собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Это исполнение на кинк 6-20
Чарльз и Эрик
Рейтинга нет. 6 тыс слов
читать дальшеОбычно эти пара часов с полуночи до двух были для Чарльза весьма продуктивными. Он спокойно перечитывал что-то из любимых романов, работал над новой статьей или просто сидел у камина, неспешно перебирая собственные, только его маленькие радости, вроде необычайно зеленой листвы вязов на подъездной дорожке. Эта глубокая, кажущаяся почти осязаемой, зелень с множеством оттенков изумрудного, болотного, охры и салатового стала для Ксавье в последние дни чем-то вроде громоотвода. Сейчас, когда почти все в особняке находились в глубоком, чуть глубже, чем физиологический, сне, профессор мог позволить себе немного расслабиться, даже помечтать.
Генетика являлась для него не работой и не наукой даже, а собственно мечтой, на воплощение которой можно и не жалко потратить жизнь. Это был вид знания, для большинства являвшегося всего лишь сказкой, построенной на гипотезах, а для него повседневной, до смешного обыденной действительностью.
«Мутация, вы знаете, это так соблазнительно», - поведал Чарльз бокалу с бренди и рассмеялся.
Познание мира с помощью органов чувств делает его видимым и ярким, наполненным звуками и вибрацией, источающим запахи, имеющим вкус, а потом еще многое можно потрогать. Картина, складывающаяся благодаря рецепторам у человека, оказывается столь полной, что мозг отметает большую часть подробностей, несомненно, когда-то увиденных, услышанных, узнанных и создает упрощенный вариант окружающей реальности. Тот вариант, который и использует индивид. Человек изначально живет в мире придуманном им самим. И мир этот при всей его красочности, звучности, тактильной и осязательной завершенности на самом деле куцый, как хвост у бобтейла. Вот у Чарльза хвост, то есть мир куда более протяженный по всем горизонтам. Его мозг способен принять за данность бесчисленное количество вариантов восприятия одного и того же объекта. Чарльз - телепат. Удесятеренный, возведенный в степень мир вокруг.
Если бы профессора Ксавье спросили о его самом страшном воспоминании, то он, разумеется, отшутился бы, вспомнив первые уроки верховой езды. А потом, когда остался один, повел бы плечами, прогоняя легкую дрожь. Дыхание смерти он чувствовал не раз, но никогда это не было столь жутко, как во время той тренировки с Эриком. Леншерр своими руками направлял дуло пистолета себе в лоб и смеялся, и подбадривал нерешительного друга. На редкость монолитная натура, он не лгал себе и, прижимая оружие вплотную, был готов принять выстрел и умереть в случае ошибки. Одинаково мощные потоки укрощенной жажды жизни и осознания близости конца рвали телепатический эфир, вымывали из Ксавье все прочие мысли и эмоции, как мелкую стружку. На минуту он стал тем, кто был на краю, но повернул обратно.
Чарльз никогда не выстрелил бы в друга. Телепат смог сохранить лицо в тот момент, но затем, отговорившись неотложными делами, ушел к себе и просидел в кабинете до ужина. Потому что было еще кое-что.
Чарльз действительно знал об Эрике многое. Например, что с того времени, как у Леншерра начал пробиваться пушок над губой, ни одна обида, оскорбление или угроза не остались без достойного ответа с его стороны. Ксавье невольно протащил через себя его боль, восторг и глухую ярость, которой отчего-то было особенно много. Слышал и слушал, как в ритме сердцебиения пульсировало отчаянное, но уже проверенное годами «никогда и никто больше» и «убью». Эрик не цеплялся за самый факт своего существования, но инстинкт выживания в нем был невероятно силен и захватил даже те стороны жизни, где его присутствие желательно ограничить. Человек не может полноценно, с точки зрения Чарльза, общаться и взаимодействовать с окружающими, пока не задвинет подальше свою «самость» и страхи. А Эрик смотрел на каждого встречного, будто спрашивал: «Что ты мне можешь сделать?» - и просчитывал пути отхода. Словом, ни при каких обстоятельствах Леншерр не позволил бы направить на себя пистолет, создать хотя бы видимость угрозы. Не позволил бы никому кроме Чарльза, как выяснилось.
Ксавье тогда трясущейся рукой налил себе бренди и все вспоминал тяжесть оружия, резкий надломленный смех Леншерра и его сумасшедшие глаза. Доверие и привязанность были чужды Эрику настолько, что даже признающий себя оптимистом Чарльз не рассчитывал ни на что кроме сотрудничества.
Однако эти чужеродные чувства пустили корни и даже принесли плоды.
Ксавье вспомнил об этом там, на Кубе, прижимая пальцы к виску, понимая, что сейчас будет залп, что люди боятся. А Леншерр стал тем, кого ничто не способно остановить, и ему нужен был повод, всего лишь маленькая искра, чтобы продемонстрировать это. В тот момент единственной зацепкой Чарльза оказалось то воспоминание о несостоявшейся тренировке и странное, болезненное ощущение сродства, возникшее у Эрика к нему.
Когда ракеты зависли в воздухе, это было…красиво. Так, как может быть красив укоризненный и насмешливый привет от Эволюции ее возомнившим себя всесильными детям.
- Эрик, там тысячи ни в чем не повинных людей! – Ксавье выкрикнул первое, что пришло в голову, и испуганно прикусил язык.
Говорить пьяному от крови и торжества Леншерру о чьей-то невиновности было глупо. И уж точно не стоило упоминать, что люди лишь марионетки, выполняющие приказы – это только усилит ненависть металлокинетика к безликой силе имя которой – все.
Разум Чарльза заметался в поисках решения. У него есть доверие Леншерра и очень мало времени, чтобы найти нужные слова. Ксавье и ранее предполагал возможность подобного противостояния, но когда он продумывал способы примирения, то всегда рассчитывал на страховку телепатией. Чарльз просто уже не помнил, как это – без нее.
Наблюдая, как оружие людей поворачивается против них же, он нарочито плавно подошел к Эрику.
- Друг мой, - из-за напряжения близкого к панике Ксавье неосознанно стал искать брешь для телепатической связи. Его сила слилась в единый поток, направленный на Леншерра. Ничего. Ни отзвука мысли, ни ощущения присутствия. Чарльзу показалось, что он ослеп, настолько плоским и невыразительным стало все вокруг. Страх разбил на секунду его хаотичные поиски решения, подкинул простой неверный способ. И Ксавье едва не бросился на Леншерра. «Стой!» У разума и в самом деле есть голос.
Где-то, как будто очень далеко закричала Мойра, ей расплавившийся пистолет обжег ладони. Металлокинетик сделал это, даже не оглядываясь. А Чарльз был настолько сосредоточен, что не заметил ни выстрела, ни пролетевшей рядом с головой пули.
– Эрик, – он все же не удержался от движения, но вместо попытки нападения стиснул плечо Леншерра. Весьма крепко. – Послушай.
Тот и в самом деле отвлекся, обернулся и посмотрел на телепата с болезненным ожиданием, словно доверял ему единственному больше чем в себе. Словно почти спрашивал разрешения.
- Чарльз.
Да, все чем профессор мог бы поторговаться за чужие жизни – это он сам.
- Если моя клятва, что-то значит для тебя, - Ксавье не удержался и бросил взгляд на почти уже неразличимые с берега ракеты. Усилием воли заставил себя говорить веско и не торопясь. – Я поклянусь всегда быть на твоей стороне. Всегда рядом. Если ты отпустишь их сейчас.
Мгновение может быть очень долгим. Вот такую мучительно длинную, наполненную лавиной мыслей, эмоций, решений секунду длился взгляд Леншерра. Затем он опустил свою левую со сведенными от напряжения пальцами руку и тут же протянул правую Чарльзу. Под звуки далеких взрывов и тихого перешептывания команды за спиной, бурной радости спасшихся моряков и шипения морской пены профессор Ксавье, пожимая руку Эрику Леншерру, клятвенно обещал сделать все возможное для благополучия мутантов в этом мире. Раз. Принять сторону Леншерра своего брата и соратника. Два.
Здесь Чарльз думал завершить клятву, но Эрик, не выпуская его ладонь, потребовал добавления третьего пункта.
- Я буду жить с тобой под одной крышей там, где ты захочешь и так долго, как тебе это будет угодно, - Ксавье не знал, что понятие «рядом» Леншерр воспримет так буквально, но отступить теперь было невозможно, несмотря на то, что осколки снарядов уже, наверное, достигли дна. – Клянусь в этом.
Три.
Под взглядом телепата Эрик медленно снял шлем и бросил его на песок. Но Чарльз не заметил этого, он весь был поглощен вырвавшейся из тайников души Леншерра стыдливой и жадной радостью. А он-то еще считал, что тот не способен на столь бурные эмоции! Странным образом, но все же Эрик был по своему счастлив.
- Чарльз? Что теперь будет? – младшие с некоторой опаской подошли к ним.
Профессор быстро отметил, что все целы, только испуганны и в замешательстве, ощутил, как повинуясь негласному зову Магнето, приблизились Ангел и двое из команды Шоу.
- Все будет в порядке! – да откуда ему знать, что будет, он не провидец, в конце концов! Спокойнее. Только без истерик, ладно? – Мы возвращаемся домой. То есть, - Ксавье впервые осознал, насколько он теперь несвободен. – Вы – домой, а я…
- Мы все вместе отправимся к тебе, - Эрик встал вплотную, прикоснулся плечом к его плечу, словно напоминая о клятве. Как будто в этом была необходимость!
Знакомые стены дарили хотя бы иллюзию безопасности и это немного успокаивало. Дети разошлись по своим комнатам, собираясь переодеться и освежиться перед ужином. Даже новички довольно свободно осваивались в отведенных им гостевых. Но Чарльза в данный момент занимало другое: вылезти из Хэнковых костюмов без посторонней помощи было почти невозможно. И если раньше он не считал зазорным бросить любопытный взгляд на красиво сложенного Эрика (редкий эстет не восхитился бы), то теперь, из-за пункта «рядом» простое переодевание приобретало оттенок некоторой интимности. А ей не место между друзьями и соратниками.
Впрочем, Ксавье прекрасно отдавал себе отчет, что заменить его некому, поэтому он покорно проследовал в комнату Леншерра и принялся последовательно расстегивать многочисленные молнии и заклепки. Помогая стаскивать плотно севший костюм, телепат заметил, что Эрик задерживает дыхание. И запретил себе думать об этом, а тем более «подсматривать». Наконец, непростая процедура завершилась, и Чарльз с чувством облегчения хотел направиться в свою комнату, забыв, что теперь его очередь разоблачаться. Дверь не открылась.
