собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
О дочери Ильи. В этом кусе "камео" Соловья с князем.
читать дальшеЕще когда бремя Любомира носила, уже знала, что норовистым будет дитя – не давала ей Ладушка ни сметаны, ни творога вкусить, мяса да яблок требовала. А как свет увидела, так все кроме отца, от любви к своему детищу слепого, примечать стали, что не девичьи повадки у молодой княжны. Только ползать начала Ладислава, а уже у брата игрушки мужские отнимать принялась, о своих кукленке и зайке забывала. Ярополк, сын послушный, на отцовских коленях смирно сидел, Лада же, как брал ее Илья на руки, все норовила его за бороду потаскать иль рукоять меча укусить. Пуще отцовских рук с возраста раннего любила Ладислава к тятьке Соловью проситься да не перстнями его, а кинжалом турецким игралась.
Смотрела на то Любомира и хмурилась за дочь беспокойная.
Жила в доме Ильи Ярослава, сестра его старшая. Всем хороша была княжна да только не взросла в ней склонность женская, оттого она и за мужа не ходила и к делу кузнечному тяготела. Хорошо, спокойно ей жилось – племянников нянчила, Любомире подругой стала. Никогда княгиня княжне на ущербность ее женскую не указывала, но видела, что не полна жизнь девичья, и знает о том сама Ярослава.
Уж давно о том Любомира еще от отца слышала, ведь сама в возрасте детском за прялку с пяльцами не садилась и с подружками не водилась. По просьбе ее неотступной учил ее Олег мечом деревянным биться и показал рукопашную схватку легкую, бескулачную. Серок Олегов так же привык, что дочь хозяйская уж без спросу на него чуть что залазает и поводья хватает. Как садилась Любомира на коня боевого, так мечталось ей, думалось о славе воинской. А ну как будет женскую дружину водить? Догадывался Олег, о чем она думает, но склонности ее не ломал, дождался возраста разумного и тогда сказал, что добро дочери дружинной в деле ратном быть сведущей, но не для тела женского броню носить. Негоже девичьей руке, пусть сильной и бестрепетной, кровь чужую в бою проливать. Не отказался отец и далее Любомире урок воинский давать, но словом родительским велел ей к доле женской привыкать.
Как на казнь шла Любомира в светлицу к рукоделиям и сестрам-насмешницам, много лет прошло, прежде чем ее послушание привычкой стало, и мудрость отцовская ясна сделалась.
Ей и теперь, уж двух детей мужу любимому подарившей, хотелось на коне в полюшко чистое ускакать да врукопашную побороться. Но не след то жене доброй, хозяйке домашней.
Десяток лет с лишком прошел, на радость росли Ярополк с сестрами – вслед за Ладушкой Любомира еще тремя дочерьми-погодками выпросталась, да Истома двух принесла. Заранее семьи дружинные своими сыновьями перед князем хвастали, заранее княгиню о дочерях спрашивали, к сватовству готовились.
Как привез Илья из похода деву крестьянскую Богдану, чтоб женой сделать, так понадеялась Любомира, что хоть от нее сыновья пойдут – ведь негоже князю только девок плодить. Ведала она, что в Полоцке по домам своим дружинные над тем посмеиваются. Один сотник, еще дитем саму Любомиру знавший, упрекнул ее, мол, хватит ли князю приданного дочек по мужьям раздать? Старость его уважив, степенно ответила Любомира, что не всем, как десятник Милован дружинников по полсотни рожать. Милован тот на весь Полоцк тем прославился, что дочь хотел родить, а жены и наложницы его только сыновей зачинали. Смех-смехом три с лишком десятины сыновей родил, прежде чем дочка желанная получилась.
Проводила Любомира сотника, что словом ее нарочно обидел, до порога и ко времени – его внука, что во дворе с лошадьми оставался, в этот самый миг Ладка оземь грянула броском хитрым.
Так и замер сотник на пороге княжьем, глядя как внук, им для дружины пестуемый, обученный вновь на княжну, что росточком ему чуть до плеча, бросился и вновь пыль дворовую целовать отправился.
К тому времени второй год учила Любомира дочь воинственную бою женскому, легкому. Частенько Ладислава то с братом, то с дружками его отроками боролась и всех, хоть мала и тоща была, валяла.
Того ли еще мать беспокойная ждала, когда станет Лада ногой до стремени доставать и меч отцовский удержать сможет.
Уже теперь, просьбам уступив, велел Илья выковать ей меч малый легкий, какой и у Ярополка был, и случалось, с дочерью рубился потешно.
На ушибы и синьцы не серчала Ладислава, а только лишь на то, что пока мала, поддается отец.
