собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Если что, мне самой странно).
Чарльз омега\ Эрик альфа
Рейтинг вроде как R
1 часть 2тыс словОмеги возраста Чарльза уже особым спросом не пользовались, после двадцати семи им даже разрешалось принимать препарат подавитель течки – считалось, что если ты здоров и не урод, то до этих лет тебя обязательно повяжут. Чарльза должны были повязать в шестнадцать – опекуны подобрали ему жениха. Тот был богат, успешен, имел приятную внешность и вполне мог бы составить пару Чарльзу, но отказался от брака, посчитав, что не сможет жить с телепатом. Неиспорченный благородный омега с большим состоянием - лакомый кусочек, если только он не знает при этом каждую вашу мысль.
После сорвавшегося брака опекуны посоветовали Чарльзу развлечься и отправили его на модный тогда курорт, где встречались омеги и альфы его возраста. Там-то Чарльз и сделал свои наблюдения, вывел закономерности, из-за которых в последствие стал опасаться брака. Ему претила мысль стать чьей-то постельной игрушкой и аппаратом по производству детей.
Следующего жениха Ксавье отпугнул вполне осознанно. Пусть в его жизни не будет того экстаза, который обеспечивала омегам Доминанта вязки и Доминанта беременности, пусть малыша Чарльзу придется взять из приюта, но его тело и мысли будут принадлежать только ему.
В этом году Чарльзу исполнилось тридцать два года, и семь из них он принимал подавитель.
Только в спасательной шлюпке Чарльз наконец разглядел, за кем он нырял, и поймал себя на том, что принюхивается. А еще он уже очень давно не краснелот одного только взгляда альфы. Но Леншерр смотрел так, словно Чарльз перед ним стоял голый и течный, а вовсе не в промокшем насквозь костюме и трех полотенцах сверху. Ксавье даже на секунду пожалел, что такой альфа видит его в столь неприглядном образе. Нет, Чарльз вовсе не претендовал на более интимное внимание со стороны Эрика, но все же не мог не признать, что пах только что спасенный им альфа очень привлекательно.
То, что им выделили для переодевания общую каюту, объяснялось отчасти тем, что свободных кают было мало, а отчасти тем, что в Чарльзе ЦРУшники видели только телепата-профессора, а не омегу.
- Ну что же… - отводя взгляд и стараясь не замечать, что Эрик тоже тянет носом в его сторону, запнулся Кавье.
Вместо ответа Леншерр распахнул перед ним дверь каюты.
Всю свою жизнь Чарльз старался избегать ситуаций, которые могли быть расценены альфами как провокационные. Он не носил слишком открытую или облегающую одежду, пользовался специальным парфюмом, отбивающим запах, и досконально знал, где проходит грань между дружелюбием и флиртом. Чарльз очень старался, потому что по закону за изнасилование неповязанного омеги альфа должен был заплатить откупные жертве, в некоторых случаях принести извинения, и инцидент считался исчерпанным. Некоторые омеги даже делали из этого бизнес и зарабатывали себе неплохое приданое. Но Чарльз бы многое сам отдал, чтобы в его жизни никогда не было тех двух кошмарных раз.
Конечно же, переодеваться в одной комнате с обнюхивающим тебя альфой – плохая идея, но Чарльз отчего-то так разволновался, что послушно прошел в каюту. Эрик руки не распускал и не позволил себе ни единого сального «комплимента», которых Чарльз наслушался в юности от самых, казалось бы, достойных альф. Леншерр молча раздевался, и профессор решил последовать его примеру. Снимая слой за слоем тяжелую от воды одежду, Чарльз из осторожности прислушался к мыслям соседа-мутанта – разум Эрика все еще стремился за подводной лодкой, хотя разочарование уже наступило. А еще Леншерра неслабо потряхивало от возбуждения, частью это были последствия погони, частью – Чарльз. Телепат взволновался еще больше, и Эрик почуял его волнение.
- Хм?
- Нет, ничего, - чтобы это ни значило. Ксавье похолодел от мысли, что Эрик сочтет его ответ или его молчание провокацией, и как можно быстрее влез в сухие брюки.
Но у Леншерра вовсе не было намерения бросаться на телепата.
Минуту они молча одевались, а Чарльз с надеждой и облегчением думал, что вот настал и у него такой возраст, когда альфы будут спокойно пожимать ему руку и желать доброго вечера. В отсутствие партнера или при длительном приеме подавителя омеги могли, что называется, «отцвести» - переставали вырабатываться феромоны и часть гормонов ответственных за беременность. Ксавье ждал этого с нетерпением уже много лет, потому и обрадовался. И все же ему стало немного досадно, что он встретил Эрика именно теперь. Чарльз всегда был осторожен, но не мог себе не признаться, что с Леншерром он бы даже пофлиртовал. Слегка.
Уверенный в том, что он «перезрел», Чарльз решился на шалость. Он обернулся к причесывающемуся у зеркала Эрику и, проведя пальцем по шее, спросил.
- Хочешь лизнуть?
Наверное, это последствия смертельно опасного купания его так раззадорили, в другое время Чарльз бы ни за что не предложил такое едва знакомому альфе.
Леншерр неторопливо отложил расческу и приблизился, глядя то на открытый участок кожи, то Чарльзу в глаза.
- Только лизнуть? – уточнил он, подрагивая ноздрями.
И Чарльз понял, что, видимо, еще не «отцвел». Он-то хотел предложить Эрику универсальное успокаивающее средство, чтобы снять тревогу, немного расслабиться и заодно сам бы проверил интересуются им еще альфы или нет. Оказалось, весьма интересуются. Леншерр довольно устрашающе обошел его по полукругу и приобнял за талию, подтягивая, прижимая к себе и заранее облизываясь. А потом еще оттянул ворот своей водолазки, предлагая Ксавье поучаствовать. Чарльза никогда еще не сбивало с ног от одного только запаха, и вот он едва мог стоять и то только потому что облокотился на Эрика. Они приникли каждый к чужой шее и затягивались ароматом друг друга, чувствуя, как меняются их запахи от подступающего возбуждения. Леншерр прижал его теснее, поддерживая и длинно провел языком от ключицы до угла челюсти, а потом, видимо, не в силах остановиться, быстро лизнул еще и еще. Чарльз всего лишь прижавшийся носом к открытой для него чужой шее, задышал чаще и невольно вцепился в водолазку на спине Эрика, потому что у него вдруг потемнело в глазах.
В дверь решительно постучали.
- Чарльз? Ты еще тут? Я захожу!
Как же ты вовремя, Рейвен.
Пока они перебирались с корабля в машину и потом в апартаментах, предоставленных ЦРУ, Эрик держался неподалеку от Ксавье, но никак не показывал, что случившееся в каюте их к чему-то обязывает. А вот Чарльзу показалось, что обязывает, и он ругал себя за неуместную наивность. Он всего лишь предложил незнакомцу снюхаться – тот согласился. Все. Наверное, дело в том, что в жизни Чарльза было слишком мало таких эпизодов, но ему и правда показалось, что у них получилось что-то особенное.
Впрочем, он быстро смирился с тем, что ему всего лишь показалось. Могло бы быть больнее. А теперь Чарльз почти спокойно смотрел, как Рейвен и один омега из обслуги вертятся около Эрика. Ксавье даже убедил себя, что так будет лучше – ему осталось совсем немного, и гормоны угаснут, ни к чему бередить больное, терять голову «напоследок». Ведь мало что выглядит так жалко, как кокетство «старого» омеги. И Чарльз сосредоточился на проекте Церебро, потребовавшем от него немало сил и мужества.
