. Сколько раз он «мстил» ничего не подозревающему Дэйву – со счета бы сбился, если б считал. Мстил, пользуясь тем жалким преимуществом, которое ему, «травоядному» было дано.
Брендон прекрасно понимал, что Дэвид не со зла так опустил его сегодня перед партнерами из отдела продаж. Просто босс предпочитал, чтобы каждый знал свое место, а после истории с Сисси, их связала общая и очень личная тайна – такое трудно простить. Весь остаток дня Брен, старательно не замечая любопытные взгляды коллег (чертовы стеклянные стены), очень хотел быстрее свалить домой. С завтрашнего дня будет полегче – Дэйв уже месяц пытал его рассказами, как хорошо планирует отдохнуть на Мальдивах. Все ожидали, что на время командировки босса его место займет Салливан, но Дэвид со словами «оставляю в самых надежных руках» передал ключи от кабинета и пухлую пачку контрактов - Джинджер, работавшей с ними второй год.
Когда у тебя появляется свой угол, в который никто не суется – это ни с чем несравнимое ощущение. Здесь ты можешь позволить себе все, что не побеспокоит соседей. Брендон ценил и по-своему любил ту ограниченную свободу, которую предоставляет отдельная квартира. Поэтому прибирался всегда сам и ревниво относился к людям, переступавшим порог его дома. Даже те, кого он сам приглашал, даже те, кого легко было выгнать в любой момент - все они оказывались слишком близко, это раздражало. Лидировала в списке «раздражающих» Сисси. Сестра ухитрялась развести бардак даже на пустом месте и, даже отсутствуя, нарушала ту тишину и порядок, который он тщательно охранял. Брендон дышать не мог, пока она «гостила» у него. Умом понимал, что должен терпеть, но каждый раз безумно хотелось что-то выкинуть из квартиры, например, «винтажное» барахло, а лучше саму Сис.
Теперь прошло уже достаточно времени с того кошмарного утра, когда он обнаружил сестру в луже собственной крови на полу ванной. Шок больше не застилал видение ситуации. И Брен осознал ужасную истину – как бы он ни любил Сисси, без нее ему лучше. Потерять страшно, но терпеть ежевечерние телефонные жалобы и сплетни, дрожать при мысли, что она снова решит приехать – это пытка.
Однако кое-что сестра для него сделала – она заставила Брендона осознать его болезнь.
В положенном возрасте Салливан, как и большинство сверстников, ощутил потребность в сексе с женщиной, а спустя некоторое время понял, что женщины тоже не против. Нужно только играть по правилам. Вежливый и чистоплотный парень, через несколько лет - красивый и чуткий мужчина, его партнерши были довольны. Брен знал свои сильные стороны, набирался опыта и прислушивался к интуиции. А потом пришла Сисси и заявила, что он извращенец. В первый раз Брендон лишь посмеялся над этим. Во второй – разозлился. В последние два-три года он сам возвращался к мысли, что не видит для себя альтернативы череде одноразовых отношений. Это осознание доставляло некоторый дискомфорт, но не больше. Если бы не сестра, Брен и не задумался бы над тем, что даже Дэйв, изменяющий своей Доре чаще, чем приходит на работу, давно обзавелся семьей. Салливан не понимал, но интуитивно чувствовал, что многие встреченные им люди страшатся одиночества и готовы заполнить место рядом с собой кем и чем угодно. А он не ощущал этой потребности. Почти никогда. Но Сис уехала, только предварительно убедившись, что брат «лечится» в специальной группе психологической поддержки. «Человек может быть счастлив, только если он открыт миру». Что за бред?
Оказалось, таких несчастных много. Зависимых, как и он. А все что им могут предложить – это 12 шагов в борьбе с зависимостью.
Шаг первый. Осознать, что у тебя проблема, приятель.
Окей! Меня имеет в мозг и хребет мой босс и прилипала-сестра, а когда я кого-то имею, это становится проблемой. Ладно, согласен. У меня встает по пять раз в сутки и в этом моя проблема.
Шаг второй. Вспомнить, с чего все началось.
Когда начал платить проституткам за всю ночь?
Когда журналы и «приспособления» перестали помещаться в шкафу?
Или когда те самые «буфера из бухгалтерии», на которые положил глаз Дэйв, зашла в мужской туалет? Ее, кстати, звали Жаклин, как Кеннеди. Он и не думал об этом. Но она скользнула пальчиком ему за ремень, и все оказалось просто. Слишком просто.
Брена покачивало в безразличном ритме вагона метро вместе с остальными серыми личностями. В метро все становится серым, будто из-за осознания, что ты под землей мозг выключает краски солнечного спектра. Люди здесь носят немаркую одежду, реклама, наклеенная на стене вагона, смотрится как узкий неуместный кусок радости меж двух темных окон, люди как нигде больше напоминают человекомассу в бетонно-металлической упаковке. И даже личность, та самая, которая уникальна и совершенна в себе, становится серой. Это нехорошо, неправильно успокаивает. Ты в пути, ты в себе, ты невидим.
Брендон бесцельно разглядывал своих серых попутчиков – взгляду зацепиться не за что. Старый афро, по-видимому, бомж, прикорнул в углу, сорокалетняя усталая женщина с кучей пакетов, наверное, мать большого семейства. На ней слишком много тональника, а губы не накрашены – муж-козел. Почти напротив, мужчина в хорошем костюме, у Брена всего один такой – для особых случаев. Мужчина сидел, опираясь локтями на колени, низко опустив голову. У него оказалась красивая седина в неожиданно ярких для метро каштановых волосах, Салливан даже залюбовался. Некстати вспомнил, что скоро самому придется объяснять жеманному стилисту, что хочет «натуральный цвет». Мужчина, протяжно вздохнув, потер будто зябнущие ладони и поднял взгляд. Брендон вздрогнул удивленно – да он же почти мальчишка! И Боже, вот это глаза! Наверное, из-за разреза кажутся огромными и какими-то неземными. В таких сам побежишь топиться. Незнакомец смотрел на Салливана почти в упор без выражения, пустым безжизненным взглядом. Так словно никогда не моргнет. Поезд остановился, затем снова тронулся.
И парень все же моргнул, выпуская Брена из плена гипнотических глаз. А потом встал, буднично сунул подмышку узкий кожаный портфель, превращаясь в обычного пассажира вечернего метро, и подошел к дверям.
Брендон поднялся следом.
Шаг третий. Научитесь выделять момент, когда зависимость овладевает вами.
Сразу, когда видишь «объект». Возраст неважен, половой зрелости достаточно. Да. Он смотрит на ухоженную брюнетку мисс Томпсон из совета директоров и свою коллегу Джинджер – каждый их жест, линия губ, посадка головы, складки на костюме, легкая хромота из-за новых туфель – все притягивает взгляд и умоляет трахнуть сейчас же. Лиза с седьмого этажа его дома вчера купила свой первый лифчик и громко рассказывала об этом подружке. Он, ни на секунду не забывая, что Лиза – подросток, заставляет себя прекратить представлять ее мучения с застежкой. С мужчинами все немного по-другому, они часто вызывают обычную здоровую злость, вытесняющую влечение. Часто, но не всегда.
Если сравнивать его и прочие виды зависимости, то вырисовывается интересная ситуация. Салливан даже в шутку не может убеждать себя, что способен «бросить». Ведь это означает не только прекратить трахаться и мастурбировать, придется выключить все органы чувств и перестать думать. Он словно наркоман, который вдруг оказался обладателем целого вагона героина. Даже искать почти не приходится – просто не отказывайся от того, что само просит, чтобы его «употребили». Оно просит, зовет, манит. Иногда громко, явно, бесстыдно говорит, а бывает, тихо, невнятно шепчет. Но этот зов Брендон, как истинный поклонник, узнает всегда. Единственное, что от него требуется – поддерживать видимость «обычности», не выходить за рамки, демонстрировать интерес, а не потребность.
Эротоман, не желающий себя выдать, должен постоянно следить за тем, куда направлен его взгляд. И каков этот взгляд.