Ну, это уж слишком! В его собственном доме! Раздрай в душе уступил место тихой злости, Ксавье обернулся.
- Прости, - Леншерр чуть виновато улыбнулся и поднял руки, признавая ошибку. – Давай помогу с костюмом?
Чарльз заставил себя думать о детях, о предстоящем ужине, о непростой ситуации, в которой они все оказались. Только не о том, что Эрик не озаботился одеться, и не о том, что металлические молнии он расстегивал пальцами, и уж тем более не о том, что делал он это чересчур медленно.
Ксавье впервые было ни капли не любопытно, каковы мотивы поведения его друга.
Если Леншерр хотел, чтобы телепат держался подальше от его головы, то он выбрал чертовски верную тактику.
К ужину все спустились в некотором даже веселье. Чарльз понимал, что, в восприятии детей, «потом» - это почти «никогда». И не собирался объяснять им разницу сейчас. Эрик пришел, когда все уже рассаживались, но вместо второго центрального кресла, которое, не сговариваясь, ему оставили, он сел рядом с хозяином, подвинув Зверя.
- За нас – новую команду, в которой каждый горд быть мутантом! – тост Леншерра оказался демократичнее, чем можно было ожидать. Отдельно Чарльз поблагодарил бы за краткость - слушать сейчас пространные речи и лозунги было бы нелегко. Ксавье внезапно почувствовал, насколько сильно он устал. Измотался физически – пусть, гораздо тяжелее оказался груз ответственности за свои, казалось бы правильные и уместные слова и поступки. Искоса глядя на Эрика, который поддерживал хотя и напряженный, но все же дружественный тон беседы за столом среди недавних врагов, Чарльз впервые пожалел, что на Кубе не произошло что-то иное.
За один вечер Леншерр продемонстрировал способность объединять носителей самых разных мнений, установил свой авторитет среди собравшихся и показал профессору насколько серьезная и радикальная рождается организация. Оказалось, что идея Братства мутантов уже полностью сформирована и продумана, и для каждого, включая Ксавье, есть в ней место. Все было готово. А он так рассчитывал на отсрочку!
Да, Чарльз мог бы признаться в малодушии, ведь, давая свою клятву, он рассчитывал на некоторые слабости Эрика: тот казался принципиальным одиночкой, не доверяющим даже собственной тени, а один даже в поле не воин. Теперь же вдруг выяснилось, что Ксавье был непростительно слеп для телепата. Он даже обиделся, обнаружив в Эрике столько скрытых ранее талантов.
Леншерр разительно изменился, словно не он оставил на прогретом солнцем песке смысл своих последних двадцати лет жизни. Как будто он обрел, а не потерял. Это странно, но, увы, оказалось характерно для него. Всякий, освободившись от ярма мести, вздохнул бы спокойнее, попробовал, наконец, жить для себя, но не таков был Эрик. Он не принимал мир ни в одном из его вариантов и, едва завершив одну многолетнюю войну, спешил ввязаться в следующую. А Чарльзу придется быть рядом.
Пока Ксавье восстанавливал душевное равновесие, благо за количеством выпитого никто не следил, он потерял нить беседы. А вернувшись, обнаружил две неприятных для себя вещи: во-первых, Леншерра всерьез стали называть «Магнето» даже новички. А во-вторых, расстояние между их с Эриком стулом и креслом чрезвычайно мало. Если запретить понравившиеся клички он не мог, то отодвинуться, чтобы не задевать поминутно своего новооткрытого друга то локтем, то коленом было в его силах. Чарльз приподнялся и тут же сел обратно, повинуясь тяжелой ладони на своем плече. Этот обновленный Эрик прикасался к нему за последние несколько часов чаще, чем прежний за три месяца. Рука на плече задержалась несколько дольше, чем требовалось.
- Извините, я очень устал, - Чарльз все же поднялся из-за стола, взглянул на объект своих размышлений, еще раз отметил, как непривычно видеть вместо водолазки рубашку с расстегнутой верхней пуговицей и пожелал всем спокойной ночи.
Бывает, хочется запереться в своей комнате, отгородиться от опасности, спрятавшись под одеялом. Ксавье раньше не испытывал подобного, не возникало побуждения забиться в угол и поражаться громкости своего дыхания. А сейчас он был близок к тому, чтобы придвинуть к двери комод, хотя прекрасно понимал, что лично ему ничего не грозит.
Эрик постучал и спросил разрешения войти, но для профессора это все равно стало вторжением.
- Завтра будет прекрасный день – первый из тех, что отныне принадлежат нам. – Леншерр присел на край его кровати. - Я рад идти по этому пути с тобой, Чарльз, - он подождал чего-то. - Спокойной ночи.
До того, как Эрик прикрыл за собой дверь, Ксавье был уверен, что уснет моментально. Но теперь, несмотря на усталость, в голову полезли разные несвязные мысли, успешно соперничающие со сном. Завтра представлялось рубежом, минуя который уже ничего нельзя будет исправить, и эта категоричная однозначность очень пугала. Как быть с его клятвой? Предположим, какое-то время он сможет молчать, а потом Эрик захочет воплотить грандиозный план с кровавым подчинением человечества (а к тому и идет). И все. Теперь Чарльз ясно видел свои промахи и те мелочи, которые были первыми «звоночками» нынешних дел, вот только он не представлял, в какой точке этого пути он мог бы свернуть без ущерба.
О какой ерунде он только думает! Сейчас, уже сейчас под угрозой тысячи жизней, а чистоплюй-профессор беспокоится, что бывший друг будет держать его под домашним арестом! Несмотря на вскрывшиеся неожиданные качества Леншерра, он упрямо считал, что серьезного вреда ему не причинят.
Принять правильное решение бывает сложно даже человеку, привыкшему поступать правильно. Вероятно, тому, кому еще не случалось угодить в развилку общественной и личной морали сделать выбор труднее, чем преступнику, давно разделившему для себя эти понятия. Чарльз босиком, ежась от холода в одной пижаме, спустился к бару, он старался двигаться тише и любимый бренди наливал осторожно, чтобы не звякнуть горлышком о край бокала.
Еще ничего не произошло, а он уже не хозяин в своем доме.
Верное решение очевидно, осталось только признать его, а признав, воплотить. В этом-то и состояла причина колебаний профессора – он привычно принял бы на себя ответственность и начал устранять последствия, несомненно, необходимого поступка, но совершать он его не желал, в какой-то мере даже не мог. Только вот кроме него некому.
Подталкивая себя мыслями о долге и обязательствах, впрочем, слабо представляя, кому именно он должен, Ксавье поднялся к комнате Эрика. Уже перед дверью он остановился, прислушался и послал не приказ – настойчивую просьбу «спи», ему не улыбалось получить нож в горло или монету в лоб от сонного соратника. Странно, что дверь Эрик не запер. Тихой мышью Чарльз скользнул в комнату, на цыпочках подобрался к постели со спящим Леншерром и только тогда осторожно освободил свою жертву от липких пут наведенного сна. Телепат мог бы не делать этого, но что-то, возможно, кровь французских дуэлянтов шепнуло ему, что так будет справедливо. Как будто он дает противнику право на последнее слово перед казнью в знак уважения и признания силы Эрика.
Это признание, почти нежность и ощутил проснувшийся Леншерр.
- Чарльз, ты пришел ко мне.
И телепат в свою очередь удивился удивлению и радости, которые настолько захватили Эрика, что тот даже не задумался о цели визита.
- Да, к тебе.
Со стороны Ксавье это всего лишь жест милосердия. К людям. К Эрику.
Слабые, нечеткие образы с поверхности сознания Леншерра, его недавнего сна оказались так близко, что не увидеть их Чарльз просто не мог. Эрик хотел так много и в то же время так мало.
Ведь совсем не сложно сесть на кровать так, чтобы ты чувствовал его тепло, а он бы тут же накрыл тебе колени одеялом. Так легко прикоснуться к нему, затаившему дыхание, чтобы не спугнуть твою руку. Очень просто провести по лицу, обрисовывая его черты, мягко, настойчиво запустить пальцы в волосы на виске, так чтобы он весь устремился за прикосновением, и сказать: « Эрик…».
- Засыпай.
Нет, не то, но едва распознав отступление от сценария, сознательная часть личности Леншерра покорилась сну. Подчинилась почти охотно – Эрик уступал, доверял, позволял, чем вновь удивил телепата – тот боялся, но и надеялся на борьбу, почти хотел потерпеть поражение. Но, похоже, Леншерр был упорен в своем желании получить его полное доверие и считал подобное вторжение необходимым условием.
Вот его ладонь на виске противника, брата, жертвы, и Чарльзу показалось, что он чувствует многочисленные потоки мыслей, чувств, инстинктов протекающие под его пальцами – это все Эрик, то, что делает его таковым.
Другую руку нужно положить так же. Леншерр чуть плотнее сжал веки, но сопротивляться пока не пытался.
Чарльзу уже не раз приходилось убирать и изменять чужие воспоминания, этим опытом он не гордился, к тому же он еще не вмешивался в личность так глубоко, не блокировал такие крупные объемы памяти. К сожалению, вся жизнь Эрика после убийства матери строилась на одном фундаменте – его мысли, планы, действия имели исток из того проклятого дня. Шоу, получивший после смерти прощение воспитанника, стал для того символом идеи. А поскольку память - очень подвижная субстанция, Леншерр связал любые воспоминания о Себастьяне даже самые ранние с революционным мировоззрением. Поэтому Ксавье не мог ограничиться только относительно недавним умозаключением Эрика о превосходстве мутантов. Требовалось лишить Эрика всей его взрослой, сознательной жизни, включая имя, фамилию и врага.
Ранее заставляя людей забывать, Чарльз использовал самый простой способ – убеждал человека, что этот объект или случай тот не помнит. Матрица памяти при этом оставалась нетронутой, возникал своего рода косметический эффект. Ксавье прекрасно отдавал себе отчет, что при определенном упорстве, гипнотерапии да и просто со временем этот участок памяти восстановится. Теперь же у него были совсем иные цели: большую часть того, что составляло личность Эрика, следовало уничтожить безвозвратно, сжечь пути к этим воспоминаниям и навыкам, запретить даже приближаться к останкам.