Вот только перед тем, как надеть шлем, он каждый раз легонько прикасался к разуму Леншерра, чтобы обрести некую точку стабилизации, якорь.
Если когда-нибудь Чарльзу придется врать приемному сыну, рассказывая о его втором отце, то он будет представлять именно Эрика.
И все же Чарльз еще не «отцвел», хотя нормальной течки у него не было уже семь лет. Лечащий врач многократно говорил ему, что необходимо иногда делать перерыв, чтобы хотя бы раз в полгода все протекало естественно. Но за семь лет Чарльз ни разу не пропустил прием препарата и с содроганием вспоминал, как приходилось мучиться без него. Как он вынужден был брать больничный, и все его коллеги знали, что эти три дня уважаемый профессор будет пытаться хоть как-то удовлетворить себя сам подручными средствами часто для этого непригодными. Чарльз слишком хорошо помнил, как катался в эти дни по кровати и полу наглухо запертой спальни, мечтая об огромном члене, о боли в раскрываемой заднице. Как все осознавая и стыдясь, пробовал трахнуть себя фаллоимитатором. Бросал, потому что это почти не давало желаемого эффекта. А потом снова брался за «игрушку». Это был ад. Это был позор. Хуже было только в те два раза, когда его мечты об огромном члене сбылись.
Все это Чарльз прекрасно помнил, а теперь ему приходилось давить в себе желание пропустить прием препарата и хотя бы раз зайти в комнату Эрика после отбоя. Возможно, он и не удержался бы, если бы Леншерр хоть как-то поощрил это желание, но Эрик был холодно-ровен с ним, как, впрочем, и со всеми остальными.
Чарльз же отвечал ему невольно более теплым, дружелюбным отношением, чем даже считал приличным для друзей.
Раньше, когда у юного тогда еще не профессора пропадало нижнее белье, отданное в стирку, Рейвен всегда дразнила его таинственным поклонником, а Чарльз краснел. Такое случается, альфы же работают и в прачечной, и на доставке, вот и теряются трусики с ароматом течки. Уже семь лет все белье Чарльза приходило в целости и сохранности. И вот исчезли его любимые синие трусы. Ксавье со смешком вспомнил про «поклонника», но теперь все, наверняка, было гораздо прозаичнее – испортили при стирке.
А ночью после насыщенного дня ему вдруг пришло в голову, а что если бы Эрик… но профессор тут же отмел эту мысль – он старался реже мастурбировать, а если бы начал думать о Леншерре, крадущем его белье, то точно не удержался бы. Чтобы строгий как носки его вычищенных туфель Эрик таскал белье даже не течного омеги – это ж надо придумать!
Затем пришло время собирать мутантскую команду, и Чарльз без оглядки согласился с точкой зрения Эрика: решать дела мутантов лучше силами самих мутантов. Так было правильно и естественно. Еще было вполне естественно то, что от близости даже равнодушного Леншерра на водительском месте Чарльза бросало в пот. Он убеждал себя, что это по крайней мере невежливо – ведь впервые альфа считал его почти равным, почти другом.
И впервые Чарльз хотел большего, чем дружба.
На всякий случай в дороге он принимал двойную дозу подавителя, из-за этого часто кружилась и болела голова, но Чарльз не собирался перекладывать свою и только свою проблему на друга. Все-таки друга.
Эрик по-дружески давал Чарльзу поносить некоторое время свою куртку, если предполагалось, что они пойдут туда, где может быть много альф. Леншерр из самых дружеских побуждений вбил в стойку зажавшего телепата в туалете пьяного самца. Ночевал Эрик только в отдельном номере или в машине, уступая единственный ключ Ксавье – вполне себе дружеские отношения альфы и омеги.
В их третью поездку все складывалось очень удачно, и Чарльз чувствовал себя гораздо свободнее - он даже снизил дозу подавителя.
Возможно причина была в этом. А может в общей на два их номера ванной.
Эрик уступил ему право принять душ первым, и это тоже могло быть причиной.
После душа Ксавье с комфортом улегся в гостиничную кровать, подоткнул себе одеяло и уже почти спал, когда рядом с его постелью с пола раздался сиплый шепот.
- Эрик? Что случилось? Тебе плохо? – сон слетел мгновенно. Но пока Чарльз выпутывался из одеяла, он понял, какого рода это «плохо».
- Ты течешь? Чарльз, ты течешь! – вцепившись в матрас и тряся всю кровать вместе с телепатом, рычал и шептал, пытаясь взять себя в руки Леншерр.
- Нет! Этого не может быть! Я не пропускал, - и чтобы окончательно в этом убедиться, Ксавье запустил руку себе в трусы.
Эрик зарычал и рванулся к нему, но тут же отдернулся и согнулся над постелью, комкая одеяло в руках и неосознанно подтягивая его к себе вместе с Чарльзом.
- Я не теку, - стараясь не кричать об этом на всю гостиницу и проникаясь жалостью и страхом к такому Эрику, убеждал он. – Я всегда принимаю подавитель.
Вряд ли его услышали или поняли, что он сказал, потому что, когда Эрик поднял голову – глаза были совершенно дикие. Рухнул карниз со шторами, то тут, то там слышалось металлическое звяканье.
- Что мне сделать, скажи! – и Ксавье ахнул, отодвигаясь к изголовью, потому что Эрик, не сводя с него пожирающего взгляда, двинулся вдоль края постели.
- Дай! – и Леншерр снова вцепился в матрас, удерживая себя от нападения.
А Чарльз откуда-то понял, что от него требуется, под рычание беснующегося Эрика он снял с себя трусы и кинул их альфе.
Конечно же, он не тек, но и сам не поверил бы в это, глядя как невозмутимый, непробиваемый прежде Леншерр трется лицом, рвет зубами ни в чем неповинное белье. Эрик шумно и быстро дрочил себе, иногда он при этом смотрел на Чарльза, и тогда тому чудилось раскаяние в затуманенных гоном глазах.
От вида и запаха мастурбирующего прямо перед ним альфы Чарльз чуть и в самом деле не потек. А когда Эрик согнулся над кроватью, кончая, Ксавье зацепило его ощущениями, и он сам едва не кончил.
Даже не отдышавшись и больше не встречаясь взглядом с Чарльзом, Леншерр застегнулся, забрал пришедшее в негодность белье и ушел к себе. Как раз тогда, когда Чарльз собрался придвинуться к нему и прикоснуться.
2 часть 3 тыс словХлопнула входная дверь, и Эрик, получивший только подобие желаемой разрядки, ушел к машине. А Чарльз остался в комнате насквозь пропахшей возбужденным альфой, его спермой и слюной. О сне, конечно же, не могло быть и речи. Он сидел все там же в изголовье и смотрел на край постели, где недавно стонал и корчился от страсти самый сдержанный из известных профессору Ксавье альф. Чарльз легко, по касательной тронул неспокойный разум Леншерра – тот был далеко, и телепат решился. Он выбрался из одеяла и переполз к тому краю кровати, к источнику запаха, он обещал себе, что только понюхает и все. Но вот Чарльз вдыхал такой знакомый по снюхиванию в каюте аромат и понимал, что не может оторваться. Он едва удерживался чтобы не раздеться и не начать тереться о простыню, на которую попало несколько капель спермы – остальное Эрик вытер о Чарльзовы трусы. Ксавье старался реже мастурбировать – особенного облегчения без проникновения сзади это не давало, а кроме того иногда могло спровоцировать течку. Но теперь он даже не стал задумываться о последствиях, о том, что не собирался «будить» в себе омежью сущность. Да, ему было почти так же стыдно как раньше, во время течек, а от мысли, что Эрик может вернуться и застать его за дрочкой, становилось еще и страшно. И приятно как никогда прежде. Чарльз, не отнимая лица от испачканной семенем простыни, встал на колени, прогибаясь в спине, подставляясь, и вспомнил как сильно, резко двигался Эрик, толкавшийся себе в кулак. Он нарочно, стыдясь и надеясь, представил, как Эрик воспользовался бы предложенным телом. Его телом. Чарльз представил будто течет, и, хотя эти ощущения всегда казались ему отвратительными, теперь это означало только то, что он будет готов к сношению с выбранным им альфой. Будь он моложе, Леншерр бы и на улице мог учуять его запах, но возраст и подавитель сделали свое дело. Чарльз сам вдохнул, затягиваясь и принялся спешно мастурбировать, иногда сильнее прогибаясь и представляя, что Эрик если не прикасается, то хотя бы смотрит на него.