Парень с портфелем вышел на улицу, освещенную только тем, что могли позволить себе витрины магазинов, и быстро зашагал по тротуару. Брен всегда ходил скоро, но за этим живчиком еле поспевал. Раз квартал, два, он не смотрел по сторонам, сосредоточившись на спине идущего впереди шагах в пяти-семи незнакомца. Тот свернул в совсем уж темный проулок, Салливан, не раздумывая, последовал за ним.
И налетел на своего «гипнотизера».
- Что надо? – спросил тот глуховатым голосом.
Брен пожал плечами. А что, действительно, ему нужно? Поговорить, выпить вместе, просто стоять рядом и смотреть? Ведь не объяснишь же, что ему просто «надо».
Незнакомец втянул носом воздух, будто в Яблоке еще можно учуять что-то кроме духов и помойки.
- Трахаться хочешь, - почти без вопроса отметил он.
Брендон не смог ответить «нет».
Они шли так же: парень впереди на пару шагов, но теперь медленнее. Он ни разу не обернулся, только придержал дверь подъезда, чтобы Салливан успел за ним. Дом был старый и в не самом благополучном районе, судя по состоянию стен, тусклому освещению и тому, как пахло кошками. Два поворота ключа и они вошли в квартиру странного парня.
- Душ, туалет – там.
Брендон не сразу понял, что это ему, удивленный прямолинейностью, конкретностью, а, главное, спокойствием потенциального партнера. Тот не был похож ни на шлюху, ни на того, кто их снимает. И на пассива, которого припекло, тоже. Не то, чтобы Салливана волновали чужие мотивы, просто мешала какая-то неясная тревога.
- Я только сверху, - уточнил он, протискиваясь мимо хозяина квартиры в ванную.
Тот кивнул почти равнодушно.
Ориентируясь на единственный источник света, Брен прошел в комнату, служившую, по-видимому, спальней, отметил, что кровать для двоих будет узковата.
Парень перебирал какие-то бумажки и встал из-за рабочего стола, увидев его, снова кивнул и начал не торопясь, без всякой рисовки раздеваться. Подумалось, что он успел забыть за эти пару минут, что кого-то пригласил, что почти удивился Брендону в своем доме.
Молча сделать дело и убраться отсюда, спросив, где метро – вот, что следовало сделать Салливану. Но проклятая тревожность мешала сосредоточиться. Ничего, нужно только начать.
Есть особое, не совсем даже сексуальное удовольствие в том, чтобы стоять еще одетыми и тискаться, словно знакомясь. Не с каждой и не с каждым такое доступно, только с чем-то особенными партнерами.
Брендон подошел помочь, взялся за край брюк партнера, собирая ткань в кулак, усиливая натяжение в паху, и чуть наклонился – поцеловать. Просто прикоснуться, показать свою заинтересованность и расположение.
- Я не целуюсь.
Брен вместо губ ткнулся ему в висок, шумно выдохнул в волосы, подтягивая поближе, притираясь. Ничего, обойдемся.
- Ты как хочешь? – предоставил парню выбирать, ведь тот снизу.
А сам опустил ладонь ему на ягодицы, провел легко, чтобы было только ощущение согретой, облегающей тело ткани. Как это он раньше не обратил внимания? Еще провел, не удержался и сжал пальцы. Ничего, сейчас насмотрится в лучшем виде. Пора раздеваться.
- На четвереньках, презерватив не забудь.
И все же этот нецелующийся начал оттаивать: потерся задом об его ладонь, помог с пуговицами рубашки. «Ты у меня еще кричать будешь», - с неожиданным вдохновением подумал Салливан.
Вместо кровати – пол с расстеленным кое-как пледом, вместо смазки – крем для рук. А это чудо откинуло ногой свои трусы и встало в обещанную колено-локтевую. Если вы приводите партнера домой, то заслуживаете выполнения некоторых своих требований и капризов. Это очень важное правило.
Брен залюбовался на провокационно оттопыренную задницу, так что брюки и белье с трудом снял. Опустился рядом, провел ладонью от лопаток до копчика, балдея от гладкости и прекрасной формы. Встал на колени, прижался плотно сзади к парню. А от этой вседозволенности вообще крышу сносило.
Презерватив на пальцы, крема побольше. И…поздравляю, он или давно, или вообще никогда. Ну, не идиот ли, вот так свою девственную задницу подставлять?
- Давай сразу, - глухо прозвучало в плед.
Точно идиот.
- Британский патриотизм? Пять минут подождешь.
Получилось, конечно, дольше, хотя парень хорошо расслаблялся. Еще он периодически вякал, что готов. Спец хренов. Себе Брен мог и не подрачивать – хватало вида и ощущений на пальцах. А когда поиск простаты потерпел успех, и этот угрюмый молчун начал поскуливать и дергаться, Салливан напряженно завспоминал порядок файлов в картотеке.
Наконец, ему показалось, что хватит, быть может потому, что партнер вцеплялся до белеющих пальцев сильно уже не в свое, а в его бедро, не замечая этого.
Презерватив, крема побольше. Брендон не знал, что настолько терпелив. Медленно, очень медленно ввести и кулак сжать у основания. Чтоб не кончить от этой тесноты и вида того, как ходит под ним от тяжелого дыхания эта белокожая спина. Чтобы не войти на всю длину. Откуда в нем эта осторожность и остатки контроля, не позволяющие разжать пальцы или войти жестче?
«Особенный, особенный!», - с приятной болью застучало в висках, грозя соскользнуть на язык. «Какой же ты…», - ни одно определение из тех, так точно описывали его мужчин и женщин не подходило. - «Другой».
Парень необычно остро возбуждал. Аромат приятного, в иное время, парфюма потерялся в его собственном запахе: капелька холодного страха, согревающаяся над напряженными мышцами кожа, резкий привкус пота. Пота, который бывает только во время секса, пота, из-за которого хочется пробовать партнера – лизать, кусать, ставить засосы. Брен давно этого не делал – те, кто делил с ним секунды оргазма, требовали не оставлять следов. А этот… только вздрогнул, когда Салливан медленно, собирая вкус, провел языком вдоль его позвоночника и, чуть не всхлипывая, от удовольствия прикусил кожу у линии волос на шее. И не оторвался бы, если б чужие мышцы не сжали вдруг член. Нужно двигаться. Да.
Двигаться и смотреть, как из-за каждого твоего толчка по спине партнера проходит волна дрожи, как поочередно выступают позвонки, как в глубоком судорожном вдохе расходятся ребра. Жаль, что весь свет – это тусклый ночник. Но Брендон компенсировал себе вид – прикосновениями, и ему передавалась дрожь любовника.
Неторопливый ритм, угол… да, угол входа правильный – «Ах, о!» и попытки парня насадиться глубже, несмотря на ограничивающую ладонь, убедительно говорили об этом. Осталось только оказать небольшую любезность – подрочить партнеру, потом самому пару раз толкнуться порезче – и этого хватит. Но пальцы, сжимающие надплечье, никак не хотели слушаться, пришлось превратить скольжение к паху в череду ласк. Сейчас… Брен успел найти оскорбительное после всех его усилий состояние, затем его руку оттолкнули.
- Просто кончи сам.
Ты мудак Салливан. Всю сознательную жизнь только и делаешь, что ебешься, и хоть бы это научился делать хорошо.
- Как ты хочешь, я сделаю, - очень длинная фраза для того, кто на пороге идеального, великолепного «ничто».
А парень лег грудью на пол, прогнулся в пояснице и сжал его внутри сильно, раз, еще, и Брендон, не сдержавшись, мелко, часто задвигался. Тот сжал снова. Ничто.
Салливан безуспешно пытался отдышаться, лежа на спине, наблюдая, как партнер поднимает и расправляет свои боксеры. Он сейчас уйдет в душ. Они все уходят. Брен закрыл глаза - все уходят, не стоит ждать иного.
Он почувствовал даже не тепло, а скорее, ауру присутствия. Все уходят. А этот почему-то остался, сел рядом, взглянул быстро своими невозможными, повлажневшими от неведомых эмоций глазами и уставился в стену.