Когда-нибудь Чарльз сам напишет и откорректирует закон, определяющий ответственность за телепатическое воздействие на личность. Пока же он не нарушает букву, но согласно духу закона это убийство.
Эрик, напряженно, но терпеливо ожидающий окончания «сеанса», вдруг дернулся да так, что профессор едва удержал его. «Чарльз!» - обиженно зазвучало в сознании Леншерра.
- Тише, тише, все в порядке, - зашептал ему Ксавье, залезая на постель, придавливая мечущегося «друга» своим телом. От мысли, что кто-то посторонний проснется и вмешается, у телепата пот побежал холодными струйками меж лопаток. О, этот страх убийцы быть прерванным, пойманным прямо с жертвой в зубах! Этот страх, паника уничтожает последнюю надежду на сострадание, шанс на спасение. – Тише!
Чарльз успокаивал себя – Эрик, в сознании которого он находился, все равно яснее слышал его истинные намерения, чем слова. Приказы, внушения – все это слабо действовало на рвущегося из сна, стремящегося выжить Леншерра. Профессор получал удар за ударом и каждую секунду ждал, что его проткнет чем-то железным, но запертый в себе Эрик даже не пытался сконцентрироваться, а лишь по-звериному бессмысленно рвался и по-человечески недоумевал «за что?».
Ты считал металл своим единственным верным союзником, как же ты был прав, Эрик.
Когда все закончилось, Чарльз так и остался лежать рядом со своим другом? Врагом? Нет, этот человек пока не знает профессора Ксавье. Чистый лист без сколько-нибудь четких воспоминаний – телепату не хватило сил, он займется этим позже. Сейчас у Чарльза болело тело – хорошо бы ничего серьезного, его мучили сомнения, поздние сожаления. Но больше всего страданий профессору причиняло воспоминание о том, как умолк, наконец, затих голос сознания Эрика Леншерра.
Поздним утром профессор Ксавье едва смог подняться с чужой постели. Желание Эрика провести ночь вместе сбылось, но Чарльз не стал раздумывать об ироничности момента – телепат чувствовал себя так, что даже в его богатом опыте похмельных пробуждений не нашлось ничего подобного. А рядом тихим сном человека с чистой совестью спал некто чужой.
Чарльз посетил ванную, постарался привести себя в порядок и, запретив себе дальше откладывать то, что все равно сделать придется, разбудил «Эрика».
Сонно моргающий, нервно вздрагивающий мужчина, не помня, кто он и где находится, сел на постели и удивленно посмотрел на Чарльза.
- Доброе утро, Эрик, - он решил оставить хотя бы имя, кроме того, именно так будут называть этого человека все остальные. – Я Чарльз твой… друг. Ты хорошо спал? Не желаешь позавтракать?
- Чарльз, - Леншерр, морщась, потер лоб, пытаясь вспомнить хоть что-то, ведь этот человек называл себя его другом, а значит он, Эрик, обязан знать о нем. Или хотя бы о себе.
Понимание и навык английской речи уцелел после телепатической чистки.
- Эрик, пожалуйста, не волнуйся, эти эпизоды амнезии появились у тебя после аварии, со временем ты вспомнишь все, - Ксавье заставил себя сесть рядом с дезориентированным, испуганно оглядывающим чужое место большим ребенком, он взял его за руку и пообещал, что все будет хорошо. И подкрепил слова успокаивающим внушением – обнаженной ране в памяти Эрика нужно дать время затянуться.
Кухня в доме была под стать остальному, поэтому неудивительно, что все гости Ксавье собрались там на завтрак. Почти по-семейному, язвительно отметил Чарльз, у которого по-прежнему зверски раскалывалась голова, а Хэнковы таблетки от мигрени, адаптированные под головную боль после работы с Церебро еще не начали действовать.
Телепат не собирался скрывать Эрика, хотя и понимал, как изменится отношение окружающих, когда он перестанет соответствовать образу обаятельного профессора не-читаю-ваши-мысли-без-разрешения. Чарльз рассчитывал, что его поймут. Не сразу, но со временем, страх и возмущение улягутся, и те, кого он уже привык считать своим кругом, вновь повернутся к нему. Ведь каждый из них оступался, они смогут простить и принять тот единственный раз, когда Ксавье поступил так, как было необходимо.
Чарльз был готов отпустить их, а затем как мудрый учитель и старший брат вновь принять. Так и будет.
Когда профессор, поддерживая Эрика под руку (тот споткнулся на лестнице) вошел в кухню, то демону Азазелю хватило одного взгляда на бывшего Магнето. Краснорожий любитель клинков выругался и исчез, но тут же вернулся, исподлобья взглянул на Чарльза, на пораженного представлением Эрика, схватил своего напарника, повелителя вихрей и исчез уже окончательно.
Остальным понадобилось чуть больше времени.
- Ой, как здорово! Вот это фокус! Чарльз, как он это сделал? - Эрик спросил и сразу смутился, даже слегка покраснел. – Простите, не знаю, знакомы ли мы? – обратился он к оставшимся сидеть за столом.
- Чарльз, это не смешно! – Рейвен начала с глубокого грозного рыка, который странным образом сорвался в нелепый писк.
Парни не смогли выдавить из себя и этого.
Где-то к середине завтрака, состоявшего из кофе и тостов до гостей дома Ксавье наконец дошло: случившееся не шутка. Эрик скромно ел, пытался приветливо улыбаться остальным и чуть горбился под пытливыми взглядами, а еще он пять раз наклонился, поднимая нож для масла, который Рейвен упрямо роняла.
Чарльзу тоже было чрезвычайно неуютно за столом – сестра в облике миловидной блондинки смотрела на него по-волчьи, и от этого кусок в горло не лез, но хотя бы голова болела значительно слабее.
- На два слова, Чарльз.
- Разумеется, дорогая. Эрик, если ты закончил, то не мог бы ты подождать меня в библиотеке, второй этаж налево по коридору.
- Да, конечно, - Леншерр под взглядом Рейвен розовел скулами и поднимался со своего места всякий раз, как та вставала из-за стола. Он не мог вспомнить сколько ему лет, но откуда-то знал, что так подобает вести себя в присутствии женщины.
Мистик от этой внезапной галантности становилась только суровее.
Стоило Эрику выйти из кухни, как взгляды всех присутствующих обратились к Ксавье, но никто не знал, как правильно сформулировать тот самый неудобный вопрос. Ирония ситуации состояла в том, что и Чарльз не знал, что именно он собирается сказать или ответить этим людям, которые продолжали верить в непогрешимость профессора Ксавье.
- Это был единственный выход, - наконец произнес он. – Я был должен поступить так, ради нас всех.
Чарльз сам почувствовал насколько неубедительный это аргумент, а главное, что и прозвучал он как признание в убийстве перед судом присяжных.
Около недели понадобилось телепату, чтобы создать убедительно достоверную память Эрику, а еще через несколько дней были готовы и документы. Эрик Леншерр, тридцатидвухлетний гражданин Соединенных Штатов не служил в армии, не имел проблем с законом, а так же живых родственников. С Чарльзом они познакомились, когда оба отдыхали на побережье и сдружились настолько, что профессор генетики пригласил преподавателя физики провести следующий отпуск в его поместье в Вестчестере. А когда Эрик попал в автомобильную аварию Ксавье, как единственный оказавшийся рядом знакомый, взял его на свое попечение.
Узнав о своей профессии «до аварии» Эрик увлеченно взялся за труды по физике, которых в библиотеке Ксавье имелось в достатке, кроме того Чарльз начал выписывать ему периодические издания. Иногда они так и сидели рядом на диване ли, на скамейке или траве, каждый погруженный в плоды своей научной мысли.
Вот только смотреть на них было некому, кроме разве что пожилой негритянки-горничной приходящей трижды в неделю на неполный день. Первой ушла Рейвен, именно ушла, а не сбежала. Однажды вечером она просто заглянула в комнату брата и попрощалась, Даркхольм сдержанно поблагодарила его «за все» и даже обняла как раньше. От денег, кроме тех, что лежали на ее собственном счету она отказалась.
Ангел исчезла той же ночью, но «по-английски».
Следующим гнездо покинул Хэнк, которому предложили грант на исследования.
Шон решил поступить в университет и уехал выбирать подходящий.
Дольше всех задержался Алекс – его благодарность и страх перед самим собой успешно соперничали с естественным стремлением оказаться подальше от «потрошителя мозгов». Но после доверительной беседы с профессором ушел и Саммерс.
Чарльз снова, как и двадцать лет назад остался один.
Нет, Эрик никуда не делся, но в нем не осталось никакой загадки для телепата, по сути, он весь являлся результатом усилий Ксавье. Некоторое время Чарльзу еще были любопытны особенности становления и развития искусственно созданной личности, но научный интерес продержался недолго. Леншерр от природы имел впечатляющие возможности интеллекта и много времени посвящал занятиям неудивительно, что он за короткий срок поднял свой уровень знаний по физике и математике со школьного до университетского. Но Ксавье, выслушивая и едва понимая его новые и новые тезисы, несомненно, смелые и оригинальные, скучал по взятым невесть откуда идеям прежнего Эрика, того, кто академическому знанию предпочитал свое чутье металлокинетика.
Профессор тосковал по дружескому плечу равного ему существа, хотел снова оказаться в обществе мутантов, раньше он и не догадывался, насколько это для него важно.
Конечно, он рассказал Эрику о мутантах, осторожно о своей телепатии и еще более осторожно о способностях самого Леншерра. Тот пришел в восторг и с тех пор постоянно носил с собой что-то металлическое, крутил в пальцах ложки, монеты, вызывая у Ксавье нервную дрожь. Но как Эрик ни старался, металл молчал.
- А ты не знаешь, как они впервые… пробудились, - спрашивал он Чарльза. – Что я чувствовал, когда металл подчинялся мне?
На эти и подобные вопросы телепат сдержанно отвечал, что не знает, не видел и предположить не может. Его фишка с яростью и умиротворением теперь не работала, потому что отсутствовал главный катализатор способностей Леншерра – ярость.
Этот Эрик пугался и обижался там, где Магнето начал бы бить и ломать или хотя бы думать об этом. Вместо прежнего цикла: уверенности легко переходящей в отчаяние, а затем в гнев, Чарльз наблюдал истинно детское любопытство и детские же тренировки. С таким Эриком было невыносимо скучно, а скука сушила и истощала Ксавье даже в большей степени, чем напряженная работа. А где еще глушить скуку, как не в баре? Они с Эриком начали ездить в город, но поскольку Леншерр ни на шаг от него не отходил и с наивным интересом наблюдал, как Чарльз флиртует, то и развлечься не удавалось.
