собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Не секрет, что исполнение заявки 6. Илья/Наполеон. Соло - священник, которого АНКЛ подозревают в каких-то грязных делишках с Ватиканом. мое. Я честно и упорно раздумывала насчет продолжения, этакого лакомого кусочка, собиралась показать, что Соло пострадал не меньше обманутого им Ильи. Но вместо движения вперед вышел вбоквел. Думаю, парой небольших выкладок обойдусь.
1200 словИлья просыпался с предвкушением удовольствия, в состоянии счастья, как было с ним только в довоенном детстве утром Нового Года. Не торопясь открыть глаза, шевельнуться, он слушал негромкий напев исполняющего правило в ванной отца Николо, шум воды и ту особенную чистую тишину летнего французского мирного утра за окном. Немного беспокоила шея – вчера Николо позволил нависнуть над собой в постели, и Илья целовал его так, приручая, приучая не бояться этого положения. За что теперь и расплачивался, ничуть, впрочем, не жалея. Вчера они много времени уделили предварительным ласкам, и все равно теперь Илье казалось, что можно было бы ласкаться подольше. Он жадно считал каждую такую минуту, мысленно заклиная коммандера Александра забыть об их с Николо существовании.
Вчера.
Илья с наслаждением потер ноющую шею. Вчера Николо был горяч и тверд в его руке, перед самим оргазмом чуть слышно постанывал Илье в губы и несколько драгоценных мгновений после оставался простым смертным. Просто мужчиной. Просто любовником.
Илья любил кристальную ясность этих моментов, когда казалось, чувствовалось, что Николо ничем не пытается от него отгородиться.
Но каждый раз после этого они возвращались к долгу и обязательствам – каждый к своим и расходились по комнатам – каждый в свою, чтобы следующим вечером встретиться снова. Дни принадлежали долгу, это им не требовалось оговаривать. Илья старался ни взглядом не выказывать при сестрах грызущую его страсть, потребность быть ближе к своему настоятелю. А Николо держался с не внушающим подозрения дружелюбием.
Тем летним французским утром разнеженный от счастья Илья не запрещал себе откровенно любоваться Николо на тренировке и затем по пути к церкви нарочно приотставал на шаг. После разношенной футболки со спортивными штанами сшитая по меркам сутана настоятеля внушала ему благоговение, и строгость монашеского одеяния в этом случае была вторична. Хотя они с Николо уже прикасались к голому телу друг друга, у Ильи, как и прежде, отнималось дыхание при виде расстегнутого ворота сутаны или того, как святой отец привычно подбирает подол, чтобы встать на колени в притворе церкви.
Благодаря стараниям Ильи, Николо двигался легко и свободно, а ведь всего пару дней назад после такого же поклона едва смог разогнуться.
Курякин проследил за подъемом своего пациента, и был вознагражден тенью улыбки, скользнувшей по губам заметившего это пристальное внимание святого отца.
Среди покоя и торжественности, присущих церковным стенам, в Николо четче проступали черты священнослужителя. Он словно до краев наливался сознанием собственного долга, предназначения и Божественной любовью. Тем дороже было Илье каждое проявление его расположения, личного неравнодушия.
Они вместе прошли в алтарь, хотя на утрене служить собирался только отец Николо. Там Илья несколько излишне церемонно подал облачение своему настоятелю и, слушая затихающую у порога церкви болтовню приближающихся сестер, расправил столу на его спине. Николо прекрасно справился бы и сам, но Илья, вдохновленный успехом накануне, провел пальцами вдоль по полосе ткани и, чуть наклонившись, тронул губами его ухо. Едва коснулся. Николо мог и не заметить этого, однако заметил и, оскорбленный этим недопоцелуем, развернулся к Илье всем корпусом, как к противнику.
- Вы сегодня не служите. Покиньте алтарь.
- Но я всего лишь… - пожалуй, только Николо мог вот так запросто лишить Илью равновесия, заставить запинаться, не находить слов. Со всеми остальными Курякин знал, что ответить или как промолчать.