Правильно, сейчас Брендон – не самое привлекательное зрелище: Тощая, несмотря на часы, проведенные в спортзале, изломанная, выпотрошенная оргазмом оболочка. Отвратительная в своей натуральности нагота. За которыми нет ничего.
Он сидел неподвижно, боясь повернуться и спугнуть, по привычке, нервно отсчитывал десятки секунд, минуты. А ничего не происходило.
Голый, вспотевший Брен начинал мерзнуть, пора уже сделать что-нибудь.
«Отдавай столько же, сколько взял» - очень важное правило.
- Минет? – сиплым голосом, все еще не глядя на парня, предложил он. Ерунда, что весь опыт в этом с «рабочей», так сказать, стороны – два неудачных раза. Он постарается.
- Не нужно.
- А что нужно?
- Ничего.
- Зачем пригласил тогда? – Салливан наконец посмотрел на хозяина квартиры, ночника и пледа – выглядит как мальчишка, но вполне может оказаться, что они ровесники.
Тот пожал плечами да так и остался сидеть, обнимая свои колени. Его захотелось не то тормошить, не то греть, растирая ладонями гладкую кожу. Чтобы покраснела под руками, обжигала.
- Что-то же ты хотел? – Брен придвинулся чуть ближе, едва коснулся локтем.
- Забудь.
- Скажи.
- Ты не такой, - парень не брал на слабо, а только пояснял причину.
- Да, ладно, - Салливану было неожиданно легко спрашивать, он даже про холод забыл. – Вдруг именно такой.
- Будешь жестко трахать, пока я кричу и вырываюсь? – усмехнулся, глядя на удивленного Брена. – Не такой.
Парень ошибался – многие партнеры Брендона хотели «пожестче». Если человек попадался адекватный, то почему бы и нет? А вот если некто с гаденькой гримасой (общей на всех их лицах) начинал или начинала возбужденно описывать подробности «изнасилования» в виде разорванной одежды, говорить, где конкретно нужно оставить синяки, следовало быстро одеться и свалить.
Парень ошибался и все же был прав – именно с ним Салливан не хотел быть «таким».
Но если это – то, что нужно.
- Значит, второй заход?
Брен всегда терпеть не мог узкие коридоры и маленькие комнаты – они напоминали о родительском доме, где всегда было слишком много людей и мало места. Родители сдавали свободные комнаты постояльцам, приезжавшим на побережье. «За умеренную плату, завтрак включен в стоимость проживания» - так гласило объявление, на века впечатанное в дверь их дома и всего навсего на одну человеческую жизнь – в его память. Каково это – быть слугой в своем же доме, когда к долгу перед семьей накрепко привязан долг перед незнакомыми, часто неприятными тебе людьми. Но нужны были деньги, и его мнения никто не спрашивал. Салливаны слыли образцовыми родителями, а Брендон и Сесилия росли послушными «непроблемными» детьми. Они хорошо питались, прилично учились и без пререканий выполняли свои обязанности по дому. Это знали в школе, это видели постояльцы, которые (особенно пожилые пары) не переставали умиляться трудолюбивой ячейке общества, для демонстрации чего гоняли Брена за чаем по десять раз на дню. А тот знал – если милая дама начинает вещать о том, какая приятная у них семья, то из «чаевых» будут максимум конфеты. Потому что людям неудобно давать такую прозаическую награду, как деньги тем, кто, по их мнению, счастлив.
Мама любила повторять, что рецепт счастливой жизни заключается в трех видах любви: к родителям, детям и труду. Правда при этом она не объясняла, как именно должна воплощаться эта любовь, зато произносила много общих, картонно-бессмысленных фраз о святости детско-родительских и брачных уз. Получалось очень гладко и как будто понятно.
Но вот как раз счастья, связанного с семьей Брендон и не помнил. Зато никогда не забывал, как они нуждались. Экономия и бережливость на грани скупости были нормой для многих в их городке, но ему казалось, что в их доме особенно часто звучит фраза «мы не можем себе этого позволить». Однажды Брен случайно нашел родительскую заначку – копии банковских счетов за десять последних лет. Он, ожидая, что это – обман зрения, долго таращился на цифры. Спросить родителей, на что же они копили, он так и не смог. Но с видимым облегчением уехал в первый же колледж, где предложили стипендию.
Радость и ласка в их семье дозировались, как и пища, и чистое белье. Смеяться можно было только «приличным» смехом. Мама целовала Брена на ночь и, погладив по голове, напоминала о букете свежих полевых цветов, который должен оживить утро для гостей. Отец заговорил с сыном на «мужскую» тему, когда у них квартировала одна молодая особа. Лидия в перерывах между купаниями строила младшему Салливану глазки. А он пытался не краснеть, отчего краснел еще сильнее, ведь «леди» редко носила что-либо скромнее бикини. Отец, заметив это, решил провести с двенадцатилетним Бреном разъяснительную беседу. И опоздал буквально на три дня. В то время как он «пытался», мешая цитаты из учебника по физиологии с цитатами из Библии, сын еще ощущал на губах вкус, оставшийся от «практического занятия» с раскованной постоялицей. Лидия, очень довольная обслугой, оставила щедрые чаевые.
Брен всегда терпеть не мог узкие коридоры и маленькие комнаты, но не мог позволить себе квартиру попросторнее – доступный секс не дешев. А выбирая между хорошим метражом и любым сексом, он предпочитал последнее.
Вот и привело его это «последнее» в дом случайного попутчика из метро. Здесь тоже было тесновато – Салливан успел приложиться плечом и коленом, пока они добирались до кухни. Но вместо того, чтобы смотреть по сторонам, он пялился на почему-то желтые трусы странного парня, его быстрые ловкие манипуляции с кофе и отросшие каштановые волосы, которые, наверное, жутко щекотали едва тронутые загаром плечи.
Про объятия знакомый незнакомец не говорил, и вообще, они же оба заинтересованы в том, чтобы у Брена быстрее встал. Разве нет? Поэтому можно подойти сзади и положить лапы на обольстительно округлую даже в дурацком белье задницу, потыкаться носом, чуть прикусить облюбованное местечко на затылке. Можно фыркнуть насмешливо, когда не ожидавший «нападения» партнер расплескает кофе. Можно замирать на секунду, каждый раз, когда он задержит дыхание.
- Эй, - получилось только шепотом.
- Пошли в комнату, - пустым голосом попросил парень и, безразлично глядя на напиток, убегающий из турки, прислонился, оперся на него спиной.
- Еще рано, - Брен даже ради траха не хотел нарушать такой момент.
- Кофе все равно больше нет.
- Тогда, давай, чай разольем, - Салливану захотелось увидеть его улыбку, чтобы уголки нецелованного рта приподнялись. Ну, хоть немного.
- Чая тоже нет, - тихий вздох.
- Какой ты незапасливый, - получилось с хриплым пристоном, как комплимент самому откровенному, что можно найти в человеке.
Балдея от запаха, Брен сомкнул объятия, пожалуй, слишком плотно, может даже парня от пола оторвал и шарил бессмысленно по чужому телу ладонями, и прихватывал губами то пряди каштановых волос, то моментально покрасневшее ухо, то голое плечо. Контроля хватало только на то, чтобы не сжимать зубы. А этот не протестовал. Наоборот, подначивал, ерзая задом.
- В комнату.
На этот раз Брендон не собирался возражать.
Снова колючий плед в красно-зеленую клетку, лента резинок и крем.
- Можешь бить и кусать.
Салливан легко подсек его ноги, роняя на пол. Ощущение падения полное, то, что он при этом страхует, придерживая, почти не заметно. Навалиться сверху, давить на грудь – все пугаются, когда становится трудно дышать.
- Все что хочешь, только жестко.