В один из таких вечеров, когда профессор благополучно надрался самым неинтеллигентным образом, к ним подошли пятеро заезжих парней крепкого сложения - им не понравилось то, как Эрик поддержал зашатавшегося друга.
- Эй, голубки!
Ночью на кухне Вестчестерского особняка Леншерр потирал ушибленные ребра и послушно держал лед у разбитой скулы, а трезвый без единой ссадины Чарльз думал, сказать ему, что светильник рухнул на нападавших не просто так или промолчать.
- Знаешь, - тихо, будто он был в чем-то виноват, начал Эрик. – Насилие, конечно – не лучший способ разрешения конфликтов, но в какой-то момент я себя так странно почувствовал… Не могу сказать, что люблю драки, но что-то мне в них нравится.
Ксавье решился и рассказал ему о светильнике.
То, что Эрик больше времени стал уделять тренировкам и хотя бы на несколько часов уезжал в город, спасало Чарльза от превращения в ворчуна и брюзгу – рядом с другом у него резко портился характер. Он прекрасно понимал, что виноваты только скука и чувство вины, но едва удерживался, чтобы не срываться на Эрике, воплощавшем для него и то, и другое. Разумеется, это было несправедливо, да и отпускать Леншерра одного опасно, тот все еще оставался незрелым, неприспособленным к жизни вне поместья. Опыт не обязательно делает человека взрослым, но иного способа взрослеть не существует. У Эрика же имелись только обрывочные воспоминания и некоторые навыки, не всегда привязанные к прошлому. Профессор ненавидел себя за малодушие, но он настолько устал от предупредительного и деликатного друга, что даже телепатические контакты ограничил до минимума из-за чего и пропустил некоторые изменения, произошедшие с Эриком.
Кажется, только вчера Эрик, смущаясь, садился рядом, легонько трогал за рукав, обращая на что-то его внимание, и вдруг Чарльз обнаружил, что сосед по дивану прижимается к нему коленом, что рука друга задерживается на его плече и прикасается не к одежде, а именно к телу под одеждой. Ксавье вдруг заметил, что взгляд Эрика больше не наводит на мысль о потерявшемся щенке, это взгляд молодого мужчины, который на ночь вместо Бора и Ландау читает Уальда. И взгляд этот следовал за Чарльзом.
- Вряд ли я когда-нибудь смогу выразить, как благодарен тебе.
Если бы Ксавье не почувствовал приближение сознания Эрика, он бы подпрыгнул – тот ходил очень тихо и в последнее время взял за привычку «подкрадываться» со спины.
- Взаимопомощь – это одна из основных вех социализации, - Чарльз как раз работал над очередной статьей.
- Причем здесь это? Я знаю, что ты самый добрый, самый отзывчивый человек, которого я встречал в своей жизни.
Эрик ушел, а профессор не мог уснуть до утра, раздумывая, не является ли это «знаю» намеком на что-то, и сам же ругал себя за нелепые измышления.
- Спасибо, что спас меня, - выдал Леншерр, когда они ночью возвращались из города пешком через поля. Небо было очень ясным, так что казалось, что звезд вдвое больше, чем нужно.
Телепат споткнулся, его затрясло, и только потом он сообразил, что друг имел в виду опеку «после аварии».
- Осторожнее, здесь везде кротовые норы, обопрись на меня.
Эрик снова принялся задавать вопросы о своем прошлом, но теперь его интересовало иное.
- Скажи, а когда ты узнал, что я мутант? А при каких обстоятельствах мы познакомились?
Теперь Леншерр спрашивал так, чтобы отвечая, Чарльз невольно рассказывал и о себе, особенно подробно он хотел знать об отношении профессора к мутантам. Сам Эрик пока себя полноценным мутантом не считал – не выходило поймать ускользающее мгновение и понять, как «включаются» его способности. Он спрашивал, а Ксавье отвечал и дергался, и потел, каждый раз, когда ему казалось, что вопрос с подвохом. В последние дни ему часто чудилось нечто недоброе: во взгляде Леншерра он видел прежнюю убийственную зацикленность, в отлучках в город – тайны, а в том, что друг пристрастился к кофе – возвращение былых привычек. Даже понимание, что все мысли источника его страхов находятся под контролем, не могло успокоить телепата, а неловкие ухаживания, предпринятые Эриком, только ухудшали ситуацию.
Чарльз возненавидел любимый сорт чая – стоило устроиться почитать, как ему тут же притаскивали чашку, веники полевых цветов сохли в гостиной, на кухне и комнате телепата, а однажды, приняв ванну, он не нашел полотенца, которое, как хорошо помнил, точно брал. Разумеется, друг тут же принес ему искомое и, еще не отдавая, вкрадчиво спросил, не нужно ли потереть спинку или как-то еще помочь. Ксавье категорически отказался.
Как-то Эрик попробовал помассировать ему плечи, и профессор понял, что этот вопрос нужно решать радикально. В следующий же уикэнд он снял девушку в баре. Это был единственный вечер, когда Леншерр оказался пьянее Чарльза.
- Тебе тоже стоит развеяться, - советовал ему пропахший удушливо сладкими духами друг со следами помады на лице.
- К чему, Чарльз, - неожиданно трезво спросил Эрик, который только что и до постели сам добраться не мог. – Зачем делать вид, что не знаешь?
- Давай отложим этот…
- Ты знаешь, и я знаю, что ты знаешь.
- Перестань, Эрик. Не сейчас!
- Я тебя…
- Молчи!
- Я тебя люблю. Только тебя.
Оба замолчали, Ксавье хотелось орать и швыряться вещами – он слишком устал от всего этого, он был измучен.
- Спокойной ночи, Чарльз.
Если бы Леншерр добавил «ложись со мной» или что-то про поцелуи на ночь, он бы точно закричал на весь дом.
В ванной комнате профессор Ксавье посмотрелся в зеркало и не узнал себя.
Он мог бы избавить Эрика от этого неуместного влечения, нужно всего навсего… Нет. Остатки того, кому доверяли Рейвен и ребята возмутились против такого варианта. Кроме того дар как будто подводил Чарльза в последнее время, возможно, сказывалось отсутствие практики. Лезть в голову Леншерра, снова и снова видеть, как тот мечтает, чтобы однажды ночью друг пришел к нему, сел на постель и позволил укрыть себя одеялом, было выше его сил. А встречая других людей, телепат ловил себя на том, что и они стали ему безынтересны.
Терпеть Чарльз больше не мог, но и выхода из ситуации не находил, хотя бы потому, что не знал, куда идти.
Утром он поднялся, заранее начиная ненавидеть день, небрежно оделся и спустился завтракать, пока «Валентин» не додумался притащить яичницу и кофе ему в постель.
Завтрак действительно уже был готов, Эрик читал газету и ждал профессора.
- Доброе утро. Вкусно пахнет! – Чарльзу все же было немного стыдно за то, что вчера на искреннее и весьма непростое признание у него не нашлось никаких ответных слов.
- Доброе утро, уделишь мне пять минут?
- Разумеется, - Ксавье только теперь заметил, что Эрик как-то не похож на того, кого вчера весьма обидным образом отшили. Леншерр был спокоен, уверен в себе и принятом решении… Решении?
- Чарльз, я много раз говорил тебе, что благодарен за помощь и надеюсь когда-нибудь вернуть долг…
Если бы ты знал, Эрик, если бы ты только знал.
- Я хотел бы, - глядя прямо в глаза телепату, как бывало когда-то давно, продолжил он. – Быть нужным тебе, помогать и заботиться, но от того, что я делал, становилось только хуже. Это ведь из-за меня от тебя ушла сестра и друзья-мутанты. Не отвечай. Я знаю тебя недолго, Чарльз, но достаточно, чтобы заметить, как ты изменился. И мне жаль, поверь, очень жаль, что я не тот, кого ты звал в свой дом, не тот, в память о ком, ты заботился обо мне. Я говорю все это, чтобы ты знал: я ухожу сейчас, но не оставлю тебя никогда. Скажи только слово и я вернусь.
У профессора вдруг закружилась голова, и он прислонился к дверному косяку. А Эрик, придерживая его за плечи, продолжал.
- Ты можешь уехать преподавать или путешествовать, вернуть сестру, завести новых друзей – да ты, черт возьми, можешь все! А я снова стану Эриком, которого ты знал, у меня получится, и тогда, возможно… - он смотрел на губы Чарльза, и тот был готов разрешить поцелуй, предощущал его. – Одно только слово, Чарльз.
Леншерр немного сильнее сжал пальцы перед тем, как выпустить плечи бывшего друга и развернуться к дверям.
- Прости меня! – откуда взялись эти слова, Ксавье и сам не понял, но для него было важно, чтобы Эрик услышал.
- Я прощу тебе все, что угодно, Чарльз, - открыто и радостно улыбнулся ему в ответ чужой человек.
Чарльз и Эрик
Рейтинга нет. 6 тыс слов
читать дальшеОбычно эти пара часов с полуночи до двух были для Чарльза весьма продуктивными. Он спокойно перечитывал что-то из любимых романов, работал над новой статьей или просто сидел у камина, неспешно перебирая собственные, только его маленькие радости, вроде необычайно зеленой листвы вязов на подъездной дорожке. Эта глубокая, кажущаяся почти осязаемой, зелень с множеством оттенков изумрудного, болотного, охры и салатового стала для Ксавье в последние дни чем-то вроде громоотвода. Сейчас, когда почти все в особняке находились в глубоком, чуть глубже, чем физиологический, сне, профессор мог позволить себе немного расслабиться, даже помечтать.
Генетика являлась для него не работой и не наукой даже, а собственно мечтой, на воплощение которой можно и не жалко потратить жизнь. Это был вид знания, для большинства являвшегося всего лишь сказкой, построенной на гипотезах, а для него повседневной, до смешного обыденной действительностью.
«Мутация, вы знаете, это так соблазнительно», - поведал Чарльз бокалу с бренди и рассмеялся.