- Покиньте алтарь, - отчужденный тон и выражение лица Николо провели незримую разделяющую их с Ильей черту. – Я не отпущу вам этот грех до тех пор, пока вы не осознаете его и не покаетесь от всего сердца. Ступайте и на коленях молите о прощении!
Сказано это было с такой властью и горечью, что Курякин не осмелился оправдываться дальше и по наитию склонил голову, чтобы показать свое смирение. Так он и вышел к сестрам, пряча лицо, и встал на колени в стороне от кафедры.
Для желающих молиться таким образом имелись небольшие плоские подушечки – отец Николо неоднократно говорил на проповеди, что желает от паствы покаяния и искренности, а не мученичества.
Илья, разумеется, пренебрег подушкой, чем лишний раз убедил внимательных сестер в том, что заслужил наложенное на него наказание.
А развенчанного любимца принято подвергать травле.
Курякину оттоптали подол и капнули на шею воском – он дрогнул от неожиданной боли, но не обернулся. Он уже в достаточной мере изучил повадки Магдалин и знал, что как только Николо вернет ему свое расположение, виновницы сами придут за прощением. Но до этого, было еще далеко. Илья клял свою несдержанность и глупый, несвоевременный порыв. Да, он мечтал об этом, о том, что однажды окажется для Николо если не важнее, то хотя бы столь же важен, как служение, но эти мечты никогда не должны были стать чем-то реальным. Оставалось признать, что этот невесомый, но обладающий такими тяжелыми последствиями поцелуй как-то прошел мимо его контроля.
Илья слушал шорох альбы и молитвенный напев святого отца, так отличающийся от недавнего утреннего - зовущего и обнадеживающего. Николо терзался больше виновного в его разочаровании, и потому благостный покой, характерный для его служб, сменился напряженностью и тревогой, за которые, Илья был уверен, сестры еще отомстят. Он сам бы точно отомстил. Всю службу он горел сожалением, беспокоился о том, какие ограничения предпримет Николо и склонялся ниже к полу, когда мысль в очередной раз возвращалась к тому, что сегодня вечером ему точно не видать пастырской постели. Илья зажмурился до слез, когда вспомнил, как вчера Николо ласково щурился в свете ночника и позволял прикасаться к себе.
После общего благословения все должны были отправиться на свои послушания, но Илья не собирался вставать, пока настоятель не позволит, а Мария и Элизабет задержались, найдя себе дело. Николо тоже не спешил покидать алтарь. А когда он все же вышел, сестры, старавшиеся быть как можно незаметнее, без словесного указания оставили свое прикрытие и, уходя, закрыли за собой дверь.
- Встаньте.
- Я раскаиваюсь в совершенном, простите меня, - Илья не спешил подниматься, рассчитывая этим смягчить Николо, который от негодования даже перестал называть его по имени.
- Вот как? Скажите мне, отец, о чьем прощении вы просили в течение службы?
Илья знал правильный ответ на этот вопрос, знал интонацию и жесты, которые следует при этом использовать и все же, глядя на Николо снизу вверх, умоляя о снисхождении взглядом, ответил иначе.
- О вашем.
Его искренность и упрямство огорчили настоятеля, и Илья на всякий случай взялся за край его подола.
- Ваше послушание сегодня в храме, проверьте скамьи и… все что найдете, - Николо был очень и очень расстроен.
- Но как же строительство?
Сегодня нужно было устанавливать опорные балки в будущем подвале, и кроме Ильи этим никто не мог заняться.
- Я вас сменю.
- Нет! – Илья покрепче взялся за сутану настоятеля. – Вам нельзя!
- Вы что же, собираетесь мне указывать? – Николо, сохраняя видимость спокойствия, рывком высвободил свой подол. – После завтрака будьте так добры займитесь назначенной вам работой!
Он уже уходил, перенес ногу через порог церкви, но обернулся на по-прежнему, коленопреклоненного Илью и с тяжелым вздохом вернулся.