Благодаря своему дару Чарльз имел самое что ни на есть достоверное представление о том, как ведут себя альфы после «срыва». Большая часть обвиняла омегу в провокации и платила отступные, а некоторые продолжали играть в любовников. Это вовсе не означало, что альфы влюблялись или готовы были связать жизнь с «соблазнившей» их омегой, совсем нет. Но если омега позволял затащить себя в койку еще хоть раз – это уже не считалось насилием, и соответственно альфа ничего не был должен «любовнику». В последнее время это явление становилось все более распространено, и желавшие «подзаработать» омежки часто жаловались, что настоящих альф уже не осталось. Они жаловались, но только редкие из них могли уйти от ласкового, предупредительного альфы, когда наставал момент. Они оставались, обманывались, но даже самые прожженные и опытные продолжали в глубине души верить, что возможно этот новый альфа – тот самый. И, конечно же, он оказывался «не тот». Чарльз не знал ни одной такой счастливой истории и считал существование Истиннных пар мифом.
Книги и фильмы с детства вбивали в омежьи головы мечту об Истинном партнере. Идеальном, только для тебя подходящем. Делалось это якобы для укрепления семейных уз – многих выдавали замуж вслепую – но на деле эти сказки просто хорошо продавались.
Остаток ночи Чарльз продумывал варианты поведения Эрика и боялся… всего. Он боялся, что Леншерр придет платить отступные, хотя насилия как такового не состоялось. Боялся, что Эрик станет лгать и пытаться что-то «поиметь» от него. Но больше всего он боялся, что гордый Леншерр решит сбежать от позора. Некоторые альфы любили заявлять, что их «не пробить» даже течному омеге. Эрика же «погнало» на не течного да еще и «старого», и это было унизительно. Ксавье подумывал над тем, чтобы найти его разум – он чувствовал его неподалеку - и предложить вести себя так, словно ничего не случилось. Но такое предложение было бы оскорбительнее самого происшествия.
Эрик не сбежал и не сделал ничего из того, чего опасался Ксавье - он пришел в положенный час и сдержанно извинился за свое поведение. Обрадованный Чарльз не успел произнести слова прощения, как у альфы расширились зрачки, и он задышал тяжелее. Проклятье, постельное белье надо было сменить! Но Леншерр только посмотрел на кое-как заправленную профессором постель и, стискивая кулаки, предложил позавтракать в кафе через дорогу.
В тесном пространстве машины напряженное молчание и неестественную вежливость, которых теперь придерживался Эрик, переносить стало труднее. В попытке вернуть хотя бы часть прежней легкости, Чарльз влез за подсказкой в мысли альфы, но не успел ничего увидеть, как тот вскинулся и в весьма грубых выражениях запретил соваться в его голову. А потом Леншерр зло ударил кулаком по рулю, и Чарльз в испуге отдернулся от него и поднял руки, прикрывая голову. Богатые омежки, которых никто в жизни пальцем не трогал, так не дергаются.
Эрик помертвел взглядом и свернул на обочину. Сначала он вышел покурить – Чарльз впервые видел его с сигаретой – и курил долго, вернулся спокойный внешне и бешеный внутри.
- Кто?
- Это не то, что ты подумал! – Ксавье не нужны были смерти и чужие увечья. В то, что Эрик не просто по-альфьи ярится, а потом остынет, он поверил сразу.
- Кто тебя бил, - выделяя каждое слово спросил Леншерр еще раз.
- Он умер десять лет назад, - вырвалось у Чарльза, хотя он не считал себя обязанным отвечать и хранил это в тайне даже от Рейвен.
Эрик помолчал, оценивая искренность ответа и не глядя на Чарльза, и завел машину.
За время их обратного пути Ксавье несколько раз пытался вызвать Эрика на разговор. Пусть не о случившемся в отеле, но хотя бы о чем-то, потому что ему очень не хватало голоса Эрика, его внимания, теперь нарочно направленного не на Чарльза. Но и в поведении, и в мыслях Леншерра возникла непробиваемая стена, за которой телепат, с положенным ему по статусу омеги чутьем, ощущал боль и ярость.
Чарльз всегда старался думать не «омежьим мозгом», который известно где находится, а насколько можно трезвее оценивать ситуацию. Это ценили его коллеги и друзья, это помогало ему убеждать агентов ЦРУ, не ожидающих от омеги владения логикой, и, наконец, рассудочность Ксавье пришлась весьма по вкусу Эрику Леншерру. Теперь разум, уже колеблющийся под действием омежьих гормонов, говорил Чарльзу, что нужно оставить все как есть, не пытаться вернуть дружбу, которой между ними с Эриком никогда, получается, не было. Не стоит тревожить без того с трудом сдерживающегося альфу беседами и ласковым обращением. А ведь Чарльз даже смотрел на Эрика с нежностью и ничего не мог с этим поделать. Оставалось только прекратить встречи.
Никто не осудил бы Ксавье, если бы ему вдруг вздумалось перестать принимать подавитель, облиться феромонными духами и прыгнуть к Эрику в постель. На такие выходки неженатых омег общество смотрело сквозь пальцы, и разве что юные омежки могли позубоскалить. Но разум напоминал Ксавье, что это приключение может дорого ему обойтись.
В научной и студенческой среде, где Чарльз большей частью вращался, был распространен тип прогрессивных альф, и профессор привык и их образу мышления. Эрик же был традиционен и едва не ортодоксален в том, что касалось гендерных ролей. Он не размахивал своим мнением как флагом, требуя заточить всех омег на кухне, но Чарльз, рассказавший ему о своей идее со школой для детей-мутантов, так и не смог убедить Леншерра, что омегам тоже было бы полезно там учится.
- По-твоему, омеги должны жить с родителями до брака, может, даже вообще не выходить из дома? - улыбаясь, чтобы смягчить остроту вопроса, спросил его Чарльз.
- Именно так, - со всей серьезностью ответил Леншерр.
- Ты бы и меня дома запер? – усмехнулся шире Чарльз. Его вопрос был так же далек от флирта, как методическое пособие от сонета.
- Тебя – обязательно, - и Эрик утвердительно кивнул.
Чарльз навсегда запомнил совет своего омеги-опекуна: держаться подальше от таких альф, и не раз на чужом опыте убеждался в его целесообразности.
Юнцом, представляя идеального партнера, Чарльз рисовал себе образ высокого, кареглазого брюнета с научной степенью, любящего гольф, шахматы и классическую английскую литературу. Само собой, подразумевалось, что супруг будет поддерживать Чарльза в его склонности к науке и согласится подождать с рождением детей. Из всех качеств идеального альфы сбылись только рост и шахматы. За короткие набеги на память и мысли Эрика, Ксавье успел составить для себя примерную картину его предпочтений. Примерную – потому что о домашнем уюте Леншерр не думал и даже не искал себе омегу. Но там, где прогрессивные альфы готовы были ждать, Эрик ждать не собирался, там, где они могли разве что порычать, демонстрируя давно выхолощенную звериную сущность, Эрик рвал на части и убивал.