«Все». Брен запустил пальцы в дразнившую его шевелюру, чувствительно дернул и, заглянув в просящие, отчаянные глаза, потянулся ближе. «Я не целуюсь». Со злостью прикусил подбородок парня, спустился на гортань, сильнее сжал чужие плечи – там точно останутся следы. Перевернул парня, подминая под себя, потянул, ухватившись за выступающие тазовые кости. Не удержался и погладил, пощипал быстро розовеющие, слишком гладкие для мужчины ягодицы. А когда парень что-то протестующее промычал в плед – размашисто шлепнул. Полюбовался, как проступает след от руки и хлестко ударил снова и снова, глядя, как тот вздрагивает от каждого шлепка. Надавил ладонью меж лопаток, прижимая того грудью к полу, быстро проверил готовность, походя размял все же слишком тугие мышцы. Медленно, как только мог себе позволить протолкнулся через узкое кольцо сфинктера и, наконец, двинулся. Получилось резковато.
Парень прикусывал кулак, вздрагивал и зажимался, но не просил перестать. Брендон чуть приостановился и потянул любовника за плечи - на себя, одновременно выпрямляясь. Тот поупиравшись послушался и сел, оказавшись на Брене верхом. Теперь его можно было поудобнее перехватить поперек груди, а свободной рукой…Что за черт? Что ж у тебя никак не встанет, а? Ничего, помогу. Едва Салливан обернул ладонь вокруг прекрасно легшего в нее члена.
- Нет, - сказал парень. И попытался отпихнуть руку помощи.
Но Брен сжал пальцы и одновременно вошел с большей силой. И тот охнув, вцепился в его запястья.
- Нет. Нет, - продолжал невнятно, словно в бреду, повторять парень, сопротивляясь накатывающим ощущениям, выдыхая в шею Брендона. И тому показалось так просто и естественно повернуть голову и поцеловать шепчущие протест губы. Парень задохнулся и попытался отодвинуться, но Брен, чуть приподняв его, двинулся сильнее и он открыл рот в безмолвном крике, позволяя целовать себя так глубоко, как хотелось партнеру. Салливан оторвался, когда от недостатка кислорода перед глазами заплясали круги. Продышался и снова наклонился за поцелуем, не переставая медленно, размеренно двигаться. Парень принял ласку. А на третий раз ответил, посасывая его язык. И Брен так увлекся, что если бы не навык, то забыл бы, что от него требуется продолжать трахать, его рука дрочившая партнеру то и дело сбивалась с ритма, пальцы подрагивали. Но парню и этого хватило, он вдруг разорвал поцелуй и сам насадился несколько раз. Помогая, Брендон скользнул пальцем по головке, задевая отверстие уретры, почувствовал в ладони знакомый рывок и пульсацию. Вот и все. Член стиснуло спастически сокращающимися мышцами. Ничто.
Парень весь осел в его объятиях, прижался потной спиной к груди, как прилип. И это было хорошо.
Успокаивалось дыхание, пульс перестал отдаваться в ушах, а они все сидели, не расцепляясь. Становилось холодно и липко, у Салливана затекли ноги. Парень глубоко вздохнул и отпустил его запястья.
Брен постарался осторожнее уложить его на плед, еще осторожнее извлек член, слушая тихое болезненное шипение, и лег рядом. Сил хватало только на надежду, что партнер не отодвинется или хотя бы не сразу уйдет. А тот опять удивил – подполз под бок, потерся щекой о его плечо и уснул на середине движения. Брендон, ошалело, сквозь собственную дрему смотрел на это чудо. Потом, демонстрируя способности к акробатике, навалил на них общую одежду, подушки и покрывало с дивана, загнул угол пледа. Последняя внятная мысль была о том, что он забыл выставить время на будильнике. Ну и, к черту.
Салливан всегда спал очень чутко, и все же парень почти успел выбраться из их спального кокона, когда он разлепил глаза. По закону социальной несправедливости, физиологического возмездия и химизма биолологических сред тело ломило, кожа чесалась, а запах напоминал о смертности всего сущего. Но первое, что понял, еще не проснувшийся Брен – вчера у него был охренительно красивый любовник. Красивый весь, целиком. Совершенный. Даже сейчас, когда он с трудом наклонялся за своими кошмарно желтыми трусами.
- Тебе на работу?
- Нет.
- Тогда может… - Брендон и сам понимал, что они оба не в лучшей форме, но просто так отпустить именно этого одноразового партнера он не мог.
- Это ничего не значит. Мы трахнулись, а теперь тебе пора уходить, - парень даже не посмотрел на него.
- Завтрак?
- Тебе пора. – И вышел в другую комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
ВдвоемПрелесть одноразовых отношений именно в их неповторимости. Взаимоприятная ошибка, оставляющая простор для фантазии и сама порождаемая ею.
Брендон опоздал на работу, но Джинджер, рассчитывавшая на его помощь, была последней, кто сделал бы замечание. День прошел тихо и быстро. По пути домой Салливан зашел в супермаркет, накидал в тележку неизменный уже много лет набор продуктов и уже направлялся к кассе, когда вдруг зацепился взглядом за яркую надпись «Чай крупнолистовой». Самая рядовая реклама: мужчина и женщина, приятной для среднестатистического глаза внешности, подносят к губам пустые чашки и улыбаются. «Чай». Брену вспомнилось биение чужого сердца у него на груди и безразличный шепот «Чая тоже нет». Стало чертовски жаль того парня и почему-то себя. Через несколько минут он быстро шел к метро с небольшим пакетом подмышкой: чай и какое-то печенье. Нагруженная тележка так и осталась стоять около стеллажей.
Расстояние от станции до знакомого теперь дома Брендон почти пробежал, и чем ближе он становился, тем тревожнее ему было. Ну, что такого страшного может случиться? Ну, пошлет его этот незнакомый, в общем-то, парень, даст в морду или вызовет полицию? Какие мелочи. Звонка не оказалось, и он постучал. Подождал ровно десять секунд, прислушиваясь, и снова постучал. Еще подождал и, уже не переставая, все сильнее заколотил в поцарапанную, грязноватую, деревянную дверь с болтающимся на одном болте номером «13». Салливан гнал от себя мысли, что нарушает сейчас не только свои «правила», но и закон, что будь он сам на месте случайного партнера, давно бы вызвал копов. Хуже всего оказалась мысль, что его незнакомца здесь просто нет. Съехал, нет дома или вообще никогда тут не жил.
Дверь распахнулась.
Брендон вздохнул с непонятным самому облегчением. Здесь.
- Что? – парень был очень бледен, глаза лихорадочно блестели.
Хотел бы Салливан знать, от чего оторвал его. Возможно… Но нет, на нем тот же самый костюм с галстуком под горло, а никто не трахается в таком виде – это просто неудобно.
- Я тебе чая принес.
- Зачем? – устало спросил парень, не глядя на протянутый пакет.
- Просто так. Ты сказал, что у тебя нет, и я принес.
- Зачем ты пришел?
Это тот самый вопрос, когда либо пан, либо пропал.
- Хотел тебя увидеть, - и Салливан нарушил очередное правило «никогда не говорить первое, что приходит в голову». И точно не говорить, если оно так банально произносится. Но ведь дело не в словах, и парень понял это. Он напряженно выдохнул, прислонился к косяку.
- Я не собираюсь сегодня трахаться.
- Можем просто выпить вместе. Или сходить куда-нибудь, - к черту правила, пусть, но до чего же обыденными и опошленными словами приходится произносить то, что должно звучать совсем по-иному!
- Я не могу, извини, - незнакомец сделал шаг назад и попытался закрыть дверь.
Брендон придержал ее, не понимая, откуда в нем эта настойчивость.
- Пожалуйста. Только поговорить.
Парень покачал головой, но пустил. На кухню они прошли, молча, хозяин поставил чайник на электрическую плитку и обернулся в ожидании.
- Я понимаю, как дико и глупо это звучит, но ты мне нравишься, - Брен не просто нарушил правила поведения с партнером по сексу, он размазал и надругался над этими правилами. – В прошлый раз нам обоим было хорошо, и если ты захочешь… иногда. Словом, мы могли бы встречаться время от времени, что скажешь?
Парень удивленно уставился на него и потряс головой.