Познание мира с помощью органов чувств делает его видимым и ярким, наполненным звуками и вибрацией, источающим запахи, имеющим вкус, а потом еще многое можно потрогать. Картина, складывающаяся благодаря рецепторам у человека, оказывается столь полной, что мозг отметает большую часть подробностей, несомненно, когда-то увиденных, услышанных, узнанных и создает упрощенный вариант окружающей реальности. Тот вариант, который и использует индивид. Человек изначально живет в мире придуманном им самим. И мир этот при всей его красочности, звучности, тактильной и осязательной завершенности на самом деле куцый, как хвост у бобтейла. Вот у Чарльза хвост, то есть мир куда более протяженный по всем горизонтам. Его мозг способен принять за данность бесчисленное количество вариантов восприятия одного и того же объекта. Чарльз - телепат. Удесятеренный, возведенный в степень мир вокруг.
Если бы профессора Ксавье спросили о его самом страшном воспоминании, то он, разумеется, отшутился бы, вспомнив первые уроки верховой езды. А потом, когда остался один, повел бы плечами, прогоняя легкую дрожь. Дыхание смерти он чувствовал не раз, но никогда это не было столь жутко, как во время той тренировки с Эриком. Леншерр своими руками направлял дуло пистолета себе в лоб и смеялся, и подбадривал нерешительного друга. На редкость монолитная натура, он не лгал себе и, прижимая оружие вплотную, был готов принять выстрел и умереть в случае ошибки. Одинаково мощные потоки укрощенной жажды жизни и осознания близости конца рвали телепатический эфир, вымывали из Ксавье все прочие мысли и эмоции, как мелкую стружку. На минуту он стал тем, кто был на краю, но повернул обратно.
Чарльз никогда не выстрелил бы в друга. Телепат смог сохранить лицо в тот момент, но затем, отговорившись неотложными делами, ушел к себе и просидел в кабинете до ужина. Потому что было еще кое-что.
Чарльз действительно знал об Эрике многое. Например, что с того времени, как у Леншерра начал пробиваться пушок над губой, ни одна обида, оскорбление или угроза не остались без достойного ответа с его стороны. Ксавье невольно протащил через себя его боль, восторг и глухую ярость, которой отчего-то было особенно много. Слышал и слушал, как в ритме сердцебиения пульсировало отчаянное, но уже проверенное годами «никогда и никто больше» и «убью». Эрик не цеплялся за самый факт своего существования, но инстинкт выживания в нем был невероятно силен и захватил даже те стороны жизни, где его присутствие желательно ограничить. Человек не может полноценно, с точки зрения Чарльза, общаться и взаимодействовать с окружающими, пока не задвинет подальше свою «самость» и страхи. А Эрик смотрел на каждого встречного, будто спрашивал: «Что ты мне можешь сделать?» - и просчитывал пути отхода. Словом, ни при каких обстоятельствах Леншерр не позволил бы направить на себя пистолет, создать хотя бы видимость угрозы. Не позволил бы никому кроме Чарльза, как выяснилось.
Ксавье тогда трясущейся рукой налил себе бренди и все вспоминал тяжесть оружия, резкий надломленный смех Леншерра и его сумасшедшие глаза. Доверие и привязанность были чужды Эрику настолько, что даже признающий себя оптимистом Чарльз не рассчитывал ни на что кроме сотрудничества.
Однако эти чужеродные чувства пустили корни и даже принесли плоды.
Ксавье вспомнил об этом там, на Кубе, прижимая пальцы к виску, понимая, что сейчас будет залп, что люди боятся. А Леншерр стал тем, кого ничто не способно остановить, и ему нужен был повод, всего лишь маленькая искра, чтобы продемонстрировать это. В тот момент единственной зацепкой Чарльза оказалось то воспоминание о несостоявшейся тренировке и странное, болезненное ощущение сродства, возникшее у Эрика к нему.
Когда ракеты зависли в воздухе, это было…красиво. Так, как может быть красив укоризненный и насмешливый привет от Эволюции ее возомнившим себя всесильными детям.
- Эрик, там тысячи ни в чем не повинных людей! – Ксавье выкрикнул первое, что пришло в голову, и испуганно прикусил язык.
Говорить пьяному от крови и торжества Леншерру о чьей-то невиновности было глупо. И уж точно не стоило упоминать, что люди лишь марионетки, выполняющие приказы – это только усилит ненависть металлокинетика к безликой силе имя которой – все.
Разум Чарльза заметался в поисках решения. У него есть доверие Леншерра и очень мало времени, чтобы найти нужные слова. Ксавье и ранее предполагал возможность подобного противостояния, но когда он продумывал способы примирения, то всегда рассчитывал на страховку телепатией. Чарльз просто уже не помнил, как это – без нее.
Наблюдая, как оружие людей поворачивается против них же, он нарочито плавно подошел к Эрику.
- Друг мой, - из-за напряжения близкого к панике Ксавье неосознанно стал искать брешь для телепатической связи. Его сила слилась в единый поток, направленный на Леншерра. Ничего. Ни отзвука мысли, ни ощущения присутствия. Чарльзу показалось, что он ослеп, настолько плоским и невыразительным стало все вокруг. Страх разбил на секунду его хаотичные поиски решения, подкинул простой неверный способ. И Ксавье едва не бросился на Леншерра. «Стой!» У разума и в самом деле есть голос.
Где-то, как будто очень далеко закричала Мойра, ей расплавившийся пистолет обжег ладони. Металлокинетик сделал это, даже не оглядываясь. А Чарльз был настолько сосредоточен, что не заметил ни выстрела, ни пролетевшей рядом с головой пули.
– Эрик, – он все же не удержался от движения, но вместо попытки нападения стиснул плечо Леншерра. Весьма крепко. – Послушай.
Тот и в самом деле отвлекся, обернулся и посмотрел на телепата с болезненным ожиданием, словно доверял ему единственному больше чем в себе. Словно почти спрашивал разрешения.
- Чарльз.
Да, все чем профессор мог бы поторговаться за чужие жизни – это он сам.
- Если моя клятва, что-то значит для тебя, - Ксавье не удержался и бросил взгляд на почти уже неразличимые с берега ракеты. Усилием воли заставил себя говорить веско и не торопясь. – Я поклянусь всегда быть на твоей стороне. Всегда рядом. Если ты отпустишь их сейчас.
Мгновение может быть очень долгим. Вот такую мучительно длинную, наполненную лавиной мыслей, эмоций, решений секунду длился взгляд Леншерра. Затем он опустил свою левую со сведенными от напряжения пальцами руку и тут же протянул правую Чарльзу. Под звуки далеких взрывов и тихого перешептывания команды за спиной, бурной радости спасшихся моряков и шипения морской пены профессор Ксавье, пожимая руку Эрику Леншерру, клятвенно обещал сделать все возможное для благополучия мутантов в этом мире. Раз. Принять сторону Леншерра своего брата и соратника. Два.
Здесь Чарльз думал завершить клятву, но Эрик, не выпуская его ладонь, потребовал добавления третьего пункта.
- Я буду жить с тобой под одной крышей там, где ты захочешь и так долго, как тебе это будет угодно, - Ксавье не знал, что понятие «рядом» Леншерр воспримет так буквально, но отступить теперь было невозможно, несмотря на то, что осколки снарядов уже, наверное, достигли дна. – Клянусь в этом.
Три.
Под взглядом телепата Эрик медленно снял шлем и бросил его на песок. Но Чарльз не заметил этого, он весь был поглощен вырвавшейся из тайников души Леншерра стыдливой и жадной радостью. А он-то еще считал, что тот не способен на столь бурные эмоции! Странным образом, но все же Эрик был по своему счастлив.
- Чарльз? Что теперь будет? – младшие с некоторой опаской подошли к ним.
Профессор быстро отметил, что все целы, только испуганны и в замешательстве, ощутил, как повинуясь негласному зову Магнето, приблизились Ангел и двое из команды Шоу.
- Все будет в порядке! – да откуда ему знать, что будет, он не провидец, в конце концов! Спокойнее. Только без истерик, ладно? – Мы возвращаемся домой. То есть, - Ксавье впервые осознал, насколько он теперь несвободен. – Вы – домой, а я…
- Мы все вместе отправимся к тебе, - Эрик встал вплотную, прикоснулся плечом к его плечу, словно напоминая о клятве. Как будто в этом была необходимость!
Знакомые стены дарили хотя бы иллюзию безопасности и это немного успокаивало. Дети разошлись по своим комнатам, собираясь переодеться и освежиться перед ужином. Даже новички довольно свободно осваивались в отведенных им гостевых. Но Чарльза в данный момент занимало другое: вылезти из Хэнковых костюмов без посторонней помощи было почти невозможно. И если раньше он не считал зазорным бросить любопытный взгляд на красиво сложенного Эрика (редкий эстет не восхитился бы), то теперь, из-за пункта «рядом» простое переодевание приобретало оттенок некоторой интимности. А ей не место между друзьями и соратниками.
Впрочем, Ксавье прекрасно отдавал себе отчет, что заменить его некому, поэтому он покорно проследовал в комнату Леншерра и принялся последовательно расстегивать многочисленные молнии и заклепки. Помогая стаскивать плотно севший костюм, телепат заметил, что Эрик задерживает дыхание. И запретил себе думать об этом, а тем более «подсматривать». Наконец, непростая процедура завершилась, и Чарльз с чувством облегчения хотел направиться в свою комнату, забыв, что теперь его очередь разоблачаться. Дверь не открылась.
Ну, это уж слишком! В его собственном доме! Раздрай в душе уступил место тихой злости, Ксавье обернулся.
- Прости, - Леншерр чуть виновато улыбнулся и поднял руки, признавая ошибку. – Давай помогу с костюмом?
Чарльз заставил себя думать о детях, о предстоящем ужине, о непростой ситуации, в которой они все оказались. Только не о том, что Эрик не озаботился одеться, и не о том, что металлические молнии он расстегивал пальцами, и уж тем более не о том, что делал он это чересчур медленно.
Ксавье впервые было ни капли не любопытно, каковы мотивы поведения его друга.
Если Леншерр хотел, чтобы телепат держался подальше от его головы, то он выбрал чертовски верную тактику.
К ужину все спустились в некотором даже веселье. Чарльз понимал, что, в восприятии детей, «потом» - это почти «никогда». И не собирался объяснять им разницу сейчас. Эрик пришел, когда все уже рассаживались, но вместо второго центрального кресла, которое, не сговариваясь, ему оставили, он сел рядом с хозяином, подвинув Зверя.