Чарльз точно знал, что для собственного спокойствия и целости он должен добраться до дома и там навсегда попрощаться с Эриком Леншерром. Но спокойствие и свобода, которые он всегда так высоко ценил, вдруг поблекли на фоне сходящего с ума от страсти альфы.
Профессор смог убедить себя в том, что теперь неподходящее время для того, чтобы разбивать команду. Он нужен Эрику как телепат и союзник, остальное второстепенно.
Видимо, Леншерр пришел к тем же выводам, потому что, доставив Ксавье домой, исполнив долг сопровождающего, никуда не ушел.
В моральном кодексе альф не существовало твердого запрета на интрижки и разовый секс даже для женатых. Чарльза всегда коробило от бахвальства и нарочитой самцовости альф не меньше, чем от слепой преданности и привязанности омег, но такое поведение считалось нормой. Вот у людей все было проще и одновременно сложнее – ими не правили гормоны, изменяющие личность до карикатурного шаблона. Семьи людей чаще распадались, у них рождалось меньше детей – эта статистика никогда не сходила со страниц газет – но зато если люди оставались вместе, то это было по любви, а не из-за взаимного уравновешивания гормонального фона. Впрочем, у людей не поощрялись гомосексуальные связи, так что будь они с Эриком просто мужчинами, взаимное влечение было бы противозаконным. Да и разве было бы это влечение? Чарльзу казалось, что это не только лишь гормоны, что это чуть больше. Что по этому поводу думает его альфа, приходилось догадываться. Возможно, все что удерживало Эрика, это нежелание терять сейчас силы и время на традиционный период ухаживания и вязки – так практично, так по-Леншерровски.
Словом, Эрик вполне держал себя в руках, и Рейвен жаловалась, что не встречала еще в своей «карьере» таких упертых типов. Эрик в комфортных условиях особняка Ксавье ждал новостей о Шоу, позволяя ЦРУ докладывать о результатах слежки, еще он много тренировался и отшивал Чарльзовых воспитанников заодно с сестрой. От Чарльза он старался держаться на расстоянии. Впрочем, иногда профессорское белье все же пропадало, и в такие дни Чарльз отчего-то грустил. Он мог бы чувствовать себя польщенным – его не течного хочет альфа, который устоял перед Рейвен! О том, что сестренка превращалась в знойную омегу и дразнила объект своей охоты запахом течки знал не только Ксавье - Рейвен расстаралась так, что крыша съехала у всех парней-альф в особняке. Но Эрик, жутковато скалясь и поправляя себе в брюках, смерил ее презрительным взглядом.
Чарльз чувствовал, как тяжко приходится его альфе, и страдал вместе с ним так, как может только омега и телепат. Он хотел бы избавить Эрика от любого неудобства и боли, он взял бы все на себя, если бы только мог, но не имел права на это.
Разговаривали они теперь редко и только по делу, но Чарльз не мог не отметить, что Эрик все же предпочитает встречаться без свидетелей, и иногда ему требуется время, чтобы сосредоточиться на беседе.
Чарльз мог бы гордиться тем, что пока только ему удалось завести Эрика до умопомрачения, а он жалел, что их статусы несовместимы с простым дружеским общением.
Когда агенты ЦРУ внезапно потеряли Шоу из вида, для Эрика это был удар. Он ведь прекрасно знал, что нельзя доверять даже часть своего дела кому-то другому. Бешенство Леншерра могло нанести серьезный урон, но положение спас Чарльз с помощью Церебро, увидевший Шоу глазами его сообщника Риптайда.
Эта встряска плохо сказалась на контроле Эрика. Когда Чарльз, получивший в связи с критической ситуацией разрешение на посещение разума Леншерра, продемонстрировал ему то, что видел Риптайд, Эрик пришел в неистовство. Он бы разнес Церебро, внутри которого они в тот момент находились, если бы Чарльз не бросился к нему, отвлекая. На сеансе кроме них присутствовали Рейвен и Хэнк. Но если МакКой больше переживал за оборудование, то Рейвен не упустила ни малейшей детали происходящего. Она отметила и пыл Чарльза, с которым тот прижался к альфе, и то, как Эрик тут же обнял Ксавье, словно только его и ждал. Рейвен еще на что-то надеялась, пока не увидела, как ее принципиальный девственник брат снюхивается с альфой при свидетелях, да еще и постанывает, и трется об его бедро при этом!
Чарльз всегда считал особенно унизительным то, что парочки в порыве страсти могут взять и заняться сексом прилюдно. Теперь это было редкостью, а может дело в том, что он перестал посещать заведения для молодняка. Если подобное происходило при нем, Ксавье старался не смотреть и не слушать, ведь это же так стыдно, когда из-за проклятых гормонов забываешь о том где ты находишься.
И вот Чарльз был сам близок к тому, чтобы раздеться, несмотря на присутствие сестры даже, и лечь под Эрика прямо на пол. Да он бы так и сделал, если бы Хэнк, пятясь к выходу не поскользнулся и не упал с лестницы. А Эрик ласково, призывно ворча, еще некоторое время не отпускал телепата из объятий и продолжал лизать его шею.
После нескольких минут близости возвращение к привычному деловому общению далось особенно больно. Но Чарльз забыл о своей боли, ощутив муки своего альфы – Эрик словно умирал. То, что он позволил Чарльзу уйти, было с его стороны не сдержанностью как обычно, а проявлением оглушения, почти бессознательного состояния.
Ксавье не помнил, как добрался до своей комнаты, он не понимал, почему пришел именно сюда, зачем вообще ушел от своего альфы. Все, о чем он мог думать – это прекратить страдания Эрика. Любой ценой.
Чарльз всего дважды занимался сексом с альфами – оба раза в течку, без сцепки и не по своей воле. Первый раз случился, когда ему было семнадцать, и он переоценил дружескую привязанность своего профессора, который пригласил его, находящегося на пороге течки, посмотреть свою библиотеку. Во второй раз Чарльз не смог убежать от забравшегося в его дом случайного прохожего. После того, как этот второй, так и не назвав свое имя, сбежал, чтобы не платить положенный в таких случаях штраф, Ксавье начал пить подавитель, покупая его незаконно на черном рынке.
Больше чем насильников Чарльз ненавидел свое тело, предавшее его, ведь как бы он ни сопротивлялся, он все равно кончал из-за проклятой течки.
Теперь же даже если он бросит пить подавитель, Чарльз в смешанных чувствах посмотрел на флакон, вряд ли его хватит на полноценную течку. И уж точно не в ближайшее время. С одной стороны, это означало, что он не может быть повязан и не забеременеет. С другой, Эрику придется быть чертовски осторожным и каким-то образом удержать себя от сцепки - иначе он просто покалечит его. Ксавье подумал об этом последнем более детально, стараясь остудить себя, но даже мысль о том, что Эрик может порвать его возбуждала, а не вызывала страх и отвращение.
И он решился. Смыл с себя остатки маскирующего парфюма, пропустил прием подавителя, надел легкую рубашку и брюки прямо на голое тело и немного подрочил себе, чтобы усилить запах.
Оставалось только надеяться, что Леншерр не будет упорствовать себе во вред или наоборот не потеряет разум, если начнется гон – Чарльз хотел бы, чтобы у них получилось заняться любовью, а не произошла торопливая случка.
Эрик только вернулся с прогулки, и его брюки и куртка были все в грязи, словно он валялся по земле. А когда Леншерр поднял на Чарльза взгляд, тот понял – действительно валялся. Эрик смотрел как зверь, подстреленный тем единственным, кому служил и доверял больше чем себе. И теперь он считал, что Чарльз нарочно пришел, чтобы помучить его.