- Ты предлагаешь мне…это просто смешно! Хотя нет, не смешно. Мы даже имени друг друга не знаем. И я не педик.
- Я Брендон, - он протянул руку, подождал немного и опустил.
- Брендон, - парень явно не ожидал такого поворота и не представлял, что делать дальше. – Послушай, ты же женат, наверное… есть дружок…зачем? Что тебе нужно, ведь я даже… - он запинался через слово и в недоумении разводил руками.
Может от его вида – тот съежился и нахохлился, словно удивленный воробьишка, Брен осмелел и подошел, ожидая, что оттолкнут, обнял и, не выдержав, уткнулся носом в макушку. Он, что скучал? По этому запаху, этому телу под руками, по странному парню? На вдохе сердце сладко замерло. Скучал. Возникла совсем уж нелепая мысль, что здорово вот так стоять, даже едва касаясь, просто дышать рядом.
Парень вдруг дернулся.
- Что?
- Чайник, - и повернулся в кольце его рук к плите, открывая вид на задницу, оказавшуюся для Салливана ценнее его правил.
Брен в который раз с этим человеком потерял терпение и прижал к столешнице, запустил ладони, горевшие от желания прикоснуться, ему под пиджак и рубашку. Сколько ж одежды! А парень вдруг будто осел в его руках.
- Что?
- Ничего.
- Ты не хочешь так?
- Мне все равно, - пробормотал незнакомец тем безразличным тоном, который Брендон уже ненавидел. Потому что знал, тот может говорить по-другому: ярко, срываясь, эмоционально и не находя слов. – Делай, как тебе нравится.
- Я хочу делать так, как нравится тебе.
- Шел бы ты домой, Брендон.
- Нет.
- Я хочу, чтобы ты ушел.
- Нет.
- Я вызову полицию, - уже с легкой нотой удивления предложил парень.
- Эй, я возьму тебя в заложники и буду отстреливаться до последнего патрона.
- Готов поспорить, что ты даже оружие никогда в руках не держал, - а вот и насмешка проступила.
- На что спорим?
- На желание, - пока человек азартен, он более чем жив.
- Хорошо. Мне было десять, и дядя давал подержать свое охотничье ружье. Вот так. А теперь, скажи, как тебя зовут.
- Нечестно!
- А на войне и в любви все средства…
Парень вздрогнул и высвободился. Сделал пару шагов и замер, словно в ступор впал.
Салливану не оставалось ничего кроме как снова самому подойти. Похоже на танец, вот партнер отступил, и Брендон должен сделать ответное зеркальное движение. Тогда получится, что они что-то делают вместе – тоже правило. Но сейчас не обычная игра в недотрогу, по-хорошему, ему надо было просто уйти и оставить этого странного наедине со своими странностями.
- Ты так и не назвался, - Брен накрутил на палец каштановую прядь, мимолетно погладил кусочек кожи над воротом рубашки.
- Ник, - парень дернул плечом и обернулся. Усталый, безразличный. – Николас Гарриган. Что еще хочешь узнать?
- Что ты сам захочешь рассказать, - Брендона словно притягивало к нему, поэтому просить оказалось легко и не стыдно. Он просил. – Что угодно.
Определенно, надо было уйти. Но теперь поздно.
Парень по имени Ник взглянул на него с какой-то напряженной подозрительностью. И это была замечательная подозрительность. Та самая, с которой Николас сделал шаг навстречу. С сомнением и осторожностью облизал его губы. С недоверием пихнул Брендона в плечо, когда тот добрался до его глотки.
Они сосались с энтузиазмом подростков, сталкиваясь зубами и носами от излишнего усердия. Брен оторвался только чтобы отдышаться и полюбоваться на партнера, который с удивлением, еще не веря, тронул собственные губы. Красив. Салливан подвинулся ближе и быстро несколько раз чмокнул его. Получилось забавно. Потерся носом об его нос и снова быстро, не давая возможности ответить, целовал и отстранялся недалеко. Стоило прерваться, и Ник сам потянулся вслед. Этот поцелуй уже не был ни спешным, ни забавным. Он обещал. И Брендон приобнял партнера плотнее, опустил ладони на его задницу, стиснул и чуть раздвинул половинки. А Николас вдруг замер, расслабился, опять стал покорно-равнодушным. Невыносимо-безразличным.
- Что не так?
- Я должен кое-что сделать сегодня, - но отстраняться на этот раз не стал.
- Я не буду мешать, - Салливан понял, что готов ждать. По-настоящему ждать. Притом, что на продолжение в постели пока рассчитывать не приходилось.
- Ты уже помешал. – И Ник, протянув руку над его плечом, достал две чашки.
У Брендона было несколько адресов, куда можно заглянуть в случае необходимости. Но Ник не стал «адресом», более того, при нем даже «необходимость», потребность, терзавшая Салливана 24\7, смотрелась иначе. Танец, помните? Как и обычно вставало от вида, запаха, прикосновений, но кто-то из двоих должен был стать понимающим и заботливым, просто для того, чтобы танец продолжался.
После того, как они просидели всю ночь, попивая быстро остывающий чай, и едва переговариваясь, Брен думал, что не придет туда больше. А вечером следующего дня Николас открыл ему дверь, едва костяшки коснулись дерева в третий раз.
Брендон пропустил занятие в группе онанирующих свои зависимости. Можно было, конечно, и дальше обманывать себя, приходить в тускло освещенный зал, садиться в неудобное кресло и слушать, как несчастные люди пытаются отторгнуть то, что хоть какое-то время приносило им радость. Можно было разглядывать этих «грызунов», «травоядных» и «насекомых», которые говорили, что от утренней пробежки получают столько же удовольствия, что и от выкуренной сигареты. Или инъекции. Попробовали бы они отказаться от минета. Или жаркого, покорного тела под руками. Брендон мог бы продолжать ходить на эти встречи, выполняя дома задание, исписывать листок за листком в попытках убедить себя, что болен. Пробовать снова и снова, ведь знание категорически не хотело сходиться с пониманием. Возможно по той же причине, по которой он так и не сумел убедительно описать, как требовалось то ли на пятом, то ли на седьмом «шаге», свое будущее «без болезни».
Брендон мог бы с упорством этим, неизвестно кому нужным, «лечением», но теперь его вечера были заняты Николасом.
Салливан заходил домой только переодеться, все остальное время предпочитая проводить у любовника. Как-то само сложилось, что он занялся готовкой – обычно внимательный и собранный Ник, едва мог заварить чай, а все остальное, словно проклятое, становилось в его руках несъедобным. Брендон втихую был благодарен этой особенности – ему нравилось самому готовить, а затем смотреть, как тот ест, пытаясь не показать, насколько доволен. Особенно Брену нравился момент, когда Ник, думая, что он не видит, вылизывал тарелку или косился на остатки ужина. Это было смешно ровно до того дня, пока Брендон не задумался, почему в холодильнике лежит только то, что приносит он?
- Кто ты по профессии?
Николас пробормотал что-то неразборчиво. Потом вздохнул, убедился, что ответа все еще ждут.
- Я врач. Сейчас не работаю.
- Почему?
- Срок лицензии истек.
- Ну, значит нужно восстановить, так?
- Да, я скоро займусь этим.
И в самом деле, «скоро» Николас отправился на свое первое дежурство. Вернулся усталый настолько, что даже есть не стал и едва не заснул прямо под Бреном. Тот несколько по-другому представлял врачебную деятельность. В любом случае, помочь Брендон не мог, поэтому решил хотя бы не мешать. А однажды утром вместе с газетой пришло какое-то извещение из клиники, так он и узнал, что Ник устроился туда санитаром. Салливан никогда не считал, что есть «грязная» работа, благо самому приходилось мыть и посуду, и унитазы за квартировавшими у его родителей людьми. Но в Гарригане имелось что-то такое, из-за чего его невозможно было представить со шваброй и суднами, что-то, что прочно застревает в мальчиках, получивших классическое воспитание, юношах, закончивших престижный университет с отличием. А еще Николас был горд, как сто шотландцев.