Как пришло время, поговорила Любомира с дочерью, как прежде с ней самой Олег говорил, но увидела, что не от сердца Лада покорилась. В доме княжьем почтение к родителям строго соблюдалось, и как ни норовиста была Ладислава, против слова материнского открыто бы не пошла. Пошла она хитростью и, к отцу подластившись, слово от него получила, что без ее согласия за мужа не отдадут. Мала была еще, оттого легко Илья слово дал, с женой не советуясь.
Еще пять лет прошло, и понял князь, что обвела его вокруг пальца дочь-любимица.
Пришла пора, потянулись в дом княжий сваты. Боялась Любомира, что нрав дочерний женихов охладит, ан и дружинные, и купеческие сыны в жены княжну белокурую взять желали. Да только Лада, чуть на жениха всякого взглянув, «не люб» твердила.
Сперва посмеивался Илья, сватов отвергнутых потчуя, а потом и осерчал, сколько ж можно люд тешить? Неужели в его дружине молодца подходящего не сыскать?
От гнева отцовского и уговоров материных сбежала Ладушка к тятьке Соловью, тот только раз ее за обещание, хитростью вытянутое, пожурил, а женихов и не навязывал.
И пошла по Полоцку молва тайная, что княжна против воли родительской в полюбовницы к советнику жить пошла, оттого и женихов всех отвергла. Ведали Любомира с Ильей, что Лада Соловью словно дочь родная, а только все одно позор на семье.
Дни свои в делах советник княжий проводил, а как в доме его Лада поселилась, так по старой памяти у брата названного на ночь стал останавливаться, надеясь тем слухи унять. В доме княжьем гостевую горницу не занимал Соловей, с князем почивать ложился.
- Выжила дочь непокорная тебя из гнезда, Соловушка, - сочувствовал Илья да посмеивался.
- И то верно, - улыбался Соловей, к груди его жарко приникая.
- Только сладость твоя, друг любимый, мне о стыде отцовском забыть дает. Поговорил бы ты с ней, - попросил Илья и сам уста для ответа открытые затворил, поцеловал.
- Не реши, что ради ложа твоего отказываюсь, - чуть спустя Соловей молвил, тело княжье под исподницей обласкивая. – Да только не послушает меня дочь твоя иль сгоряча за нелюбого пойдет.
- И чем ей Милованычи плохи? Иль Соколовичи? - вздохнул Илья да и умолк на том, объял Соловушку своего тесно и сладко, чтоб до утра его не выпустить.
Раз возвратился князь с учения трудного, но усталь свою укротив, сел ждать Соловья у стола накрытого, чтоб вместе отужинать. Поздно возвратился Соловей, и усталь его поболее княжьей была, оттого он даже на яства не взглянул, а только лишь раз Илью в уста поцеловал да на ложе пал. Ни рубашки верхней, ни сапожков не снял Соловей – морили его заботы да боль в рубце старом, седлом за день натруженном.
Осерчал Илья, что неласков с ним друг милый и, наскоро голод утолив, тоже на ложе пришел. Снял он сапоги с Соловья бездвижного, уж спящего, и обида горькая его взяла, что не нежиться им ночкой этой.
- Видно, стар ты стал, друже, - лег Илья рядом и нарочно брата названного разбудил. – Уж помню, прежде ты ночи полные без сна проводил, а с утра легко за дела брался.
- Не молодею год от года, то верно, - с обидой ответной молвил Соловей – знал князь, куда словом разить, ведь очень пекся советник о личине своей.
- Так может, мне жену молодую взять, а тебе покой дать от утех ночных? – хотел Илья шуткой обиду Соловьиную развеять. Ан сердце обиженное на свой лад поняло.
- Воля твоя, князь, - болью сердечной боль телесную уняв, поднялся Соловей с ложа и, сапожки захватив, прочь пошел.
Догнал, поймал его Илья, в объятия взял и прощения жарко испросил – ведь жизнь не мила без ласк друга любимого. И простил его тут же Соловей, объял тесно в ответ, целовал со сладостью любовной. Ведь и он без Ильи света белого не видел.
Ушли они на ложе вместе, и там дланью своей бережной Соловей страсть княжью пролил, всю силу из Ильи лаской вытянул. Но и в слабости Илья Соловушку любезного из рук не выпустил, сам его понежить-помять захотел. Ан отказал Соловей в том князю до поры, не дался, сон велел принять. Тогда обещал Илья ночкой следующей за советника своего взяться, ни покою, ни роздыху ему не дать, на том и порешили.
Настала ночь другая, и хоть с охотой на ласки его Соловей поддавался, а все ж видел Илья, что усталью друг любимый томим и оттого даже на ложе сладости полной не вкушает. Как покончили они с делом любовным, и лег Соловей к боку княжьему тесно, так шепнул ему Илья, чтоб на день-другой дела советник оставил.