Не без страха, а скорее некоего внутреннего трепета, Чарльз подошел к альфе вплотную и сам, первый положил руки на плечи Эрику, а затем, осмелев, погладил его кончиками пальцев по лицу. Вряд ли когда-либо еще дыхание Леншерра напоминало скулеж.
- Я хочу быть с тобой, - со всей откровенностью просто сказал Ксавье и охотно подался в жадные, чересчур жесткие объятия.
Эрик в несколько мгновений слепо ощупал его всего, но даже самые бесстыдные прикосновения не смутили Чарльза – в них не было похоти, только трогательное неверие в то, что происходящее реально.
- Эрик, пожалуйста, - Ксавье сам трогал и боялся, что его вот-вот оттолкнут. – Только без сцепки. У меня давно…
Тут Леншерр, коротко взвыв, поднял его, так что стопы оторвались от пола, и оттащил к кровати. Услышал он просьбу и понял ли ее, осталось неясным.
Против ожидания Чарльза он уложил на спину даже бережно, а вовсе не швырнул и навалился. Затем задрал на нем рубашку и некоторое время просто гладил по груди, животу и бокам, не отводя взгляд, капая слюной и растирая ее по коже омеги. Только когда Ксавье, которому стало неудобно в брюках, взял его за запястье, Эрик как очнулся. Он резковато подтянул Чарльза к себе за бедра, вклиниваясь между ними, раздвигая, и зло дернул за пояс брюк – это были модные вельветовые штаны с пластиковыми пуговицей и молнией.
- Не до узла, пожалуйста, - еще раз попросил Чарльз, задыхаясь от смеси желания и страха.
Леншерр посмотрел на него едва ли осмысленным взглядом и неожиданно улыбнулся.
Ужас Чарльза перед сцепкой вскоре отступил, растворился в желании стать ближе, еще ближе к своему альфе. К Эрику, вылизывавшему его от кончика носа до пальцев ног, пока профессор лежал перед ним на спине обнаженный, с разведенными ногами. Когда Леншерр снова вернулся к его паху и широко, жарко лизнул член, Чарльз до того момента цеплявшийся в простыни, запустил пальцы ему в волосы и попытался наклонить к себе. Эрик, довольно ворча, наклонился. И лизал, пока не довел Чарльза до оргазма. А затем снова возбудил его, дочиста слизывая семя с кожи. Горячий, влажный язык Эрика – вот чего Ксавье не хватало всю жизнь, каждую ночь этой жизни. Заливая слюной его промежность Эрик спустился языком к анусу. Стоило ему тронуть там, как Ксавье попытался задрать колени к груди, чтобы раскрыться больше. И только успел охнуть, когда Эрик вдруг рывком перевернул его на живот. Чарльз послушно лег грудью на постель, поднимая ягодицы так, как хотел его мужчина, расставил колени пошире и приглашающе прогнулся. Такого желания он не чувствовал даже раньше при течке, а теперь хотя не тек, только и желал, чтобы Эрик поскорее вставил. Но тот еще несколько бесконечных минут вылизывал его и растягивал пальцами. Чарльз уже собирался кончить у него на пальцах, когда коротко куснув его за ягодицу, Эрик все же начал пристраиваться. А Ксавье почувствовав, как в него тычется головка члена, навсегда полюбил этот момент за утробный стон Эрика, за жжение и боль там, где это было необходимо, и внезапно вспыхнувшую уверенность, что сегодня у них получится любовь.
Каких усилий стоило Леншерру двигаться медленно и вовремя остановиться, знал только его омега. Но и Чарльз не ожидал от Эрика столько выстраданной нежности и заботы – гораздо больше, чем он мог представить себе даже в своей нетронутой юности. Даже от жениха.
Чарльз омега\ Эрик альфа
Рейтинг вроде как R
1 часть 2тыс словОмеги возраста Чарльза уже особым спросом не пользовались, после двадцати семи им даже разрешалось принимать препарат подавитель течки – считалось, что если ты здоров и не урод, то до этих лет тебя обязательно повяжут. Чарльза должны были повязать в шестнадцать – опекуны подобрали ему жениха. Тот был богат, успешен, имел приятную внешность и вполне мог бы составить пару Чарльзу, но отказался от брака, посчитав, что не сможет жить с телепатом. Неиспорченный благородный омега с большим состоянием - лакомый кусочек, если только он не знает при этом каждую вашу мысль.
После сорвавшегося брака опекуны посоветовали Чарльзу развлечься и отправили его на модный тогда курорт, где встречались омеги и альфы его возраста. Там-то Чарльз и сделал свои наблюдения, вывел закономерности, из-за которых в последствие стал опасаться брака. Ему претила мысль стать чьей-то постельной игрушкой и аппаратом по производству детей.
Следующего жениха Ксавье отпугнул вполне осознанно. Пусть в его жизни не будет того экстаза, который обеспечивала омегам Доминанта вязки и Доминанта беременности, пусть малыша Чарльзу придется взять из приюта, но его тело и мысли будут принадлежать только ему.
В этом году Чарльзу исполнилось тридцать два года, и семь из них он принимал подавитель.
Только в спасательной шлюпке Чарльз наконец разглядел, за кем он нырял, и поймал себя на том, что принюхивается. А еще он уже очень давно не краснелот одного только взгляда альфы. Но Леншерр смотрел так, словно Чарльз перед ним стоял голый и течный, а вовсе не в промокшем насквозь костюме и трех полотенцах сверху. Ксавье даже на секунду пожалел, что такой альфа видит его в столь неприглядном образе. Нет, Чарльз вовсе не претендовал на более интимное внимание со стороны Эрика, но все же не мог не признать, что пах только что спасенный им альфа очень привлекательно.
То, что им выделили для переодевания общую каюту, объяснялось отчасти тем, что свободных кают было мало, а отчасти тем, что в Чарльзе ЦРУшники видели только телепата-профессора, а не омегу.
- Ну что же… - отводя взгляд и стараясь не замечать, что Эрик тоже тянет носом в его сторону, запнулся Кавье.
Вместо ответа Леншерр распахнул перед ним дверь каюты.
Всю свою жизнь Чарльз старался избегать ситуаций, которые могли быть расценены альфами как провокационные. Он не носил слишком открытую или облегающую одежду, пользовался специальным парфюмом, отбивающим запах, и досконально знал, где проходит грань между дружелюбием и флиртом. Чарльз очень старался, потому что по закону за изнасилование неповязанного омеги альфа должен был заплатить откупные жертве, в некоторых случаях принести извинения, и инцидент считался исчерпанным. Некоторые омеги даже делали из этого бизнес и зарабатывали себе неплохое приданое. Но Чарльз бы многое сам отдал, чтобы в его жизни никогда не было тех двух кошмарных раз.
Конечно же, переодеваться в одной комнате с обнюхивающим тебя альфой – плохая идея, но Чарльз отчего-то так разволновался, что послушно прошел в каюту. Эрик руки не распускал и не позволил себе ни единого сального «комплимента», которых Чарльз наслушался в юности от самых, казалось бы, достойных альф. Леншерр молча раздевался, и профессор решил последовать его примеру. Снимая слой за слоем тяжелую от воды одежду, Чарльз из осторожности прислушался к мыслям соседа-мутанта – разум Эрика все еще стремился за подводной лодкой, хотя разочарование уже наступило. А еще Леншерра неслабо потряхивало от возбуждения, частью это были последствия погони, частью – Чарльз. Телепат взволновался еще больше, и Эрик почуял его волнение.