- За нас – новую команду, в которой каждый горд быть мутантом! – тост Леншерра оказался демократичнее, чем можно было ожидать. Отдельно Чарльз поблагодарил бы за краткость - слушать сейчас пространные речи и лозунги было бы нелегко. Ксавье внезапно почувствовал, насколько сильно он устал. Измотался физически – пусть, гораздо тяжелее оказался груз ответственности за свои, казалось бы правильные и уместные слова и поступки. Искоса глядя на Эрика, который поддерживал хотя и напряженный, но все же дружественный тон беседы за столом среди недавних врагов, Чарльз впервые пожалел, что на Кубе не произошло что-то иное.
За один вечер Леншерр продемонстрировал способность объединять носителей самых разных мнений, установил свой авторитет среди собравшихся и показал профессору насколько серьезная и радикальная рождается организация. Оказалось, что идея Братства мутантов уже полностью сформирована и продумана, и для каждого, включая Ксавье, есть в ней место. Все было готово. А он так рассчитывал на отсрочку!
Да, Чарльз мог бы признаться в малодушии, ведь, давая свою клятву, он рассчитывал на некоторые слабости Эрика: тот казался принципиальным одиночкой, не доверяющим даже собственной тени, а один даже в поле не воин. Теперь же вдруг выяснилось, что Ксавье был непростительно слеп для телепата. Он даже обиделся, обнаружив в Эрике столько скрытых ранее талантов.
Леншерр разительно изменился, словно не он оставил на прогретом солнцем песке смысл своих последних двадцати лет жизни. Как будто он обрел, а не потерял. Это странно, но, увы, оказалось характерно для него. Всякий, освободившись от ярма мести, вздохнул бы спокойнее, попробовал, наконец, жить для себя, но не таков был Эрик. Он не принимал мир ни в одном из его вариантов и, едва завершив одну многолетнюю войну, спешил ввязаться в следующую. А Чарльзу придется быть рядом.
Пока Ксавье восстанавливал душевное равновесие, благо за количеством выпитого никто не следил, он потерял нить беседы. А вернувшись, обнаружил две неприятных для себя вещи: во-первых, Леншерра всерьез стали называть «Магнето» даже новички. А во-вторых, расстояние между их с Эриком стулом и креслом чрезвычайно мало. Если запретить понравившиеся клички он не мог, то отодвинуться, чтобы не задевать поминутно своего новооткрытого друга то локтем, то коленом было в его силах. Чарльз приподнялся и тут же сел обратно, повинуясь тяжелой ладони на своем плече. Этот обновленный Эрик прикасался к нему за последние несколько часов чаще, чем прежний за три месяца. Рука на плече задержалась несколько дольше, чем требовалось.
- Извините, я очень устал, - Чарльз все же поднялся из-за стола, взглянул на объект своих размышлений, еще раз отметил, как непривычно видеть вместо водолазки рубашку с расстегнутой верхней пуговицей и пожелал всем спокойной ночи.
Бывает, хочется запереться в своей комнате, отгородиться от опасности, спрятавшись под одеялом. Ксавье раньше не испытывал подобного, не возникало побуждения забиться в угол и поражаться громкости своего дыхания. А сейчас он был близок к тому, чтобы придвинуть к двери комод, хотя прекрасно понимал, что лично ему ничего не грозит.
Эрик постучал и спросил разрешения войти, но для профессора это все равно стало вторжением.
- Завтра будет прекрасный день – первый из тех, что отныне принадлежат нам. – Леншерр присел на край его кровати. - Я рад идти по этому пути с тобой, Чарльз, - он подождал чего-то. - Спокойной ночи.
До того, как Эрик прикрыл за собой дверь, Ксавье был уверен, что уснет моментально. Но теперь, несмотря на усталость, в голову полезли разные несвязные мысли, успешно соперничающие со сном. Завтра представлялось рубежом, минуя который уже ничего нельзя будет исправить, и эта категоричная однозначность очень пугала. Как быть с его клятвой? Предположим, какое-то время он сможет молчать, а потом Эрик захочет воплотить грандиозный план с кровавым подчинением человечества (а к тому и идет). И все. Теперь Чарльз ясно видел свои промахи и те мелочи, которые были первыми «звоночками» нынешних дел, вот только он не представлял, в какой точке этого пути он мог бы свернуть без ущерба.
О какой ерунде он только думает! Сейчас, уже сейчас под угрозой тысячи жизней, а чистоплюй-профессор беспокоится, что бывший друг будет держать его под домашним арестом! Несмотря на вскрывшиеся неожиданные качества Леншерра, он упрямо считал, что серьезного вреда ему не причинят.
Принять правильное решение бывает сложно даже человеку, привыкшему поступать правильно. Вероятно, тому, кому еще не случалось угодить в развилку общественной и личной морали сделать выбор труднее, чем преступнику, давно разделившему для себя эти понятия. Чарльз босиком, ежась от холода в одной пижаме, спустился к бару, он старался двигаться тише и любимый бренди наливал осторожно, чтобы не звякнуть горлышком о край бокала.
Еще ничего не произошло, а он уже не хозяин в своем доме.
Верное решение очевидно, осталось только признать его, а признав, воплотить. В этом-то и состояла причина колебаний профессора – он привычно принял бы на себя ответственность и начал устранять последствия, несомненно, необходимого поступка, но совершать он его не желал, в какой-то мере даже не мог. Только вот кроме него некому.
Подталкивая себя мыслями о долге и обязательствах, впрочем, слабо представляя, кому именно он должен, Ксавье поднялся к комнате Эрика. Уже перед дверью он остановился, прислушался и послал не приказ – настойчивую просьбу «спи», ему не улыбалось получить нож в горло или монету в лоб от сонного соратника. Странно, что дверь Эрик не запер. Тихой мышью Чарльз скользнул в комнату, на цыпочках подобрался к постели со спящим Леншерром и только тогда осторожно освободил свою жертву от липких пут наведенного сна. Телепат мог бы не делать этого, но что-то, возможно, кровь французских дуэлянтов шепнуло ему, что так будет справедливо. Как будто он дает противнику право на последнее слово перед казнью в знак уважения и признания силы Эрика.
Это признание, почти нежность и ощутил проснувшийся Леншерр.
- Чарльз, ты пришел ко мне.
И телепат в свою очередь удивился удивлению и радости, которые настолько захватили Эрика, что тот даже не задумался о цели визита.
- Да, к тебе.
Со стороны Ксавье это всего лишь жест милосердия. К людям. К Эрику.
Слабые, нечеткие образы с поверхности сознания Леншерра, его недавнего сна оказались так близко, что не увидеть их Чарльз просто не мог. Эрик хотел так много и в то же время так мало.
Ведь совсем не сложно сесть на кровать так, чтобы ты чувствовал его тепло, а он бы тут же накрыл тебе колени одеялом. Так легко прикоснуться к нему, затаившему дыхание, чтобы не спугнуть твою руку. Очень просто провести по лицу, обрисовывая его черты, мягко, настойчиво запустить пальцы в волосы на виске, так чтобы он весь устремился за прикосновением, и сказать: « Эрик…».
- Засыпай.
Нет, не то, но едва распознав отступление от сценария, сознательная часть личности Леншерра покорилась сну. Подчинилась почти охотно – Эрик уступал, доверял, позволял, чем вновь удивил телепата – тот боялся, но и надеялся на борьбу, почти хотел потерпеть поражение. Но, похоже, Леншерр был упорен в своем желании получить его полное доверие и считал подобное вторжение необходимым условием.
Вот его ладонь на виске противника, брата, жертвы, и Чарльзу показалось, что он чувствует многочисленные потоки мыслей, чувств, инстинктов протекающие под его пальцами – это все Эрик, то, что делает его таковым.
Другую руку нужно положить так же. Леншерр чуть плотнее сжал веки, но сопротивляться пока не пытался.
Чарльзу уже не раз приходилось убирать и изменять чужие воспоминания, этим опытом он не гордился, к тому же он еще не вмешивался в личность так глубоко, не блокировал такие крупные объемы памяти. К сожалению, вся жизнь Эрика после убийства матери строилась на одном фундаменте – его мысли, планы, действия имели исток из того проклятого дня. Шоу, получивший после смерти прощение воспитанника, стал для того символом идеи. А поскольку память - очень подвижная субстанция, Леншерр связал любые воспоминания о Себастьяне даже самые ранние с революционным мировоззрением. Поэтому Ксавье не мог ограничиться только относительно недавним умозаключением Эрика о превосходстве мутантов. Требовалось лишить Эрика всей его взрослой, сознательной жизни, включая имя, фамилию и врага.
Ранее заставляя людей забывать, Чарльз использовал самый простой способ – убеждал человека, что этот объект или случай тот не помнит. Матрица памяти при этом оставалась нетронутой, возникал своего рода косметический эффект. Ксавье прекрасно отдавал себе отчет, что при определенном упорстве, гипнотерапии да и просто со временем этот участок памяти восстановится. Теперь же у него были совсем иные цели: большую часть того, что составляло личность Эрика, следовало уничтожить безвозвратно, сжечь пути к этим воспоминаниям и навыкам, запретить даже приближаться к останкам.
Когда-нибудь Чарльз сам напишет и откорректирует закон, определяющий ответственность за телепатическое воздействие на личность. Пока же он не нарушает букву, но согласно духу закона это убийство.
Эрик, напряженно, но терпеливо ожидающий окончания «сеанса», вдруг дернулся да так, что профессор едва удержал его. «Чарльз!» - обиженно зазвучало в сознании Леншерра.
- Тише, тише, все в порядке, - зашептал ему Ксавье, залезая на постель, придавливая мечущегося «друга» своим телом. От мысли, что кто-то посторонний проснется и вмешается, у телепата пот побежал холодными струйками меж лопаток. О, этот страх убийцы быть прерванным, пойманным прямо с жертвой в зубах! Этот страх, паника уничтожает последнюю надежду на сострадание, шанс на спасение. – Тише!
Чарльз успокаивал себя – Эрик, в сознании которого он находился, все равно яснее слышал его истинные намерения, чем слова. Приказы, внушения – все это слабо действовало на рвущегося из сна, стремящегося выжить Леншерра. Профессор получал удар за ударом и каждую секунду ждал, что его проткнет чем-то железным, но запертый в себе Эрик даже не пытался сконцентрироваться, а лишь по-звериному бессмысленно рвался и по-человечески недоумевал «за что?».