- Как же оставить-то, княже? То купцы товар опасный, запретный провезти норовят, то горожане меж собой не мирны – до Солнца закатного, до темени покою мне не дают, - о том, что и дружинные к нему споры рассуживать являются, смолчал Соловей, чтоб Илью, делами ратными ведающего, не обидеть.
- Уж разумен ты, Соловушка, отчего ж не нашел способ верный, как скорее с тем управиться?
- И город-то у нас мирный, и помощников я законных на места посадил, а все ж много забот остается, которые в руки чужие отдать не могу, - повинился Соловей. – Тут тебе не мечом махать, тут хитрость да глаз острый нужен.
Видел князь, что насмешничает Соловей, тоску его борьбой словесной шуточной побеждает. И поддался Илья да повел по-своему.
- Вижу, забыл ты труд ратный, друже, и не помнишь уж уроки Олеговы, после которых я тебя чуть живого до постели на закорках носил. Забыл ты тяготы и усталь воинские, нехорошо то. Вот тебе мое княжье слово: поезжай на седмицу в становище и живи в шатре моем, а я в городе останусь, если уж ты чужим рукам дела доверять не желаешь.
- Дивное дело придумал ты, Илья, - усмехнулся Соловей, помнил он об уроках тятьки Олега, и о том, как князь малый на учении письменном сон побороть не мог, тоже помнил. - Отменил бы ты словечко сгоряча меж нами сказанное, ведь и тебе тяжко будет челобитные разбирать, и я уж верно науку дружинную подзабыл.
- Езжай, тебе сказано, - строго повелел Илья. – И в седло там пореже садись.
Хоть таился Соловей, а знал князь, что рана старая другу любимому покоя не дает. Долго Соловей не давался, упрямился, а все ж позволил Илье после дня тяжкого сапоги с себя снимать и ноги омывать – в доме Соловьином то прислужницы делали. Сколько мазей целебных и полоцких, и заморских извел Соловей, а все без толку было, пока Илья за него не взялся. От руки княжьей да мази по Дарининой науке сваренной уходила боль.
Потому собирался Илья в становище к Соловью еженощно наведываться, а заодно тайком и за дружиной присматривать.
Чуть свет уехал советник в стан воинский, наказ своим домашним и помощникам оставив. А Илья, до стен его проводив, против обыкновения своего домой возвратился. Пуще всех, то видевших, Бурка княжий удивился – уж он и так и этак назад поворачивал, хотел хозяина в поле унести, но не позволил ему Илья и, чтоб тоску конскую унять, в загон к кобылицам отправил. А сам по дому бродить пошел, думал поглядеть, что по утрам тут без него творится. Но не успел Илья ни за стол с семьей сесть, ни на дочерей с женами полюбоваться, как явился к его воротам первый проситель с жалобой. Снял Илья Тимошку со спины, в глазенки лазоревые лукавые глянул и судить отправился.
Велика оказалась жалоба – того просителя соседский петух намедни в зад клюнул.
Посмотрел Илья на жалобщика и на кочета, которого хозяин с собой на суд принес, и наложил виру в четверть цены петуха. С тем ушли просители, а птица непочтительная напоследок помет оставила. Не любил Илья петухов.
Только князь с места поднялся, как ввели к нему следующих жалобщиков – эти теленка не поделили. И не откажешь в суде, ведь за княжьим словом крестьяне от самой границы ехали.
Рассудил их Илья, ан за воротами уж великое стояние творится – и все с просьбами. Кто по делу пришел, кто обижен, а кто просто на князя взглянуть захотел. Скоро осерчал Илья на дела пустые, неважные да вышел за ворота сам и грянул, мол, кто на посмотр к нему явится – бит будет.
- Ужель и девиц бить станешь, князюшка? – просительница пригожая испугалась.
- А девиц – сразу замуж отдавать буду за дружинников, что пострашнее, - обещал Илья.
С делами малыми ходили обычно полочане к Соловьиным помощникам-судителям и довольны были, но раз сам князь вызвался, как же к нему не прийти, не уважить. Вот и шли.
Как явился к нему за судом купчина старый, обрадовался Илья, не все ж ему правом княжьим петухов да свиней карать. Но издалека речь повел купец, с родовитости своей да заслуг отцовских начал. Слушал его Илья, слушал, ан до дела все не дойдет никак, и подпер князь ланиту кулаком да призадумался, про Соловья, в становище прохлаждающегося, вспомнил да про Бурушку по полю чистому в загоне тоскующему. Взгрустнулось Илье, вздохнул он, очи затворил да и заснул под сказ о торговле прежней, что нынешней не чета.