- Хм?
- Нет, ничего, - чтобы это ни значило. Ксавье похолодел от мысли, что Эрик сочтет его ответ или его молчание провокацией, и как можно быстрее влез в сухие брюки.
Но у Леншерра вовсе не было намерения бросаться на телепата.
Минуту они молча одевались, а Чарльз с надеждой и облегчением думал, что вот настал и у него такой возраст, когда альфы будут спокойно пожимать ему руку и желать доброго вечера. В отсутствие партнера или при длительном приеме подавителя омеги могли, что называется, «отцвести» - переставали вырабатываться феромоны и часть гормонов ответственных за беременность. Ксавье ждал этого с нетерпением уже много лет, потому и обрадовался. И все же ему стало немного досадно, что он встретил Эрика именно теперь. Чарльз всегда был осторожен, но не мог себе не признаться, что с Леншерром он бы даже пофлиртовал. Слегка.
Уверенный в том, что он «перезрел», Чарльз решился на шалость. Он обернулся к причесывающемуся у зеркала Эрику и, проведя пальцем по шее, спросил.
- Хочешь лизнуть?
Наверное, это последствия смертельно опасного купания его так раззадорили, в другое время Чарльз бы ни за что не предложил такое едва знакомому альфе.
Леншерр неторопливо отложил расческу и приблизился, глядя то на открытый участок кожи, то Чарльзу в глаза.
- Только лизнуть? – уточнил он, подрагивая ноздрями.
И Чарльз понял, что, видимо, еще не «отцвел». Он-то хотел предложить Эрику универсальное успокаивающее средство, чтобы снять тревогу, немного расслабиться и заодно сам бы проверил интересуются им еще альфы или нет. Оказалось, весьма интересуются. Леншерр довольно устрашающе обошел его по полукругу и приобнял за талию, подтягивая, прижимая к себе и заранее облизываясь. А потом еще оттянул ворот своей водолазки, предлагая Ксавье поучаствовать. Чарльза никогда еще не сбивало с ног от одного только запаха, и вот он едва мог стоять и то только потому что облокотился на Эрика. Они приникли каждый к чужой шее и затягивались ароматом друг друга, чувствуя, как меняются их запахи от подступающего возбуждения. Леншерр прижал его теснее, поддерживая и длинно провел языком от ключицы до угла челюсти, а потом, видимо, не в силах остановиться, быстро лизнул еще и еще. Чарльз всего лишь прижавшийся носом к открытой для него чужой шее, задышал чаще и невольно вцепился в водолазку на спине Эрика, потому что у него вдруг потемнело в глазах.
В дверь решительно постучали.
- Чарльз? Ты еще тут? Я захожу!
Как же ты вовремя, Рейвен.
Пока они перебирались с корабля в машину и потом в апартаментах, предоставленных ЦРУ, Эрик держался неподалеку от Ксавье, но никак не показывал, что случившееся в каюте их к чему-то обязывает. А вот Чарльзу показалось, что обязывает, и он ругал себя за неуместную наивность. Он всего лишь предложил незнакомцу снюхаться – тот согласился. Все. Наверное, дело в том, что в жизни Чарльза было слишком мало таких эпизодов, но ему и правда показалось, что у них получилось что-то особенное.
Впрочем, он быстро смирился с тем, что ему всего лишь показалось. Могло бы быть больнее. А теперь Чарльз почти спокойно смотрел, как Рейвен и один омега из обслуги вертятся около Эрика. Ксавье даже убедил себя, что так будет лучше – ему осталось совсем немного, и гормоны угаснут, ни к чему бередить больное, терять голову «напоследок». Ведь мало что выглядит так жалко, как кокетство «старого» омеги. И Чарльз сосредоточился на проекте Церебро, потребовавшем от него немало сил и мужества.
Вот только перед тем, как надеть шлем, он каждый раз легонько прикасался к разуму Леншерра, чтобы обрести некую точку стабилизации, якорь.
Если когда-нибудь Чарльзу придется врать приемному сыну, рассказывая о его втором отце, то он будет представлять именно Эрика.
И все же Чарльз еще не «отцвел», хотя нормальной течки у него не было уже семь лет. Лечащий врач многократно говорил ему, что необходимо иногда делать перерыв, чтобы хотя бы раз в полгода все протекало естественно. Но за семь лет Чарльз ни разу не пропустил прием препарата и с содроганием вспоминал, как приходилось мучиться без него. Как он вынужден был брать больничный, и все его коллеги знали, что эти три дня уважаемый профессор будет пытаться хоть как-то удовлетворить себя сам подручными средствами часто для этого непригодными. Чарльз слишком хорошо помнил, как катался в эти дни по кровати и полу наглухо запертой спальни, мечтая об огромном члене, о боли в раскрываемой заднице. Как все осознавая и стыдясь, пробовал трахнуть себя фаллоимитатором. Бросал, потому что это почти не давало желаемого эффекта. А потом снова брался за «игрушку». Это был ад. Это был позор. Хуже было только в те два раза, когда его мечты об огромном члене сбылись.
Все это Чарльз прекрасно помнил, а теперь ему приходилось давить в себе желание пропустить прием препарата и хотя бы раз зайти в комнату Эрика после отбоя. Возможно, он и не удержался бы, если бы Леншерр хоть как-то поощрил это желание, но Эрик был холодно-ровен с ним, как, впрочем, и со всеми остальными.
Чарльз же отвечал ему невольно более теплым, дружелюбным отношением, чем даже считал приличным для друзей.
Раньше, когда у юного тогда еще не профессора пропадало нижнее белье, отданное в стирку, Рейвен всегда дразнила его таинственным поклонником, а Чарльз краснел. Такое случается, альфы же работают и в прачечной, и на доставке, вот и теряются трусики с ароматом течки. Уже семь лет все белье Чарльза приходило в целости и сохранности. И вот исчезли его любимые синие трусы. Ксавье со смешком вспомнил про «поклонника», но теперь все, наверняка, было гораздо прозаичнее – испортили при стирке.
А ночью после насыщенного дня ему вдруг пришло в голову, а что если бы Эрик… но профессор тут же отмел эту мысль – он старался реже мастурбировать, а если бы начал думать о Леншерре, крадущем его белье, то точно не удержался бы. Чтобы строгий как носки его вычищенных туфель Эрик таскал белье даже не течного омеги – это ж надо придумать!
Затем пришло время собирать мутантскую команду, и Чарльз без оглядки согласился с точкой зрения Эрика: решать дела мутантов лучше силами самих мутантов. Так было правильно и естественно. Еще было вполне естественно то, что от близости даже равнодушного Леншерра на водительском месте Чарльза бросало в пот. Он убеждал себя, что это по крайней мере невежливо – ведь впервые альфа считал его почти равным, почти другом.
И впервые Чарльз хотел большего, чем дружба.
На всякий случай в дороге он принимал двойную дозу подавителя, из-за этого часто кружилась и болела голова, но Чарльз не собирался перекладывать свою и только свою проблему на друга. Все-таки друга.
Эрик по-дружески давал Чарльзу поносить некоторое время свою куртку, если предполагалось, что они пойдут туда, где может быть много альф. Леншерр из самых дружеских побуждений вбил в стойку зажавшего телепата в туалете пьяного самца. Ночевал Эрик только в отдельном номере или в машине, уступая единственный ключ Ксавье – вполне себе дружеские отношения альфы и омеги.
В их третью поездку все складывалось очень удачно, и Чарльз чувствовал себя гораздо свободнее - он даже снизил дозу подавителя.
Возможно причина была в этом. А может в общей на два их номера ванной.
Эрик уступил ему право принять душ первым, и это тоже могло быть причиной.