Ты считал металл своим единственным верным союзником, как же ты был прав, Эрик.
Когда все закончилось, Чарльз так и остался лежать рядом со своим другом? Врагом? Нет, этот человек пока не знает профессора Ксавье. Чистый лист без сколько-нибудь четких воспоминаний – телепату не хватило сил, он займется этим позже. Сейчас у Чарльза болело тело – хорошо бы ничего серьезного, его мучили сомнения, поздние сожаления. Но больше всего страданий профессору причиняло воспоминание о том, как умолк, наконец, затих голос сознания Эрика Леншерра.
Поздним утром профессор Ксавье едва смог подняться с чужой постели. Желание Эрика провести ночь вместе сбылось, но Чарльз не стал раздумывать об ироничности момента – телепат чувствовал себя так, что даже в его богатом опыте похмельных пробуждений не нашлось ничего подобного. А рядом тихим сном человека с чистой совестью спал некто чужой.
Чарльз посетил ванную, постарался привести себя в порядок и, запретив себе дальше откладывать то, что все равно сделать придется, разбудил «Эрика».
Сонно моргающий, нервно вздрагивающий мужчина, не помня, кто он и где находится, сел на постели и удивленно посмотрел на Чарльза.
- Доброе утро, Эрик, - он решил оставить хотя бы имя, кроме того, именно так будут называть этого человека все остальные. – Я Чарльз твой… друг. Ты хорошо спал? Не желаешь позавтракать?
- Чарльз, - Леншерр, морщась, потер лоб, пытаясь вспомнить хоть что-то, ведь этот человек называл себя его другом, а значит он, Эрик, обязан знать о нем. Или хотя бы о себе.
Понимание и навык английской речи уцелел после телепатической чистки.
- Эрик, пожалуйста, не волнуйся, эти эпизоды амнезии появились у тебя после аварии, со временем ты вспомнишь все, - Ксавье заставил себя сесть рядом с дезориентированным, испуганно оглядывающим чужое место большим ребенком, он взял его за руку и пообещал, что все будет хорошо. И подкрепил слова успокаивающим внушением – обнаженной ране в памяти Эрика нужно дать время затянуться.
Кухня в доме была под стать остальному, поэтому неудивительно, что все гости Ксавье собрались там на завтрак. Почти по-семейному, язвительно отметил Чарльз, у которого по-прежнему зверски раскалывалась голова, а Хэнковы таблетки от мигрени, адаптированные под головную боль после работы с Церебро еще не начали действовать.
Телепат не собирался скрывать Эрика, хотя и понимал, как изменится отношение окружающих, когда он перестанет соответствовать образу обаятельного профессора не-читаю-ваши-мысли-без-разрешения. Чарльз рассчитывал, что его поймут. Не сразу, но со временем, страх и возмущение улягутся, и те, кого он уже привык считать своим кругом, вновь повернутся к нему. Ведь каждый из них оступался, они смогут простить и принять тот единственный раз, когда Ксавье поступил так, как было необходимо.
Чарльз был готов отпустить их, а затем как мудрый учитель и старший брат вновь принять. Так и будет.
Когда профессор, поддерживая Эрика под руку (тот споткнулся на лестнице) вошел в кухню, то демону Азазелю хватило одного взгляда на бывшего Магнето. Краснорожий любитель клинков выругался и исчез, но тут же вернулся, исподлобья взглянул на Чарльза, на пораженного представлением Эрика, схватил своего напарника, повелителя вихрей и исчез уже окончательно.
Остальным понадобилось чуть больше времени.
- Ой, как здорово! Вот это фокус! Чарльз, как он это сделал? - Эрик спросил и сразу смутился, даже слегка покраснел. – Простите, не знаю, знакомы ли мы? – обратился он к оставшимся сидеть за столом.
- Чарльз, это не смешно! – Рейвен начала с глубокого грозного рыка, который странным образом сорвался в нелепый писк.
Парни не смогли выдавить из себя и этого.
Где-то к середине завтрака, состоявшего из кофе и тостов до гостей дома Ксавье наконец дошло: случившееся не шутка. Эрик скромно ел, пытался приветливо улыбаться остальным и чуть горбился под пытливыми взглядами, а еще он пять раз наклонился, поднимая нож для масла, который Рейвен упрямо роняла.
Чарльзу тоже было чрезвычайно неуютно за столом – сестра в облике миловидной блондинки смотрела на него по-волчьи, и от этого кусок в горло не лез, но хотя бы голова болела значительно слабее.
- На два слова, Чарльз.
- Разумеется, дорогая. Эрик, если ты закончил, то не мог бы ты подождать меня в библиотеке, второй этаж налево по коридору.
- Да, конечно, - Леншерр под взглядом Рейвен розовел скулами и поднимался со своего места всякий раз, как та вставала из-за стола. Он не мог вспомнить сколько ему лет, но откуда-то знал, что так подобает вести себя в присутствии женщины.
Мистик от этой внезапной галантности становилась только суровее.
Стоило Эрику выйти из кухни, как взгляды всех присутствующих обратились к Ксавье, но никто не знал, как правильно сформулировать тот самый неудобный вопрос. Ирония ситуации состояла в том, что и Чарльз не знал, что именно он собирается сказать или ответить этим людям, которые продолжали верить в непогрешимость профессора Ксавье.
- Это был единственный выход, - наконец произнес он. – Я был должен поступить так, ради нас всех.
Чарльз сам почувствовал насколько неубедительный это аргумент, а главное, что и прозвучал он как признание в убийстве перед судом присяжных.
Около недели понадобилось телепату, чтобы создать убедительно достоверную память Эрику, а еще через несколько дней были готовы и документы. Эрик Леншерр, тридцатидвухлетний гражданин Соединенных Штатов не служил в армии, не имел проблем с законом, а так же живых родственников. С Чарльзом они познакомились, когда оба отдыхали на побережье и сдружились настолько, что профессор генетики пригласил преподавателя физики провести следующий отпуск в его поместье в Вестчестере. А когда Эрик попал в автомобильную аварию Ксавье, как единственный оказавшийся рядом знакомый, взял его на свое попечение.
Узнав о своей профессии «до аварии» Эрик увлеченно взялся за труды по физике, которых в библиотеке Ксавье имелось в достатке, кроме того Чарльз начал выписывать ему периодические издания. Иногда они так и сидели рядом на диване ли, на скамейке или траве, каждый погруженный в плоды своей научной мысли.
Вот только смотреть на них было некому, кроме разве что пожилой негритянки-горничной приходящей трижды в неделю на неполный день. Первой ушла Рейвен, именно ушла, а не сбежала. Однажды вечером она просто заглянула в комнату брата и попрощалась, Даркхольм сдержанно поблагодарила его «за все» и даже обняла как раньше. От денег, кроме тех, что лежали на ее собственном счету она отказалась.
Ангел исчезла той же ночью, но «по-английски».
Следующим гнездо покинул Хэнк, которому предложили грант на исследования.
Шон решил поступить в университет и уехал выбирать подходящий.
Дольше всех задержался Алекс – его благодарность и страх перед самим собой успешно соперничали с естественным стремлением оказаться подальше от «потрошителя мозгов». Но после доверительной беседы с профессором ушел и Саммерс.
Чарльз снова, как и двадцать лет назад остался один.
Нет, Эрик никуда не делся, но в нем не осталось никакой загадки для телепата, по сути, он весь являлся результатом усилий Ксавье. Некоторое время Чарльзу еще были любопытны особенности становления и развития искусственно созданной личности, но научный интерес продержался недолго. Леншерр от природы имел впечатляющие возможности интеллекта и много времени посвящал занятиям неудивительно, что он за короткий срок поднял свой уровень знаний по физике и математике со школьного до университетского. Но Ксавье, выслушивая и едва понимая его новые и новые тезисы, несомненно, смелые и оригинальные, скучал по взятым невесть откуда идеям прежнего Эрика, того, кто академическому знанию предпочитал свое чутье металлокинетика.
Профессор тосковал по дружескому плечу равного ему существа, хотел снова оказаться в обществе мутантов, раньше он и не догадывался, насколько это для него важно.
Конечно, он рассказал Эрику о мутантах, осторожно о своей телепатии и еще более осторожно о способностях самого Леншерра. Тот пришел в восторг и с тех пор постоянно носил с собой что-то металлическое, крутил в пальцах ложки, монеты, вызывая у Ксавье нервную дрожь. Но как Эрик ни старался, металл молчал.
- А ты не знаешь, как они впервые… пробудились, - спрашивал он Чарльза. – Что я чувствовал, когда металл подчинялся мне?
На эти и подобные вопросы телепат сдержанно отвечал, что не знает, не видел и предположить не может. Его фишка с яростью и умиротворением теперь не работала, потому что отсутствовал главный катализатор способностей Леншерра – ярость.
Этот Эрик пугался и обижался там, где Магнето начал бы бить и ломать или хотя бы думать об этом. Вместо прежнего цикла: уверенности легко переходящей в отчаяние, а затем в гнев, Чарльз наблюдал истинно детское любопытство и детские же тренировки. С таким Эриком было невыносимо скучно, а скука сушила и истощала Ксавье даже в большей степени, чем напряженная работа. А где еще глушить скуку, как не в баре? Они с Эриком начали ездить в город, но поскольку Леншерр ни на шаг от него не отходил и с наивным интересом наблюдал, как Чарльз флиртует, то и развлечься не удавалось.
В один из таких вечеров, когда профессор благополучно надрался самым неинтеллигентным образом, к ним подошли пятеро заезжих парней крепкого сложения - им не понравилось то, как Эрик поддержал зашатавшегося друга.
- Эй, голубки!
Ночью на кухне Вестчестерского особняка Леншерр потирал ушибленные ребра и послушно держал лед у разбитой скулы, а трезвый без единой ссадины Чарльз думал, сказать ему, что светильник рухнул на нападавших не просто так или промолчать.
- Знаешь, - тихо, будто он был в чем-то виноват, начал Эрик. – Насилие, конечно – не лучший способ разрешения конфликтов, но в какой-то момент я себя так странно почувствовал… Не могу сказать, что люблю драки, но что-то мне в них нравится.
Ксавье решился и рассказал ему о светильнике.