Ко времени Любомира в палату судильную заглянула. Уняла она обиду купеческую своей почтительностью да лакомствами обеденными, а к Илье впредь Тимошу-егозу приставила, чтоб тормошил отца да заодно справедливости княжьей научался.
Съездил Илья и на ряд торговый, и площадь городскую, перепись гостей, дружинниками веденную прочел, на дворах постоялых застенных побывал, посланцев из чужих земель уважил – вроде и недалека езда, и труд невелик, а устал Илья еще до темна. И долга ему дорога до становища показалась, прилег князь, чтоб с первыми кочетами в путь тронуться, но так до света и проспал.
А утром уж к нему вновь челобитные понесли на суд.
Второй день, как и первый, в делах городских прошел, оглянуться Илья не успел, только раз его Любомира уж силком за стол, за обед усадила. Но обещал себе князь, что, как бы ни морила его усталь, нынче до темени обязательно в становище поедет на Соловья взглянуть. И поехал.
Два дня отсутствовал, а как будто полгода по шатрам, кострам дружинным и другам своим тосковал. Встретил его Соловей, и сразу Илья приметил, что на пользу идут тяготы походные – взором, ликом посвежел советник и смеялся тихо да радостно, сердце любящее тешил. Ох, и не хотелось Илье с утра шатер покидать да тепло постельное, что они с Соловушкой разделили, но требовал того долг и слово данное.
Суд да дело вел Илья по справедливости своей и по разумению, виновных скоро карал да хитрости плетеные наотмашь разрубал. Так что побежали купцы да горожане именитые к Соловью за заступничеством от тяжелой руки княжьей.
Унял советник тревогу посольства родовитого и в шатер на сон дневной отправился. Сотники дружинные по наказу Ильи мало его тревожили, сами порядок установленный соблюдали.
Долго потом ту седмицу в Полоцке помнили.
читать дальшеЕще когда бремя Любомира носила, уже знала, что норовистым будет дитя – не давала ей Ладушка ни сметаны, ни творога вкусить, мяса да яблок требовала. А как свет увидела, так все кроме отца, от любви к своему детищу слепого, примечать стали, что не девичьи повадки у молодой княжны. Только ползать начала Ладислава, а уже у брата игрушки мужские отнимать принялась, о своих кукленке и зайке забывала. Ярополк, сын послушный, на отцовских коленях смирно сидел, Лада же, как брал ее Илья на руки, все норовила его за бороду потаскать иль рукоять меча укусить. Пуще отцовских рук с возраста раннего любила Ладислава к тятьке Соловью проситься да не перстнями его, а кинжалом турецким игралась.
Смотрела на то Любомира и хмурилась за дочь беспокойная.
Жила в доме Ильи Ярослава, сестра его старшая. Всем хороша была княжна да только не взросла в ней склонность женская, оттого она и за мужа не ходила и к делу кузнечному тяготела. Хорошо, спокойно ей жилось – племянников нянчила, Любомире подругой стала. Никогда княгиня княжне на ущербность ее женскую не указывала, но видела, что не полна жизнь девичья, и знает о том сама Ярослава.
Уж давно о том Любомира еще от отца слышала, ведь сама в возрасте детском за прялку с пяльцами не садилась и с подружками не водилась. По просьбе ее неотступной учил ее Олег мечом деревянным биться и показал рукопашную схватку легкую, бескулачную. Серок Олегов так же привык, что дочь хозяйская уж без спросу на него чуть что залазает и поводья хватает. Как садилась Любомира на коня боевого, так мечталось ей, думалось о славе воинской. А ну как будет женскую дружину водить? Догадывался Олег, о чем она думает, но склонности ее не ломал, дождался возраста разумного и тогда сказал, что добро дочери дружинной в деле ратном быть сведущей, но не для тела женского броню носить. Негоже девичьей руке, пусть сильной и бестрепетной, кровь чужую в бою проливать. Не отказался отец и далее Любомире урок воинский давать, но словом родительским велел ей к доле женской привыкать.
Как на казнь шла Любомира в светлицу к рукоделиям и сестрам-насмешницам, много лет прошло, прежде чем ее послушание привычкой стало, и мудрость отцовская ясна сделалась.
Ей и теперь, уж двух детей мужу любимому подарившей, хотелось на коне в полюшко чистое ускакать да врукопашную побороться. Но не след то жене доброй, хозяйке домашней.
Десяток лет с лишком прошел, на радость росли Ярополк с сестрами – вслед за Ладушкой Любомира еще тремя дочерьми-погодками выпросталась, да Истома двух принесла. Заранее семьи дружинные своими сыновьями перед князем хвастали, заранее княгиню о дочерях спрашивали, к сватовству готовились.