Время после ужина и перед постелью весьма благоприятно для разговора.
- Как твоя новая работа? Расскажи что-нибудь.
- Нормально, - Ник отвернулся и отошел с чашкой к окну. – Медицинская тайна, понимаешь ли.
- Ну, - Брену вдруг показалось оскорбительным это фальшивое «незнание». Зачем делать вид, что все в порядке? – Скажи, что тебе нужно для получения лицензии.
Гарриган вздрогнул, но не обернулся.
- Николас, не заставляй меня произносить то, на что ты наверняка обидишься.
- У меня есть работа, - Ник посмотрел жалобным, умоляющим не продолжать взглядом. – Остальное тебя не касается.
- Это мне решать. Ответь. – Салливан редко чувствовал себя настолько сильным и готовым защищать. Приятное, надо сказать, ощущение. Чтобы закрепить он подошел к любовнику, забрал из его рук накренившуюся чашку, обнял, понимая, что все делает правильно.
- Через шесть недель будет переаттестация, я успею подготовиться.
- Ты после своих смен даже до душа еле доползаешь.
- Никто не обещал, что будет легко! – прозвучало, как боевой клич. Клич обессилевшего, не верящего в удачу шотландца.
- Я обещаю. Увольняйся и готовься к своим экзаменам.
Николасу нравилось принимать почти что поклонение Брендона, смотреть, как тому сносит крышу от его нечастых ласк. Ник позволял делать с собой все, что Брен мог придумать, и не волновался – тот никогда не был излишне груб, даже, когда его об этом просили. Единственное, в чем Гарриган отказался даже идти на компромисс была поза. Только сзади. Об остальном можно было договориться: свет оставался включенным через день, оральный секс чередовался с дрочкой. Ник предпочитал работать рукой.
Брендон много времени потратил, исследуя тело любовника, но к любой стимуляции, кроме члена, разумеется, тот оставался равнодушен. Хотя и позволял массировать, гладить, целовать и кусать все от кожи головы до пальцев на ногах и свода стопы. Его соски упорный Брен истерзал до крови, шея и копчик были сплошь покрыты засосами – ничего. Николас был безразличен к любой прелюдии, хотя никогда не торопил партнера.
Несмотря на это Салливан раз за разом начинал с поцелуев и ласк, искал, разочаровывался, а на следующую ночь все повторялось.
Однажды после минета он отдыхал, лежа на животе Ника и чтобы заняться чем-нибудь покусывал незагорелую кожу, играл языком с короткими волосками, когда Николас вдруг втянул воздух сквозь зубы и притянул его голову ближе. Брен снова лизнул краешек его пупка, чуть прикусил и оттянул кожу. Ответом стал стон, который тихий Ник ни разу не издавал, даже кончая. Один взгляд глаза-в глаза, и Брендон больше не отрывался от найденного местечка, пока любовник еще мог стонать.
Ночи стали проходить приятнее.
Николас настаивал, чтобы они спали в разных комнатах. Салливан шутил насчет тайн будуара благородной дамы, просил и нагло пытался просто остаться рядом. Но это стало их правилом. Если оставался Брен – уходил Ник. В чем причина стало ясно, когда однажды Брендон отчего-то долго не мог заснуть. Он услышал тихие задушенные всхлипывания и хрип, умоляющее бормотание, прервавшееся болезненным стоном. Кошмары.
- Проснись! Ник, это я, все в порядке, ты в порядке. Все, уже все, - он тормошил дрожащего, плачущего, застрявшего в мучительном сне Гарригана.
- Не надо! Нет! – тот в панике бил, не глядя, пытался оттолкнуть, кричал отчаянно и дико.
Так кричал, что хотелось бежать оттуда, зажимая уши.
- Николас! Никки! – Брен все же притиснул его, брыкающегося, к себе, не дал вырваться, стерпел хаотичные удары. – Ты в безопасности. Спокойнее. Дыши, давай, просто глубоко дыши.
А тот действительно задыхался, судорожно хватал воздух открытым ртом, от чего становилось только хуже. Что такое гипервентиляция Салливан знал – экспериментировал одно время с удушением. Ник бессмысленно смотрел перед собой, больше не дрался – наоборот вцепился в Брена, как утопающий, и по-рыбьи пытался наглотаться воздуха. Универсальное средство при панике и истерике – пощечина. Помогает, кстати, не всегда. Брендон вгляделся в искаженное ужасом лицо и прижался к чужим губам, отвлекая, принуждая реже вдыхать, делясь своей углекислотой, которая сейчас была Нику полезнее атмосферного воздуха.
А пощечину он кому-нибудь другому отвесит.
Гарригана трясло, и едва дыхание начало успокаиваться, как в поцелуе появилась горечь слез. Брен чуть отодвинулся, чтобы шепнуть, все так же касаясь чужого лица, про безопасность, спокойствие, но Николас так беспомощно, с таким облегчением уткнулся ему в шею, что слова потерялись. Да и не нужны они сейчас.
- Я разбудил тебя, - в дрожащем, приглушенном голосе Ника не слышалось раскаяния. Он почти лежал на Салливане, которому пришлось отклониться назад, обоим было неудобно, но двинуться никто не решался.
Слов у Брендона по-прежнему не было, вернее их было слишком много.
- Прости. Напугал, наверное, – безэмоциональная констатация факта. Николас поерзал в кольце его рук.
Несколько секунд спустя.
- Давай спать?
Брендон разжал уже онемевшие от напряжения руки.
- Не расскажешь?
- Нет.
Николас настаивал, чтобы они спали в разных комнатах. И даже угрожал отказать Брену от дома. Так и сказал, используя старое, отдающее затхлым аристократизмом выражение. Не «выгоню», не «пошел ты», а именно «откажу от дома», будто в темной прихожей на коробке из-под обуви сидит камердинер во фраке и просит посетителей класть визитки на серебряный поднос.
Ник не учел одного - рядом с ним Салливан переставал следовать правилам. И некоторым законам тоже.
Брендон, без зазрения совести, пользуясь физическим преимуществом, оттащил возмущенного, все еще дрожащего от последствий шока любовника в соседнюю комнату с единственной дверью и той самой узкой кроватью. И пока Николас срывающимся голосом объявлял, что «с него хватит», придвинул к двери комод.
Брен всегда выяснял, что хотят его партнеры, где предел. И никогда никого ни к чему не принуждал – склад характера позволял разве что сыграть это сколько-нибудь убедительно, при проявлении ответной агрессии Брендон терялся. Потому что не знал, имеет ли право, боялся переступить грань дозволенного и законного. С Ником все было не так. С ним он откуда-то чувствовал, что тот позволяет или ему казалось, что чувствует, но уверенность в правильности была четко ощутима.
Вот и сейчас Гарриган гневался только до четвертого поцелуя, а следующий начал сам. С той ночи Брен приходил ночевать в их общую постель и то, что она была узковата, стало только плюсом – Николас спал, прижимаясь вплотную.
Черви больше не снились Брендону, караулившему чужие кошмары.
-…Да, наверное, в этом все дело… - была у Ника такая привычка – произносить вслух ни с того ни с сего обрывки мыслей. Брену до такой привычки не хватило или одиночества, или мыслей.
- В чем? – покладисто спросил Салливан, открывший для себя прелести попыток заснуть вместе.