После душа Ксавье с комфортом улегся в гостиничную кровать, подоткнул себе одеяло и уже почти спал, когда рядом с его постелью с пола раздался сиплый шепот.
- Эрик? Что случилось? Тебе плохо? – сон слетел мгновенно. Но пока Чарльз выпутывался из одеяла, он понял, какого рода это «плохо».
- Ты течешь? Чарльз, ты течешь! – вцепившись в матрас и тряся всю кровать вместе с телепатом, рычал и шептал, пытаясь взять себя в руки Леншерр.
- Нет! Этого не может быть! Я не пропускал, - и чтобы окончательно в этом убедиться, Ксавье запустил руку себе в трусы.
Эрик зарычал и рванулся к нему, но тут же отдернулся и согнулся над постелью, комкая одеяло в руках и неосознанно подтягивая его к себе вместе с Чарльзом.
- Я не теку, - стараясь не кричать об этом на всю гостиницу и проникаясь жалостью и страхом к такому Эрику, убеждал он. – Я всегда принимаю подавитель.
Вряд ли его услышали или поняли, что он сказал, потому что, когда Эрик поднял голову – глаза были совершенно дикие. Рухнул карниз со шторами, то тут, то там слышалось металлическое звяканье.
- Что мне сделать, скажи! – и Ксавье ахнул, отодвигаясь к изголовью, потому что Эрик, не сводя с него пожирающего взгляда, двинулся вдоль края постели.
- Дай! – и Леншерр снова вцепился в матрас, удерживая себя от нападения.
А Чарльз откуда-то понял, что от него требуется, под рычание беснующегося Эрика он снял с себя трусы и кинул их альфе.
Конечно же, он не тек, но и сам не поверил бы в это, глядя как невозмутимый, непробиваемый прежде Леншерр трется лицом, рвет зубами ни в чем неповинное белье. Эрик шумно и быстро дрочил себе, иногда он при этом смотрел на Чарльза, и тогда тому чудилось раскаяние в затуманенных гоном глазах.
От вида и запаха мастурбирующего прямо перед ним альфы Чарльз чуть и в самом деле не потек. А когда Эрик согнулся над кроватью, кончая, Ксавье зацепило его ощущениями, и он сам едва не кончил.
Даже не отдышавшись и больше не встречаясь взглядом с Чарльзом, Леншерр застегнулся, забрал пришедшее в негодность белье и ушел к себе. Как раз тогда, когда Чарльз собрался придвинуться к нему и прикоснуться.
2 часть 3 тыс словХлопнула входная дверь, и Эрик, получивший только подобие желаемой разрядки, ушел к машине. А Чарльз остался в комнате насквозь пропахшей возбужденным альфой, его спермой и слюной. О сне, конечно же, не могло быть и речи. Он сидел все там же в изголовье и смотрел на край постели, где недавно стонал и корчился от страсти самый сдержанный из известных профессору Ксавье альф. Чарльз легко, по касательной тронул неспокойный разум Леншерра – тот был далеко, и телепат решился. Он выбрался из одеяла и переполз к тому краю кровати, к источнику запаха, он обещал себе, что только понюхает и все. Но вот Чарльз вдыхал такой знакомый по снюхиванию в каюте аромат и понимал, что не может оторваться. Он едва удерживался чтобы не раздеться и не начать тереться о простыню, на которую попало несколько капель спермы – остальное Эрик вытер о Чарльзовы трусы. Ксавье старался реже мастурбировать – особенного облегчения без проникновения сзади это не давало, а кроме того иногда могло спровоцировать течку. Но теперь он даже не стал задумываться о последствиях, о том, что не собирался «будить» в себе омежью сущность. Да, ему было почти так же стыдно как раньше, во время течек, а от мысли, что Эрик может вернуться и застать его за дрочкой, становилось еще и страшно. И приятно как никогда прежде. Чарльз, не отнимая лица от испачканной семенем простыни, встал на колени, прогибаясь в спине, подставляясь, и вспомнил как сильно, резко двигался Эрик, толкавшийся себе в кулак. Он нарочно, стыдясь и надеясь, представил, как Эрик воспользовался бы предложенным телом. Его телом. Чарльз представил будто течет, и, хотя эти ощущения всегда казались ему отвратительными, теперь это означало только то, что он будет готов к сношению с выбранным им альфой. Будь он моложе, Леншерр бы и на улице мог учуять его запах, но возраст и подавитель сделали свое дело. Чарльз сам вдохнул, затягиваясь и принялся спешно мастурбировать, иногда сильнее прогибаясь и представляя, что Эрик если не прикасается, то хотя бы смотрит на него.
Благодаря своему дару Чарльз имел самое что ни на есть достоверное представление о том, как ведут себя альфы после «срыва». Большая часть обвиняла омегу в провокации и платила отступные, а некоторые продолжали играть в любовников. Это вовсе не означало, что альфы влюблялись или готовы были связать жизнь с «соблазнившей» их омегой, совсем нет. Но если омега позволял затащить себя в койку еще хоть раз – это уже не считалось насилием, и соответственно альфа ничего не был должен «любовнику». В последнее время это явление становилось все более распространено, и желавшие «подзаработать» омежки часто жаловались, что настоящих альф уже не осталось. Они жаловались, но только редкие из них могли уйти от ласкового, предупредительного альфы, когда наставал момент. Они оставались, обманывались, но даже самые прожженные и опытные продолжали в глубине души верить, что возможно этот новый альфа – тот самый. И, конечно же, он оказывался «не тот». Чарльз не знал ни одной такой счастливой истории и считал существование Истиннных пар мифом.
Книги и фильмы с детства вбивали в омежьи головы мечту об Истинном партнере. Идеальном, только для тебя подходящем. Делалось это якобы для укрепления семейных уз – многих выдавали замуж вслепую – но на деле эти сказки просто хорошо продавались.
Остаток ночи Чарльз продумывал варианты поведения Эрика и боялся… всего. Он боялся, что Леншерр придет платить отступные, хотя насилия как такового не состоялось. Боялся, что Эрик станет лгать и пытаться что-то «поиметь» от него. Но больше всего он боялся, что гордый Леншерр решит сбежать от позора. Некоторые альфы любили заявлять, что их «не пробить» даже течному омеге. Эрика же «погнало» на не течного да еще и «старого», и это было унизительно. Ксавье подумывал над тем, чтобы найти его разум – он чувствовал его неподалеку - и предложить вести себя так, словно ничего не случилось. Но такое предложение было бы оскорбительнее самого происшествия.
Эрик не сбежал и не сделал ничего из того, чего опасался Ксавье - он пришел в положенный час и сдержанно извинился за свое поведение. Обрадованный Чарльз не успел произнести слова прощения, как у альфы расширились зрачки, и он задышал тяжелее. Проклятье, постельное белье надо было сменить! Но Леншерр только посмотрел на кое-как заправленную профессором постель и, стискивая кулаки, предложил позавтракать в кафе через дорогу.
В тесном пространстве машины напряженное молчание и неестественную вежливость, которых теперь придерживался Эрик, переносить стало труднее. В попытке вернуть хотя бы часть прежней легкости, Чарльз влез за подсказкой в мысли альфы, но не успел ничего увидеть, как тот вскинулся и в весьма грубых выражениях запретил соваться в его голову. А потом Леншерр зло ударил кулаком по рулю, и Чарльз в испуге отдернулся от него и поднял руки, прикрывая голову. Богатые омежки, которых никто в жизни пальцем не трогал, так не дергаются.
Эрик помертвел взглядом и свернул на обочину. Сначала он вышел покурить – Чарльз впервые видел его с сигаретой – и курил долго, вернулся спокойный внешне и бешеный внутри.