Как привез Илья из похода деву крестьянскую Богдану, чтоб женой сделать, так понадеялась Любомира, что хоть от нее сыновья пойдут – ведь негоже князю только девок плодить. Ведала она, что в Полоцке по домам своим дружинные над тем посмеиваются. Один сотник, еще дитем саму Любомиру знавший, упрекнул ее, мол, хватит ли князю приданного дочек по мужьям раздать? Старость его уважив, степенно ответила Любомира, что не всем, как десятник Милован дружинников по полсотни рожать. Милован тот на весь Полоцк тем прославился, что дочь хотел родить, а жены и наложницы его только сыновей зачинали. Смех-смехом три с лишком десятины сыновей родил, прежде чем дочка желанная получилась.
Проводила Любомира сотника, что словом ее нарочно обидел, до порога и ко времени – его внука, что во дворе с лошадьми оставался, в этот самый миг Ладка оземь грянула броском хитрым.
Так и замер сотник на пороге княжьем, глядя как внук, им для дружины пестуемый, обученный вновь на княжну, что росточком ему чуть до плеча, бросился и вновь пыль дворовую целовать отправился.
К тому времени второй год учила Любомира дочь воинственную бою женскому, легкому. Частенько Ладислава то с братом, то с дружками его отроками боролась и всех, хоть мала и тоща была, валяла.
Того ли еще мать беспокойная ждала, когда станет Лада ногой до стремени доставать и меч отцовский удержать сможет.
Уже теперь, просьбам уступив, велел Илья выковать ей меч малый легкий, какой и у Ярополка был, и случалось, с дочерью рубился потешно.
На ушибы и синьцы не серчала Ладислава, а только лишь на то, что пока мала, поддается отец.
Как пришло время, поговорила Любомира с дочерью, как прежде с ней самой Олег говорил, но увидела, что не от сердца Лада покорилась. В доме княжьем почтение к родителям строго соблюдалось, и как ни норовиста была Ладислава, против слова материнского открыто бы не пошла. Пошла она хитростью и, к отцу подластившись, слово от него получила, что без ее согласия за мужа не отдадут. Мала была еще, оттого легко Илья слово дал, с женой не советуясь.
Еще пять лет прошло, и понял князь, что обвела его вокруг пальца дочь-любимица.
Пришла пора, потянулись в дом княжий сваты. Боялась Любомира, что нрав дочерний женихов охладит, ан и дружинные, и купеческие сыны в жены княжну белокурую взять желали. Да только Лада, чуть на жениха всякого взглянув, «не люб» твердила.
Сперва посмеивался Илья, сватов отвергнутых потчуя, а потом и осерчал, сколько ж можно люд тешить? Неужели в его дружине молодца подходящего не сыскать?
От гнева отцовского и уговоров материных сбежала Ладушка к тятьке Соловью, тот только раз ее за обещание, хитростью вытянутое, пожурил, а женихов и не навязывал.
И пошла по Полоцку молва тайная, что княжна против воли родительской в полюбовницы к советнику жить пошла, оттого и женихов всех отвергла. Ведали Любомира с Ильей, что Лада Соловью словно дочь родная, а только все одно позор на семье.
Дни свои в делах советник княжий проводил, а как в доме его Лада поселилась, так по старой памяти у брата названного на ночь стал останавливаться, надеясь тем слухи унять. В доме княжьем гостевую горницу не занимал Соловей, с князем почивать ложился.
- Выжила дочь непокорная тебя из гнезда, Соловушка, - сочувствовал Илья да посмеивался.
- И то верно, - улыбался Соловей, к груди его жарко приникая.
- Только сладость твоя, друг любимый, мне о стыде отцовском забыть дает. Поговорил бы ты с ней, - попросил Илья и сам уста для ответа открытые затворил, поцеловал.
- Не реши, что ради ложа твоего отказываюсь, - чуть спустя Соловей молвил, тело княжье под исподницей обласкивая. – Да только не послушает меня дочь твоя иль сгоряча за нелюбого пойдет.
- И чем ей Милованычи плохи? Иль Соколовичи? - вздохнул Илья да и умолк на том, объял Соловушку своего тесно и сладко, чтоб до утра его не выпустить.
Раз возвратился князь с учения трудного, но усталь свою укротив, сел ждать Соловья у стола накрытого, чтоб вместе отужинать. Поздно возвратился Соловей, и усталь его поболее княжьей была, оттого он даже на яства не взглянул, а только лишь раз Илью в уста поцеловал да на ложе пал. Ни рубашки верхней, ни сапожков не снял Соловей – морили его заботы да боль в рубце старом, седлом за день натруженном.
Осерчал Илья, что неласков с ним друг милый и, наскоро голод утолив, тоже на ложе пришел. Снял он сапоги с Соловья бездвижного, уж спящего, и обида горькая его взяла, что не нежиться им ночкой этой.