- Я знаю, что вы поступили так от чистого сердца, Илия. Но это грех, требующий осознания и раскаяния.
- Я готов исповедоваться вам!
- Вы не готовы, Илия. Ваше желание покаяния сейчас импульсивное, а не осознанное. И только поэтому я отказываю вам. Дайте руку.
Отец Николо помог Илье подняться, но на этом знаки его участия и закончились. Он молчал по дороге к столовой, затем за завтраком едва отвечал на вопросы сестер. А ведь монахини нарочно развязали за столом дискуссию, рассчитывая расшевелить своего настоятеля.
Илья еще раз попросил себе «свою» работу, но, очевидно, теперь для Николо его покорность была делом принципа. Так Курякин оказался на послушании, обычно исполняемом сестрой Марией – чистил лампады, менял в них масло, чинил расшатавшиеся скамьи. Уже ближе к обедне он не сдержался, ушел в алтарь и припал лбом к повседневной альбе Николо.
1200 словИлья просыпался с предвкушением удовольствия, в состоянии счастья, как было с ним только в довоенном детстве утром Нового Года. Не торопясь открыть глаза, шевельнуться, он слушал негромкий напев исполняющего правило в ванной отца Николо, шум воды и ту особенную чистую тишину летнего французского мирного утра за окном. Немного беспокоила шея – вчера Николо позволил нависнуть над собой в постели, и Илья целовал его так, приручая, приучая не бояться этого положения. За что теперь и расплачивался, ничуть, впрочем, не жалея. Вчера они много времени уделили предварительным ласкам, и все равно теперь Илье казалось, что можно было бы ласкаться подольше. Он жадно считал каждую такую минуту, мысленно заклиная коммандера Александра забыть об их с Николо существовании.
Вчера.
Илья с наслаждением потер ноющую шею. Вчера Николо был горяч и тверд в его руке, перед самим оргазмом чуть слышно постанывал Илье в губы и несколько драгоценных мгновений после оставался простым смертным. Просто мужчиной. Просто любовником.
Илья любил кристальную ясность этих моментов, когда казалось, чувствовалось, что Николо ничем не пытается от него отгородиться.
Но каждый раз после этого они возвращались к долгу и обязательствам – каждый к своим и расходились по комнатам – каждый в свою, чтобы следующим вечером встретиться снова. Дни принадлежали долгу, это им не требовалось оговаривать. Илья старался ни взглядом не выказывать при сестрах грызущую его страсть, потребность быть ближе к своему настоятелю. А Николо держался с не внушающим подозрения дружелюбием.
Тем летним французским утром разнеженный от счастья Илья не запрещал себе откровенно любоваться Николо на тренировке и затем по пути к церкви нарочно приотставал на шаг. После разношенной футболки со спортивными штанами сшитая по меркам сутана настоятеля внушала ему благоговение, и строгость монашеского одеяния в этом случае была вторична. Хотя они с Николо уже прикасались к голому телу друг друга, у Ильи, как и прежде, отнималось дыхание при виде расстегнутого ворота сутаны или того, как святой отец привычно подбирает подол, чтобы встать на колени в притворе церкви.
Благодаря стараниям Ильи, Николо двигался легко и свободно, а ведь всего пару дней назад после такого же поклона едва смог разогнуться.
Курякин проследил за подъемом своего пациента, и был вознагражден тенью улыбки, скользнувшей по губам заметившего это пристальное внимание святого отца.
Среди покоя и торжественности, присущих церковным стенам, в Николо четче проступали черты священнослужителя. Он словно до краев наливался сознанием собственного долга, предназначения и Божественной любовью. Тем дороже было Илье каждое проявление его расположения, личного неравнодушия.
Они вместе прошли в алтарь, хотя на утрене служить собирался только отец Николо. Там Илья несколько излишне церемонно подал облачение своему настоятелю и, слушая затихающую у порога церкви болтовню приближающихся сестер, расправил столу на его спине. Николо прекрасно справился бы и сам, но Илья, вдохновленный успехом накануне, провел пальцами вдоль по полосе ткани и, чуть наклонившись, тронул губами его ухо. Едва коснулся. Николо мог и не заметить этого, однако заметил и, оскорбленный этим недопоцелуем, развернулся к Илье всем корпусом, как к противнику.