То, что Эрик больше времени стал уделять тренировкам и хотя бы на несколько часов уезжал в город, спасало Чарльза от превращения в ворчуна и брюзгу – рядом с другом у него резко портился характер. Он прекрасно понимал, что виноваты только скука и чувство вины, но едва удерживался, чтобы не срываться на Эрике, воплощавшем для него и то, и другое. Разумеется, это было несправедливо, да и отпускать Леншерра одного опасно, тот все еще оставался незрелым, неприспособленным к жизни вне поместья. Опыт не обязательно делает человека взрослым, но иного способа взрослеть не существует. У Эрика же имелись только обрывочные воспоминания и некоторые навыки, не всегда привязанные к прошлому. Профессор ненавидел себя за малодушие, но он настолько устал от предупредительного и деликатного друга, что даже телепатические контакты ограничил до минимума из-за чего и пропустил некоторые изменения, произошедшие с Эриком.
Кажется, только вчера Эрик, смущаясь, садился рядом, легонько трогал за рукав, обращая на что-то его внимание, и вдруг Чарльз обнаружил, что сосед по дивану прижимается к нему коленом, что рука друга задерживается на его плече и прикасается не к одежде, а именно к телу под одеждой. Ксавье вдруг заметил, что взгляд Эрика больше не наводит на мысль о потерявшемся щенке, это взгляд молодого мужчины, который на ночь вместо Бора и Ландау читает Уальда. И взгляд этот следовал за Чарльзом.
- Вряд ли я когда-нибудь смогу выразить, как благодарен тебе.
Если бы Ксавье не почувствовал приближение сознания Эрика, он бы подпрыгнул – тот ходил очень тихо и в последнее время взял за привычку «подкрадываться» со спины.
- Взаимопомощь – это одна из основных вех социализации, - Чарльз как раз работал над очередной статьей.
- Причем здесь это? Я знаю, что ты самый добрый, самый отзывчивый человек, которого я встречал в своей жизни.
Эрик ушел, а профессор не мог уснуть до утра, раздумывая, не является ли это «знаю» намеком на что-то, и сам же ругал себя за нелепые измышления.
- Спасибо, что спас меня, - выдал Леншерр, когда они ночью возвращались из города пешком через поля. Небо было очень ясным, так что казалось, что звезд вдвое больше, чем нужно.
Телепат споткнулся, его затрясло, и только потом он сообразил, что друг имел в виду опеку «после аварии».
- Осторожнее, здесь везде кротовые норы, обопрись на меня.
Эрик снова принялся задавать вопросы о своем прошлом, но теперь его интересовало иное.
- Скажи, а когда ты узнал, что я мутант? А при каких обстоятельствах мы познакомились?
Теперь Леншерр спрашивал так, чтобы отвечая, Чарльз невольно рассказывал и о себе, особенно подробно он хотел знать об отношении профессора к мутантам. Сам Эрик пока себя полноценным мутантом не считал – не выходило поймать ускользающее мгновение и понять, как «включаются» его способности. Он спрашивал, а Ксавье отвечал и дергался, и потел, каждый раз, когда ему казалось, что вопрос с подвохом. В последние дни ему часто чудилось нечто недоброе: во взгляде Леншерра он видел прежнюю убийственную зацикленность, в отлучках в город – тайны, а в том, что друг пристрастился к кофе – возвращение былых привычек. Даже понимание, что все мысли источника его страхов находятся под контролем, не могло успокоить телепата, а неловкие ухаживания, предпринятые Эриком, только ухудшали ситуацию.
Чарльз возненавидел любимый сорт чая – стоило устроиться почитать, как ему тут же притаскивали чашку, веники полевых цветов сохли в гостиной, на кухне и комнате телепата, а однажды, приняв ванну, он не нашел полотенца, которое, как хорошо помнил, точно брал. Разумеется, друг тут же принес ему искомое и, еще не отдавая, вкрадчиво спросил, не нужно ли потереть спинку или как-то еще помочь. Ксавье категорически отказался.
Как-то Эрик попробовал помассировать ему плечи, и профессор понял, что этот вопрос нужно решать радикально. В следующий же уикэнд он снял девушку в баре. Это был единственный вечер, когда Леншерр оказался пьянее Чарльза.
- Тебе тоже стоит развеяться, - советовал ему пропахший удушливо сладкими духами друг со следами помады на лице.
- К чему, Чарльз, - неожиданно трезво спросил Эрик, который только что и до постели сам добраться не мог. – Зачем делать вид, что не знаешь?
- Давай отложим этот…
- Ты знаешь, и я знаю, что ты знаешь.
- Перестань, Эрик. Не сейчас!
- Я тебя…
- Молчи!
- Я тебя люблю. Только тебя.
Оба замолчали, Ксавье хотелось орать и швыряться вещами – он слишком устал от всего этого, он был измучен.
- Спокойной ночи, Чарльз.
Если бы Леншерр добавил «ложись со мной» или что-то про поцелуи на ночь, он бы точно закричал на весь дом.
В ванной комнате профессор Ксавье посмотрелся в зеркало и не узнал себя.
Он мог бы избавить Эрика от этого неуместного влечения, нужно всего навсего… Нет. Остатки того, кому доверяли Рейвен и ребята возмутились против такого варианта. Кроме того дар как будто подводил Чарльза в последнее время, возможно, сказывалось отсутствие практики. Лезть в голову Леншерра, снова и снова видеть, как тот мечтает, чтобы однажды ночью друг пришел к нему, сел на постель и позволил укрыть себя одеялом, было выше его сил. А встречая других людей, телепат ловил себя на том, что и они стали ему безынтересны.
Терпеть Чарльз больше не мог, но и выхода из ситуации не находил, хотя бы потому, что не знал, куда идти.
Утром он поднялся, заранее начиная ненавидеть день, небрежно оделся и спустился завтракать, пока «Валентин» не додумался притащить яичницу и кофе ему в постель.
Завтрак действительно уже был готов, Эрик читал газету и ждал профессора.
- Доброе утро. Вкусно пахнет! – Чарльзу все же было немного стыдно за то, что вчера на искреннее и весьма непростое признание у него не нашлось никаких ответных слов.
- Доброе утро, уделишь мне пять минут?
- Разумеется, - Ксавье только теперь заметил, что Эрик как-то не похож на того, кого вчера весьма обидным образом отшили. Леншерр был спокоен, уверен в себе и принятом решении… Решении?
- Чарльз, я много раз говорил тебе, что благодарен за помощь и надеюсь когда-нибудь вернуть долг…
Если бы ты знал, Эрик, если бы ты только знал.
- Я хотел бы, - глядя прямо в глаза телепату, как бывало когда-то давно, продолжил он. – Быть нужным тебе, помогать и заботиться, но от того, что я делал, становилось только хуже. Это ведь из-за меня от тебя ушла сестра и друзья-мутанты. Не отвечай. Я знаю тебя недолго, Чарльз, но достаточно, чтобы заметить, как ты изменился. И мне жаль, поверь, очень жаль, что я не тот, кого ты звал в свой дом, не тот, в память о ком, ты заботился обо мне. Я говорю все это, чтобы ты знал: я ухожу сейчас, но не оставлю тебя никогда. Скажи только слово и я вернусь.
У профессора вдруг закружилась голова, и он прислонился к дверному косяку. А Эрик, придерживая его за плечи, продолжал.
- Ты можешь уехать преподавать или путешествовать, вернуть сестру, завести новых друзей – да ты, черт возьми, можешь все! А я снова стану Эриком, которого ты знал, у меня получится, и тогда, возможно… - он смотрел на губы Чарльза, и тот был готов разрешить поцелуй, предощущал его. – Одно только слово, Чарльз.
Леншерр немного сильнее сжал пальцы перед тем, как выпустить плечи бывшего друга и развернуться к дверям.
- Прости меня! – откуда взялись эти слова, Ксавье и сам не понял, но для него было важно, чтобы Эрик услышал.
- Я прощу тебе все, что угодно, Чарльз, - открыто и радостно улыбнулся ему в ответ чужой человек.
@темы: Ё-моё
-
-
16.08.2013 в 22:37Замечательная вещь, очень красиво.
-
-
16.08.2013 в 22:44-
-
16.08.2013 в 22:46-
-
16.08.2013 в 22:49Спасибо, именно это я хотела знать).
-
-
16.08.2013 в 22:51Бедный Чарли)-
-
16.08.2013 в 22:52Мне опять понравилось в начале, как повернулась ситуация с Кубой. Опять - в смысле, что я уже читала, но перечитала, и снова понравилось. В фильме это очень сложный момент, в который многое решают неверные слова, ты очень близко подошла к тому, что было бы верными словами, но при этом герои оказались в ситуации, когда задумываешься, что пуля и ее последствия - дорогая, но не слишком высокая цена.
Еще мне понравилось, что даже после чистки памяти Эрик всё равно запал на Чарльза - вот уж все дороги ведут в Рим)))))
Концовка закономерна *вздохнула*
-
-
16.08.2013 в 22:58*Амели*, Благодарю!)
а где мои пинки?)
-
-
16.08.2013 в 22:59На своих двоих он еще не одно мировое зло совратит)-
-
16.08.2013 в 23:01ПИШИ ЕЩЕ!
Вот такой пинок.
Если можно уточнить - то что-нибудь позитивное!
-
-
16.08.2013 в 23:01-
-
16.08.2013 в 23:03-
-
16.08.2013 в 23:04Отдышусь и вперед!)) Еще раз пасибо, что прочитала, я все боялась, что запорчу, то немногое, что тебе понравилось).
-
-
16.08.2013 в 23:06-
-
16.08.2013 в 23:13-
-
16.08.2013 в 23:25Наверное, в любой из вселенных, кино- и комиксных, Чарльз рано или поздно решался на подобное
в каноне, в алтимейте чарльз стер эрику память и все было очень даже мило, но потом эрик свернул чарльзу шею
-
-
16.08.2013 в 23:32в каноне они такие вещи проделывали друг с другом, какие ни одному ангстеру не приснятся.
-
-
16.08.2013 в 23:36угу, я просматривала некоторые странички алтимейта. Там всё колеблется от "мило" до "полный пиздец")))
-
-
17.08.2013 в 13:46НЦ-шныемечты?? *с надеждой* Продолжение же будет?-
-
18.08.2013 в 09:19Но это единственный расклад, на мой взгляд, когда у них обоих все пойдет хорошо (не в хорошем смысле). Не взлеты-падения, ненависть-любовь, а ровное полудружественное существование. Это нелюбопытно, поэтому не продолжаю.
Спасибо за отзыв
люблю, когда над моими писульками рыдают