- Видно, стар ты стал, друже, - лег Илья рядом и нарочно брата названного разбудил. – Уж помню, прежде ты ночи полные без сна проводил, а с утра легко за дела брался.
- Не молодею год от года, то верно, - с обидой ответной молвил Соловей – знал князь, куда словом разить, ведь очень пекся советник о личине своей.
- Так может, мне жену молодую взять, а тебе покой дать от утех ночных? – хотел Илья шуткой обиду Соловьиную развеять. Ан сердце обиженное на свой лад поняло.
- Воля твоя, князь, - болью сердечной боль телесную уняв, поднялся Соловей с ложа и, сапожки захватив, прочь пошел.
Догнал, поймал его Илья, в объятия взял и прощения жарко испросил – ведь жизнь не мила без ласк друга любимого. И простил его тут же Соловей, объял тесно в ответ, целовал со сладостью любовной. Ведь и он без Ильи света белого не видел.
Ушли они на ложе вместе, и там дланью своей бережной Соловей страсть княжью пролил, всю силу из Ильи лаской вытянул. Но и в слабости Илья Соловушку любезного из рук не выпустил, сам его понежить-помять захотел. Ан отказал Соловей в том князю до поры, не дался, сон велел принять. Тогда обещал Илья ночкой следующей за советника своего взяться, ни покою, ни роздыху ему не дать, на том и порешили.
Настала ночь другая, и хоть с охотой на ласки его Соловей поддавался, а все ж видел Илья, что усталью друг любимый томим и оттого даже на ложе сладости полной не вкушает. Как покончили они с делом любовным, и лег Соловей к боку княжьему тесно, так шепнул ему Илья, чтоб на день-другой дела советник оставил.
- Как же оставить-то, княже? То купцы товар опасный, запретный провезти норовят, то горожане меж собой не мирны – до Солнца закатного, до темени покою мне не дают, - о том, что и дружинные к нему споры рассуживать являются, смолчал Соловей, чтоб Илью, делами ратными ведающего, не обидеть.
- Уж разумен ты, Соловушка, отчего ж не нашел способ верный, как скорее с тем управиться?
- И город-то у нас мирный, и помощников я законных на места посадил, а все ж много забот остается, которые в руки чужие отдать не могу, - повинился Соловей. – Тут тебе не мечом махать, тут хитрость да глаз острый нужен.
Видел князь, что насмешничает Соловей, тоску его борьбой словесной шуточной побеждает. И поддался Илья да повел по-своему.
- Вижу, забыл ты труд ратный, друже, и не помнишь уж уроки Олеговы, после которых я тебя чуть живого до постели на закорках носил. Забыл ты тяготы и усталь воинские, нехорошо то. Вот тебе мое княжье слово: поезжай на седмицу в становище и живи в шатре моем, а я в городе останусь, если уж ты чужим рукам дела доверять не желаешь.
- Дивное дело придумал ты, Илья, - усмехнулся Соловей, помнил он об уроках тятьки Олега, и о том, как князь малый на учении письменном сон побороть не мог, тоже помнил. - Отменил бы ты словечко сгоряча меж нами сказанное, ведь и тебе тяжко будет челобитные разбирать, и я уж верно науку дружинную подзабыл.
- Езжай, тебе сказано, - строго повелел Илья. – И в седло там пореже садись.
Хоть таился Соловей, а знал князь, что рана старая другу любимому покоя не дает. Долго Соловей не давался, упрямился, а все ж позволил Илье после дня тяжкого сапоги с себя снимать и ноги омывать – в доме Соловьином то прислужницы делали. Сколько мазей целебных и полоцких, и заморских извел Соловей, а все без толку было, пока Илья за него не взялся. От руки княжьей да мази по Дарининой науке сваренной уходила боль.
Потому собирался Илья в становище к Соловью еженощно наведываться, а заодно тайком и за дружиной присматривать.
Чуть свет уехал советник в стан воинский, наказ своим домашним и помощникам оставив. А Илья, до стен его проводив, против обыкновения своего домой возвратился. Пуще всех, то видевших, Бурка княжий удивился – уж он и так и этак назад поворачивал, хотел хозяина в поле унести, но не позволил ему Илья и, чтоб тоску конскую унять, в загон к кобылицам отправил. А сам по дому бродить пошел, думал поглядеть, что по утрам тут без него творится. Но не успел Илья ни за стол с семьей сесть, ни на дочерей с женами полюбоваться, как явился к его воротам первый проситель с жалобой. Снял Илья Тимошку со спины, в глазенки лазоревые лукавые глянул и судить отправился.
Велика оказалась жалоба – того просителя соседский петух намедни в зад клюнул.
Посмотрел Илья на жалобщика и на кочета, которого хозяин с собой на суд принес, и наложил виру в четверть цены петуха. С тем ушли просители, а птица непочтительная напоследок помет оставила. Не любил Илья петухов.