- Вы сегодня не служите. Покиньте алтарь.
- Но я всего лишь… - пожалуй, только Николо мог вот так запросто лишить Илью равновесия, заставить запинаться, не находить слов. Со всеми остальными Курякин знал, что ответить или как промолчать.
- Покиньте алтарь, - отчужденный тон и выражение лица Николо провели незримую разделяющую их с Ильей черту. – Я не отпущу вам этот грех до тех пор, пока вы не осознаете его и не покаетесь от всего сердца. Ступайте и на коленях молите о прощении!
Сказано это было с такой властью и горечью, что Курякин не осмелился оправдываться дальше и по наитию склонил голову, чтобы показать свое смирение. Так он и вышел к сестрам, пряча лицо, и встал на колени в стороне от кафедры.
Для желающих молиться таким образом имелись небольшие плоские подушечки – отец Николо неоднократно говорил на проповеди, что желает от паствы покаяния и искренности, а не мученичества.
Илья, разумеется, пренебрег подушкой, чем лишний раз убедил внимательных сестер в том, что заслужил наложенное на него наказание.
А развенчанного любимца принято подвергать травле.
Курякину оттоптали подол и капнули на шею воском – он дрогнул от неожиданной боли, но не обернулся. Он уже в достаточной мере изучил повадки Магдалин и знал, что как только Николо вернет ему свое расположение, виновницы сами придут за прощением. Но до этого, было еще далеко. Илья клял свою несдержанность и глупый, несвоевременный порыв. Да, он мечтал об этом, о том, что однажды окажется для Николо если не важнее, то хотя бы столь же важен, как служение, но эти мечты никогда не должны были стать чем-то реальным. Оставалось признать, что этот невесомый, но обладающий такими тяжелыми последствиями поцелуй как-то прошел мимо его контроля.
Илья слушал шорох альбы и молитвенный напев святого отца, так отличающийся от недавнего утреннего - зовущего и обнадеживающего. Николо терзался больше виновного в его разочаровании, и потому благостный покой, характерный для его служб, сменился напряженностью и тревогой, за которые, Илья был уверен, сестры еще отомстят. Он сам бы точно отомстил. Всю службу он горел сожалением, беспокоился о том, какие ограничения предпримет Николо и склонялся ниже к полу, когда мысль в очередной раз возвращалась к тому, что сегодня вечером ему точно не видать пастырской постели. Илья зажмурился до слез, когда вспомнил, как вчера Николо ласково щурился в свете ночника и позволял прикасаться к себе.
После общего благословения все должны были отправиться на свои послушания, но Илья не собирался вставать, пока настоятель не позволит, а Мария и Элизабет задержались, найдя себе дело. Николо тоже не спешил покидать алтарь. А когда он все же вышел, сестры, старавшиеся быть как можно незаметнее, без словесного указания оставили свое прикрытие и, уходя, закрыли за собой дверь.
- Встаньте.
- Я раскаиваюсь в совершенном, простите меня, - Илья не спешил подниматься, рассчитывая этим смягчить Николо, который от негодования даже перестал называть его по имени.
- Вот как? Скажите мне, отец, о чьем прощении вы просили в течение службы?
Илья знал правильный ответ на этот вопрос, знал интонацию и жесты, которые следует при этом использовать и все же, глядя на Николо снизу вверх, умоляя о снисхождении взглядом, ответил иначе.
- О вашем.
Его искренность и упрямство огорчили настоятеля, и Илья на всякий случай взялся за край его подола.
- Ваше послушание сегодня в храме, проверьте скамьи и… все что найдете, - Николо был очень и очень расстроен.
- Но как же строительство?
Сегодня нужно было устанавливать опорные балки в будущем подвале, и кроме Ильи этим никто не мог заняться.
- Я вас сменю.