Когда объект желания часто и подолгу находится рядом - развивается привыкание. Ты заранее знаешь реакцию партнера, слова, которые он произнесет и отмазки, которые использует, и становится скучно. Брендон всегда так считал и неоднократно убеждался на опыте, что ему хватает двух-трех свиданий, чтобы не ждать уже ничего нового. Но Гарриган и тут удивил, несмотря на кажущуюся ясность и простоту, он оставался настолько «в себе», что даже предсказуемость выглядела по-другому. Брен с трудом засыпал рядом с теплым, ерзающим, иногда пихающимся любовником, но променять эту тесноту и лезущие в нос лохмы Ника на одинокий диван и не думал. Первое время к обычным проблемам ограниченного кроватного пространства примешивалась еще одна – даже уставший, не отдышавшийся после предыдущего раза Брендон не мог оставаться равнодушным к телу партнера и долго тискал, хотя и понимал, что им обоим «хватит». А Николас никогда не говорил «нет», даже если явно стоило сказать, поэтому Салливану самому приходилось определять меру. Впервые у него был партнер, согласный абсолютно на все – неосуществимая, казалось, мечта. Но именно с ним и захотелось говорить, искать компромисс, идти на уступки, баловать. И первое, что подсказал здравый смысл, было пощадить того, кто сам себя не щадил. Осознание ответственности сделало то, с чем не справились ранее усилия воли – сократилось количество «актов». Постепенно все существо Брена настроилось на однократный вечерний секс, который стоило ждать, и оказалось, что привычка – не всегда плохо. А если ночью вдруг снова появлялась та голодная потребность, Брендон осторожно, чтобы не разбудить любовника, приспускал обоим трусы, обнажая как можно больше кожи, прижимался еще чуть плотнее и чувствовал – отпускает. С Николасом даже безусловно возбуждающие действия приносили странное успокоение.
Оказалось, за желанием «быть в нем» иногда скрывается неутоленное «быть с ним».
- Я думал о том, почему вдруг согласился однажды и продолжаю спать с тобой? Меня же всегда только женщины интересовали и вдруг – ты.
Внезапные рассуждения на тему «почему я делаю, то, что делаю» - это просто рассуждения.
- Знаешь, я ведь даже с простатой никогда не баловался, - Ник смотрел куда-то в стену и механически прихватывал пальцами редкую бренову шерсть на груди.
Просто рассуждения.
- И уж тем более не предполагал, что это может случиться с кем-то вроде тебя.
Нужно ответить. Сказать. Предложить. Быстрее!
- Ты хочешь попробовать что-то другое? – у Салливана вдруг пересохло во рту. К черту, зачем ходить вокруг. – Хочешь быть сверху?
Николас оторвался от чего-то интересного на стене, подтянулся, чтобы их глаза оказались на одном уровне и вопросительно поднял бровь. По-видимому, это был его «коронный» взгляд, но Брендон наблюдал такое впервые.
- А ты бы согласился? Быть снизу, – и Ник улыбнулся сладко, искушающе, хитро, распахнул шире заблестевшие глаза.
- Да. – Было что-то болезненно-приятное в том, чтобы окупить чужое удовольствие своим стыдом.
- Правда? – Гарриган закинул ногу ему на бедро, требовательно обнял за шею.
- Да.
- Скажи еще раз, - попросил Николас в самые его губы, и лукавый взгляд стал очень серьезным.
- Да, я бы лег под тебя, - Брен слабо понимал, что говорит, он как кролик таращился в гипнотические глаза.
Ник отстранился и сел.
Что не так?!
- А я знал, что согласился бы. – Гарриган с гордостью, забавно смотревшейся на его довольной физиономии, прищурился на Брендона. Затем вдруг быстро, но мягко весь переместился к нему близко-близко. – Вот в чем все дело – ты бы согласился, а мне достаточно просто знать, догадываться об этом и больше ничего.
- Ты сейчас хочешь? – Брен запутался и с трудом понимал, что тот имеет в виду.
- Нет, то есть хочу, но другое. Я, видишь ли, ужасно ленив. – И хитро улыбаясь, положил ладонь Брена себе на ягодицы.
«…еще не доказана эффективность при данной патологии».
Доктор Гарриган зачем-то подчекнул карандашом последнюю фразу. На «при» пишущее средство жалобно хрустнуло, и отломок грифеля закатился меж страниц.
- Ай! Ты обещал, что дашь мне дочитать!
Объект его возмущения оторвался от своего занятия и с удовлетворением оглядел украшающую докторские ягодицы гирлянду засосов. Одного не хватало. И он, наклонившись, выбрал место кончиком языка и снова присосался.
- Между прочим, сверху – это тоже я! И я зол! – старательно хмурясь и пытаясь обернуться, воззвал Ник.
- Да-да я слышу, - рассеянно ответили, дыхнув на голую, горячую от поцелуев кожу.
Брендон и правда обещал, но как удержаться и не куснуть разок, когда любовник лежит в одной только задранной до плеч рубашке, оттопырив попу? А именно эта часть его тела всегда пользовалась особым расположением Брена.
- Слышу-слышу! – с притворным недовольством заворчал Николас. – Какие-то нездоровые у тебя увлечения.
- Ты связался с гребаным извращенцем, ты в курсе? – Салливан выбирал следующее местечко, чтобы продолжить. Он даже себе не хотел признаваться, что помимо удовольствия от процесса получает темную радость ревнивца, оставляющего метки «Мое!» на теле партнера. Какое «мое»? Они оба – свободные люди без обязательств друг перед другом. Во всяком случае, так подразумевалось, Ник не заговаривал на эту тему, а он боялся спросить. Хотя и не знал, какой ответ страшится услышать. Иногда Брену хотелось куда-нибудь сходить с любовником, чтобы встретиться с кем-то знакомым Гарригану, и посмотреть, как тот его представит. «Мой…» но все определения партнера, с которым делят быт и постель казались Брендону совершенно неподходящими и давно опошленными. О том, что его могут представить просто по имени, не обозначая принадлежность, он старался вообще не думать.
- Ах, все время забываю об этом, - вздохнул Николас, с прищуром глядя на несчастный карандаш. – Но если уж связался, надо соответствовать, ведь так? – подпихнул плотнее подушку, на которой лежал животом и развел ноги, подтягивая колени повыше.
Брена нередко называли извращенцем, и, понимая, насколько это небезосновательное оскорбление, он воспринимал его наиболее болезненно. Но Ник изменил смысл, вкладываемый в это слово. Он просто произнес его однажды, подразумевая себя.
- Знаешь, как русские называют своих кошек? – прошептали вдруг совсем рядом.
Но Салливан даже не вздрогнул, не отвел взгляд от омлета и не обернулся, нарочно, чтобы подразнить того, кто рисковал, прижимаясь к нему едва прикрытый одним лишь полотенцем.
- И как?
- «Kisa-kisunia», а чтобы подозвать их говорят «kis-kis», - медленно, с чувством произнесли яркие даже на слух губы около самого его уха.
Пока Брен искал, что ответить, единственный в своем роде представитель породы Шотландская оборзевшая утянул со сковороды кусок бекона.
Николас теперь занимался допоздна и требовал, чтобы Брендон ложился без него. А тот никак не мог вспомнить, с каких пор его заводят лохматые ботаники в уродливых «счастливых» очках, копающиеся в толстенных томах и ноуте полночи. Салливан с кровати наблюдал, как Ник что-то ищет, выписывает, трет переносицу и протирает стекла очков. Обычно Брен задремывал и просыпался через пару часов, чтобы позвать своего всезнайку в постель.
- Ник.
Тот сосредоточенно вчитывался в очередной «талмуд», беззвучно шевеля губами.
- Никки, - Брендон, лежа на боку, поскреб по простыне, будто играя с котом.
Гарриган нахмурился, поджал губы и без надобности перевернул пару страниц.
- Николас, кис-кис-кис! – Брен поскреб сильнее и заметил, как подрагивает у того уголок рта – полшага до улыбки.
- Снизойди до меня, о мудрейший! – хрипло простонал он, и у Ника карандаш выпал из пальцев.
- Ну, ты сам напросился, - ответил «мудрейший» поднимаясь и снимая…очки.
Не спеша подошел к кровати на расстояние вытянутой руки, очень медленно расстегнул пуговицы домашней рубашки, запустил пальцы за пояс брюк, погладил себя, позволяя Брендону смотреть, как совершенно однозначно натягивается и опадает ткань. Повернулся в пол оборота к единственному зрителю, сильно сжал ягодицы и…успел вовремя уклониться от захвата.
- Пойду, зубы почищу, не скучай, - и Николас удалился.