Только князь с места поднялся, как ввели к нему следующих жалобщиков – эти теленка не поделили. И не откажешь в суде, ведь за княжьим словом крестьяне от самой границы ехали.
Рассудил их Илья, ан за воротами уж великое стояние творится – и все с просьбами. Кто по делу пришел, кто обижен, а кто просто на князя взглянуть захотел. Скоро осерчал Илья на дела пустые, неважные да вышел за ворота сам и грянул, мол, кто на посмотр к нему явится – бит будет.
- Ужель и девиц бить станешь, князюшка? – просительница пригожая испугалась.
- А девиц – сразу замуж отдавать буду за дружинников, что пострашнее, - обещал Илья.
С делами малыми ходили обычно полочане к Соловьиным помощникам-судителям и довольны были, но раз сам князь вызвался, как же к нему не прийти, не уважить. Вот и шли.
Как явился к нему за судом купчина старый, обрадовался Илья, не все ж ему правом княжьим петухов да свиней карать. Но издалека речь повел купец, с родовитости своей да заслуг отцовских начал. Слушал его Илья, слушал, ан до дела все не дойдет никак, и подпер князь ланиту кулаком да призадумался, про Соловья, в становище прохлаждающегося, вспомнил да про Бурушку по полю чистому в загоне тоскующему. Взгрустнулось Илье, вздохнул он, очи затворил да и заснул под сказ о торговле прежней, что нынешней не чета.
Ко времени Любомира в палату судильную заглянула. Уняла она обиду купеческую своей почтительностью да лакомствами обеденными, а к Илье впредь Тимошу-егозу приставила, чтоб тормошил отца да заодно справедливости княжьей научался.
Съездил Илья и на ряд торговый, и площадь городскую, перепись гостей, дружинниками веденную прочел, на дворах постоялых застенных побывал, посланцев из чужих земель уважил – вроде и недалека езда, и труд невелик, а устал Илья еще до темна. И долга ему дорога до становища показалась, прилег князь, чтоб с первыми кочетами в путь тронуться, но так до света и проспал.
А утром уж к нему вновь челобитные понесли на суд.
Второй день, как и первый, в делах городских прошел, оглянуться Илья не успел, только раз его Любомира уж силком за стол, за обед усадила. Но обещал себе князь, что, как бы ни морила его усталь, нынче до темени обязательно в становище поедет на Соловья взглянуть. И поехал.
Два дня отсутствовал, а как будто полгода по шатрам, кострам дружинным и другам своим тосковал. Встретил его Соловей, и сразу Илья приметил, что на пользу идут тяготы походные – взором, ликом посвежел советник и смеялся тихо да радостно, сердце любящее тешил. Ох, и не хотелось Илье с утра шатер покидать да тепло постельное, что они с Соловушкой разделили, но требовал того долг и слово данное.
Суд да дело вел Илья по справедливости своей и по разумению, виновных скоро карал да хитрости плетеные наотмашь разрубал. Так что побежали купцы да горожане именитые к Соловью за заступничеством от тяжелой руки княжьей.
Унял советник тревогу посольства родовитого и в шатер на сон дневной отправился. Сотники дружинные по наказу Ильи мало его тревожили, сами порядок установленный соблюдали.
Долго потом ту седмицу в Полоцке помнили.
@темы: Ё-моё
-
-
20.06.2016 в 23:35Спасибо!
-
-
20.06.2016 в 23:38-
-
21.06.2016 в 04:56Благодарю)
-
-
21.06.2016 в 06:39Долго потом ту седмицу в Полоцке помнили. после этого Соловья должны были уважать еще сильнее - раз уж смог спасти просителей от несдержанности Ильи
Лада - вредина еще та, лиса хитрющая, и в кого только?
а Любомиру немного жаль - и за ладу, и за то, что Но не след то жене доброй, хозяйке домашней.
-
-
21.06.2016 в 10:58Удивил своей нетерпеливостью Илья. Видите ли, устал Соловей и не захотел его приласкать. Ну хоть это заставило Илью задуматься о том, какой кусок правления тащит на себе советник.
Спасибо за историю!
-
-
21.06.2016 в 15:03о да!))))))) А то привыкли, понимаешь, к Соловью велеречивому... Забыли, что в Полоцке князь есть!
-
-
21.06.2016 в 15:05-
-
21.06.2016 в 18:06Любомиру, правда же, жалеть не стоит
хотя мне самой досадно, но если б она дружинницей стала, то кто б Илье дом сберег?DeeLatener, Ладе действительно создаст такой отряд. Уже после того как замуж выйдет)
Видите ли, устал Соловей и не захотел его приласкать. Ну как же! Он же ждал! Он же терпел! А друг сердечный в сапогах на ложе улегся. Но да, плюс в том, что Соловью достался отпуск, а Илья оценил его труды по достоинству. На собственной шкуре).