- Нет! – Илья покрепче взялся за сутану настоятеля. – Вам нельзя!
- Вы что же, собираетесь мне указывать? – Николо, сохраняя видимость спокойствия, рывком высвободил свой подол. – После завтрака будьте так добры займитесь назначенной вам работой!
Он уже уходил, перенес ногу через порог церкви, но обернулся на по-прежнему, коленопреклоненного Илью и с тяжелым вздохом вернулся.
- Я знаю, что вы поступили так от чистого сердца, Илия. Но это грех, требующий осознания и раскаяния.
- Я готов исповедоваться вам!
- Вы не готовы, Илия. Ваше желание покаяния сейчас импульсивное, а не осознанное. И только поэтому я отказываю вам. Дайте руку.
Отец Николо помог Илье подняться, но на этом знаки его участия и закончились. Он молчал по дороге к столовой, затем за завтраком едва отвечал на вопросы сестер. А ведь монахини нарочно развязали за столом дискуссию, рассчитывая расшевелить своего настоятеля.
Илья еще раз попросил себе «свою» работу, но, очевидно, теперь для Николо его покорность была делом принципа. Так Курякин оказался на послушании, обычно исполняемом сестрой Марией – чистил лампады, менял в них масло, чинил расшатавшиеся скамьи. Уже ближе к обедне он не сдержался, ушел в алтарь и припал лбом к повседневной альбе Николо.
@темы: Ё-моё
-
-
13.11.2016 в 20:37-
-
13.11.2016 в 20:55С одой стороны, я понимаю, что агент должен быть более стоек к соблазнам, но в том и дело что Николо нашел лазейку). Он стал для Ильи чем-то вроде революционера от религии, страдающего за свои убеждения. Тем более этот сильный духом Николо умеет ТАК прощать).
Но в целом, мне наверное просто не хватило силенок прописать всю полноту соблазнения). Илья тут не виноват))
-
-
13.11.2016 в 21:18А про пострадавшего Соло в итоге будет все таки?
-
-
13.11.2016 в 21:33Помнишь Смолкиных "Хороших мальчиков"? Вот я тоже считаю, что Илья западает на "плохишей". У него из-за матери нереализованное желание спасать или по крайней мере тяга к таким). Он и в Габи полюбил вовсе не сильную женщину (сильных дома полно), он полюбил стервь. Ну а уж Соло всем стервам стервец. Виктория подтвердит)). Как устоять?)
Про пострадавшего Соло немного другая история и что-то мне пока не нравится, как она у меня в мыслях заканчивается.
-
-
13.11.2016 в 21:43-
-
13.11.2016 в 21:45И все-таки Илья, как здоровый непьющий мужчина предпочтет экстрим и борщ. А не только первое)).
-
-
13.11.2016 в 22:26-
-
14.11.2016 в 05:28-
-
14.11.2016 в 07:32Мев, вам спасибо)
-
-
14.11.2016 в 18:25И здесь опять — одержимость, которая... ну не слепа, конечно, к желанию/нежеланию предмета страсти, но что-то похожее есть. Простите, что говорю это, вдруг оно не сильно приятно
Ещё раз простите, что меня клонит куда-то за пределы вменяемого отзыва )) Ваш текст долго во мне звучал, и после него осталось много новых мыслей, которые до сих пор внятно не обмозговались, но всё ещё смутно тревожат. Спасибо! Надеюсь, у вас паззл сложится благополучно ))
-
-
14.11.2016 в 19:14Это ж надо было так смотреть, чтобы приметить сходство Ильи с Родимой!)) Но да, страсть она и ослепляет, и навредить может, в отличие от любви. А Илья в сутане все-таки больше горит, чем любит.
И отчасти поэтому написалось вбок, а не вперед - не люблю мучить Соло.
Мне очень приятно, что у фика оказалось "послевкусие", сама люблю такое
Спасибо большое!
-
-
25.08.2017 в 11:44-
-
25.08.2017 в 12:02-
-
25.08.2017 в 12:16