В последние дни Салливан как можно чаще затаскивал его в постель, Нику приходилось читать там, чтобы хоть что-то успевать, а это не шло на пользу ни медицине, ни любовным играм. Но отказать Брендону он не мог.
- Надо поговорить, - наконец, не выдержал Николас.
Брен мялся недолго.
- Сис приезжает.
- И?
- И мне придется пустить ее жить к себе. А оставлять ее одну, пока я здесь…
- Ты хочешь уйти?
- Нет! – Брендон вдруг понял, что даже если десять Сисси покончат с собой, подожгут его квартиру и будут плясать на углях – он все равно не уйдет отсюда. От Ника.
- А ведь я еще не видел твой дом, - стал раздумывать удовлетворенный ответом Гарриган.
- Там вдвоем тесно, а втроем – тем более.
- Я ужасно компактный и неприхотливый. Уступишь одну полку да пару вешалок в шкафу и половину постели…
- Ник.
- А, значит, есть еще причина.
- Да. Видишь ли, Сис, она несколько…своеобразна.
- Младшим сестрам это часто свойственно, - осторожно согласился Николас. – Знаешь, если ты просто не хочешь знакомить меня со своими родными – я пойму.
- Что? – Брен так прирос к этим отношениям, по крайней мере – для него отношениям, что даже забыл о нетрадиционности их связи. - Нет! - он поймал любовника за плечо и притянул к себе на колени. Действительно, очень компактный. - Я подумал, что ты увидишь Сис и решишь, что такие проблемы тебе не нужны. В смысле, я проблемный.
- Рассказывай, что за проблема.
- Нет, Ник. И не проси.
- Давай, обмен. Ты мне свою «страшную тайну», а я в ответ – свою.
- У тебя нет настолько отвратительной тайны.
- Думаешь, я в кошмарах переживаю из-за рухнувшего пряничного домика? – Николас был серьезен.
И Салливану в который раз подумалось, что этот мальчик-мужчина такой беззащитный в каменных джунглях, вздрагивающий от нежданной ласки и безвозмездно подставляющийся ему, возможно, самый сильный человек, которого он встречал. Даже сейчас, сидящий у него на коленях, в его в объятиях, Гарриган оставался чем-то неприступным.
- Ник.
- Я хочу это знать, - почти приказ.
- Ладно, только обещай… - а что «обещай»? Не бросать? Не презирать7 Не ненавидеть? Брендон слишком ценил, то, что между ними было, и очень боялся перемен. Любых. – Это все давно в прошлом, я многое не помню.
- Рассказывай, - Николас облокотился спиной и плотнее обнял себя его же руками.
- Мне было пять, а Сис – три года, и мама застала нас, когда я трогал ее. Понимаешь, я развратил свою младшую сестру, - у него стало горько, где-то в горле.
- Говори.
- Потом мы посматривали за тем, как моются взрослые. Я показал ей место на дереве, откуда виден душ для гостей.
- Говори.
- Я сказал ей, что самое лучшее в девчонках – это их сиськи.
- Говори.
- Я рассказал ей, что все взрослые трахаются, и наши родители тоже. Она плакала, а я все равно описывал, как они это делают.
- Говори.
- Она хотела уехать из дома вместе со мной. Я сказал, что она мне не нужна.
- Дальше.
- Она звонила – я не брал трубку. Никогда.
- Дальше.
- Ей было плохо, она хотела поговорить, просто поговорить со мной, а я ушел, потому что нестерпимо хотел трахаться, а она все время жалась ко мне! – горло стиснуло спазмом и вместо голоса получился свистящий хрип. Несколько прозрачных, тяжелых, какими бывают только слезы, капель уже успели упасть на грудь Нику, оставляя темные пятна на рубашке – он не заметил этого.
- Скажи, - шепнул, прикусивший губу от боли, причиняемой впившимися в его плечи пальцами, Николас.
- Она перерезала себе вены, пока я был с проститутками!
Ник не мог обернуться в чужом захвате. Поэтому просто поднял руки и обнял Брена за шею, прижал лицом к своему плечу и гладил, пока тот буквально корчился от рыданий. Пережидал, пока все закончится.
- Ты…- Брендон дышал ровнее и заглядывал ему в глаза, пытаясь понять, что будет теперь.
- Когда-нибудь я скажу тебе, что думаю по этому поводу. Не сейчас.
Николас был спокоен, не вырывался из кольца его рук и ответил на поцелуй. Но более прочего Брена обнадежило его «когда-нибудь».
Последний кусок в комментах - не влез))
@темы: Ё-моё
-
-
17.09.2012 в 19:34-
-
17.09.2012 в 19:37-
-
17.09.2012 в 19:40-
-
17.09.2012 в 19:59-
-
17.09.2012 в 20:28СПАСИБО ОГРОМНОЕ! Мне надо как-то проораться в подушку и успокоиться
-
-
17.09.2012 в 20:39-
-
17.09.2012 в 20:40А мне чтива наоборот не хватает
-
-
17.09.2012 в 20:49tindu,
Кто-то же должен был "вылечить" Брена)) хотя бы насильно)
Мне ужасно приятна твоя реакция
-
-
17.09.2012 в 20:53Терпения не было никогда и не будет)
мне чтива наоборот не хватает +1 Совершенно не хватает)
-
-
17.09.2012 в 21:00Упаковка платков пришлась очень кстати))
Да, и лечение вышло просто замечательное)) Чувствуется гармония, мир, что просто свернуться в клубочек и урчать от удовольствия))
Осталось теперь по-человечески поблагодарить за такое чудо, раз уж я совсем непутевый в плане отзывов)) Если нравится, то все))
Совершенно не хватает)
Мне в этом проще, я еще англофандом читаю. В общем счете в процессе чтения постоянно)
-
-
17.09.2012 в 21:06ООООООООООООООООООООООО
ЭТО ЧУДЕСНО
Прекрасный Брендон и прекрасный Ник, прекрасный текст.
-
-
17.09.2012 в 21:09В плане отзыва - все в порядке)))) я чую резонанс))))
я еще англофандом читаю. Наслышана о его просторах, но бываю редко)) если что буду очень благодарна за любопытные ссылки
-
-
17.09.2012 в 21:12Просторы там... колосятся только так)) Ооох, я вечно зависаю с этими реками, но попробую)) Предпочтения есть?
-
-
17.09.2012 в 21:13да, меня теперь не скоро отпустит)Спасибо)))
-
-
17.09.2012 в 21:14-
-
17.09.2012 в 21:14ЗА ЧТО?!
-
-
17.09.2012 в 21:16Хорошо)
-
-
17.09.2012 в 21:19И кстати, НЕ ПОПАЛ!
tindu,
-
-
17.09.2012 в 22:25Читается на одном дыхании. Очень интересно, масса "вкусных" подробностей, на которых я зависаю. И позитивный конец. Они, по-моему, оба "вылечили" друг друга.
Спасибо
-
-
17.09.2012 в 22:41-
-
17.09.2012 в 22:43Желтые трусы правят миром, если надеты на правильную попу)))Всегда пожалуйста!))
-
-
17.09.2012 в 22:46-
-
17.09.2012 в 22:49А за что Николас окрысился на Сисси?
Желтые трусы правят миром, если надеты на правильную попу)))На этой попе любые трусы обретут способность творить чудеса
-
-
17.09.2012 в 23:00процесс взаимного выздоровления выглядит убедительно.
А за что Николас окрысился на Сисси? Догадался, кто старательно подогревает комплексы Брена)) Ну, и понятное дело, не хочет делить его ни с кем)
-
-
18.09.2012 в 07:01bistrick, читать дальше
-
-
18.09.2012 в 07:03-
-
24.09.2012 в 20:47О_о Это дайри глючат, видимо... Я ничего не писал
-
-
24.09.2012 в 20:50Да, мне ужасно понравилась шотландская оборзевшая
-
-
24.09.2012 в 21:36шотландская оборзевшая Это из какого-то однострочника потырено))) там была "русская оборзевшая"
-
-
29.09.2012 в 12:22огромное спасибо за историю!
нет слов, одни эмоции.