Неправильная богиня, Правду сказать да, подзабыли).
Лада к Соловью уже после появления Габрелы сбежала, что ли? да, года через 3-5
Спасибо, товарищи!
-
-
22.06.2016 в 13:26Все женщины - огонь! И Ладислава, и Любомира, и Ярослава. Разные, но замечательные. А сыновей у Ильи, значит, только двое - Ярополк да Тимошка, остальные - дочки.
Проводила Любомира сотника, что словом ее нарочно обидел, до порога и ко времени – его внука, что во дворе с лошадьми оставался, в этот самый миг Ладка оземь грянула броском хитрым.
Так и замер сотник на пороге княжьем, глядя как внук, им для дружины пестуемый, обученный вновь на княжну, что росточком ему чуть до плеча, бросился и вновь пыль дворовую целовать отправился.
Князь-то думал, да что там Соловью уставать, сиди весь день да жалобы разбирай. А оказалось это тоже работа и не самая простая. Сам вон сидел, судил-рядил и приуныл.
- Воля твоя, князь, - болью сердечной боль телесную уняв, поднялся Соловей с ложа и, сапожки захватив, прочь пошел.
Нельзя так с Соловушкой.
- Ужель и девиц бить станешь, князюшка? – просительница пригожая испугалась.
- А девиц – сразу замуж отдавать буду за дружинников, что пострашнее, - обещал Илья.
И пороть их еще крапивой! В воспитательных целях!
Суд да дело вел Илья по справедливости своей и по разумению, виновных скоро карал да хитрости плетеные наотмашь разрубал. Так что побежали купцы да горожане именитые к Соловью за заступничеством от тяжелой руки княжьей.
Штоб знали, что князь - это вам не хухры-мухры!
bistrick, спасибо!
А с именем "Ладушка" у меня имеются тесные и сугубо личные связи. Еще одно неожиданное попадание.
-
-
22.06.2016 в 14:41А так да. У Ильи, что называется, сперма девичья
Обижать Соловья категорически нельзя - даже если не покажет, может очень обидеться.
Штоб знали, что князь - это вам не хухры-мухры! Так сказать, возвращение в дикие времена)
Смотрю с именами мне удается)
-
-
22.06.2016 в 15:17Снял Илья Тимошку со спины, в глазенки лазоревые лукавые глянул и судить отправился.
а к Илье впредь Тимошу-егозу приставила, чтоб тормошил отца да заодно справедливости княжьей научался.
пока что Тимоша Илью донимает)))))))
-
-
22.06.2016 в 15:24Сразу верю! )))))
-
-
22.06.2016 в 15:26-
-
22.06.2016 в 16:54второй заход?
-
-
22.06.2016 в 22:00-
-
23.06.2016 в 10:11Но какое столкновение характеров и кровей! Девки за мечи хватаются, сыночки один краше другого и каждый копия папенька.
Илюша хоть и все еще медведь с шуточками своими дурацкими - жену ему молодую..щас прям! - а Соловушкой пуще любых молодых девок дорожит. )))
-
-
23.06.2016 в 10:15Мойра*, Ну а чтобы не молодую жену?)). Соловей сам попозже ему предложит, но Илья, конечно, откажется - это ж никаких сил не хватит!))
-
-
23.06.2016 в 13:32-
-
23.06.2016 в 17:53Есть такая извечная тема во всех сказках - ка муж и жена поменялись местами, вот это оно)
-
-
23.06.2016 в 18:09-
-
23.06.2016 в 18:12-
-
23.06.2016 в 18:15-
-
23.06.2016 в 18:23-
-
23.06.2016 в 18:27Соловей тоже вскоре начал бы вешаться с молодыми дружинниками, слов не понимающими, а понимающими только в лоб.
...почему-то кажется, что это самое "в лоб" Соловей вполне мог и организовать им. Правда, это означало б, что даже его чашу терпения переполнили напрочь
-
-
23.06.2016 в 18:38-
-
23.06.2016 в 18:39Конечно, при необходимости Соловей смог бы встать во главе дружины, но ему это очень бы тяжело далось. Так же как Илье разговоры о чужих заслугах до десятого колена.
-
-
23.06.2016 в 18:39-
-
23.06.2016 в 18:46-
-
23.06.2016 в 18:51читать дальше
-
-
23.06.2016 в 19:06Я только посмотреть!!И это и правда не совсем сон - скорее фантазии в полусне. с картинками))Нет. Соловей смотрел, как знаешь... новый человек в доме. разглядывал, приглядывался.читать дальше