- Кто?
- Это не то, что ты подумал! – Ксавье не нужны были смерти и чужие увечья. В то, что Эрик не просто по-альфьи ярится, а потом остынет, он поверил сразу.
- Кто тебя бил, - выделяя каждое слово спросил Леншерр еще раз.
- Он умер десять лет назад, - вырвалось у Чарльза, хотя он не считал себя обязанным отвечать и хранил это в тайне даже от Рейвен.
Эрик помолчал, оценивая искренность ответа и не глядя на Чарльза, и завел машину.
За время их обратного пути Ксавье несколько раз пытался вызвать Эрика на разговор. Пусть не о случившемся в отеле, но хотя бы о чем-то, потому что ему очень не хватало голоса Эрика, его внимания, теперь нарочно направленного не на Чарльза. Но и в поведении, и в мыслях Леншерра возникла непробиваемая стена, за которой телепат, с положенным ему по статусу омеги чутьем, ощущал боль и ярость.
Чарльз всегда старался думать не «омежьим мозгом», который известно где находится, а насколько можно трезвее оценивать ситуацию. Это ценили его коллеги и друзья, это помогало ему убеждать агентов ЦРУ, не ожидающих от омеги владения логикой, и, наконец, рассудочность Ксавье пришлась весьма по вкусу Эрику Леншерру. Теперь разум, уже колеблющийся под действием омежьих гормонов, говорил Чарльзу, что нужно оставить все как есть, не пытаться вернуть дружбу, которой между ними с Эриком никогда, получается, не было. Не стоит тревожить без того с трудом сдерживающегося альфу беседами и ласковым обращением. А ведь Чарльз даже смотрел на Эрика с нежностью и ничего не мог с этим поделать. Оставалось только прекратить встречи.
Никто не осудил бы Ксавье, если бы ему вдруг вздумалось перестать принимать подавитель, облиться феромонными духами и прыгнуть к Эрику в постель. На такие выходки неженатых омег общество смотрело сквозь пальцы, и разве что юные омежки могли позубоскалить. Но разум напоминал Ксавье, что это приключение может дорого ему обойтись.
В научной и студенческой среде, где Чарльз большей частью вращался, был распространен тип прогрессивных альф, и профессор привык и их образу мышления. Эрик же был традиционен и едва не ортодоксален в том, что касалось гендерных ролей. Он не размахивал своим мнением как флагом, требуя заточить всех омег на кухне, но Чарльз, рассказавший ему о своей идее со школой для детей-мутантов, так и не смог убедить Леншерра, что омегам тоже было бы полезно там учится.
- По-твоему, омеги должны жить с родителями до брака, может, даже вообще не выходить из дома? - улыбаясь, чтобы смягчить остроту вопроса, спросил его Чарльз.
- Именно так, - со всей серьезностью ответил Леншерр.
- Ты бы и меня дома запер? – усмехнулся шире Чарльз. Его вопрос был так же далек от флирта, как методическое пособие от сонета.
- Тебя – обязательно, - и Эрик утвердительно кивнул.
Чарльз навсегда запомнил совет своего омеги-опекуна: держаться подальше от таких альф, и не раз на чужом опыте убеждался в его целесообразности.
Юнцом, представляя идеального партнера, Чарльз рисовал себе образ высокого, кареглазого брюнета с научной степенью, любящего гольф, шахматы и классическую английскую литературу. Само собой, подразумевалось, что супруг будет поддерживать Чарльза в его склонности к науке и согласится подождать с рождением детей. Из всех качеств идеального альфы сбылись только рост и шахматы. За короткие набеги на память и мысли Эрика, Ксавье успел составить для себя примерную картину его предпочтений. Примерную – потому что о домашнем уюте Леншерр не думал и даже не искал себе омегу. Но там, где прогрессивные альфы готовы были ждать, Эрик ждать не собирался, там, где они могли разве что порычать, демонстрируя давно выхолощенную звериную сущность, Эрик рвал на части и убивал.
Чарльз точно знал, что для собственного спокойствия и целости он должен добраться до дома и там навсегда попрощаться с Эриком Леншерром. Но спокойствие и свобода, которые он всегда так высоко ценил, вдруг поблекли на фоне сходящего с ума от страсти альфы.
Профессор смог убедить себя в том, что теперь неподходящее время для того, чтобы разбивать команду. Он нужен Эрику как телепат и союзник, остальное второстепенно.
Видимо, Леншерр пришел к тем же выводам, потому что, доставив Ксавье домой, исполнив долг сопровождающего, никуда не ушел.
В моральном кодексе альф не существовало твердого запрета на интрижки и разовый секс даже для женатых. Чарльза всегда коробило от бахвальства и нарочитой самцовости альф не меньше, чем от слепой преданности и привязанности омег, но такое поведение считалось нормой. Вот у людей все было проще и одновременно сложнее – ими не правили гормоны, изменяющие личность до карикатурного шаблона. Семьи людей чаще распадались, у них рождалось меньше детей – эта статистика никогда не сходила со страниц газет – но зато если люди оставались вместе, то это было по любви, а не из-за взаимного уравновешивания гормонального фона. Впрочем, у людей не поощрялись гомосексуальные связи, так что будь они с Эриком просто мужчинами, взаимное влечение было бы противозаконным. Да и разве было бы это влечение? Чарльзу казалось, что это не только лишь гормоны, что это чуть больше. Что по этому поводу думает его альфа, приходилось догадываться. Возможно, все что удерживало Эрика, это нежелание терять сейчас силы и время на традиционный период ухаживания и вязки – так практично, так по-Леншерровски.
Словом, Эрик вполне держал себя в руках, и Рейвен жаловалась, что не встречала еще в своей «карьере» таких упертых типов. Эрик в комфортных условиях особняка Ксавье ждал новостей о Шоу, позволяя ЦРУ докладывать о результатах слежки, еще он много тренировался и отшивал Чарльзовых воспитанников заодно с сестрой. От Чарльза он старался держаться на расстоянии. Впрочем, иногда профессорское белье все же пропадало, и в такие дни Чарльз отчего-то грустил. Он мог бы чувствовать себя польщенным – его не течного хочет альфа, который устоял перед Рейвен! О том, что сестренка превращалась в знойную омегу и дразнила объект своей охоты запахом течки знал не только Ксавье - Рейвен расстаралась так, что крыша съехала у всех парней-альф в особняке. Но Эрик, жутковато скалясь и поправляя себе в брюках, смерил ее презрительным взглядом.
Чарльз чувствовал, как тяжко приходится его альфе, и страдал вместе с ним так, как может только омега и телепат. Он хотел бы избавить Эрика от любого неудобства и боли, он взял бы все на себя, если бы только мог, но не имел права на это.
Разговаривали они теперь редко и только по делу, но Чарльз не мог не отметить, что Эрик все же предпочитает встречаться без свидетелей, и иногда ему требуется время, чтобы сосредоточиться на беседе.
Чарльз мог бы гордиться тем, что пока только ему удалось завести Эрика до умопомрачения, а он жалел, что их статусы несовместимы с простым дружеским общением.
Когда агенты ЦРУ внезапно потеряли Шоу из вида, для Эрика это был удар. Он ведь прекрасно знал, что нельзя доверять даже часть своего дела кому-то другому. Бешенство Леншерра могло нанести серьезный урон, но положение спас Чарльз с помощью Церебро, увидевший Шоу глазами его сообщника Риптайда.
Эта встряска плохо сказалась на контроле Эрика. Когда Чарльз, получивший в связи с критической ситуацией разрешение на посещение разума Леншерра, продемонстрировал ему то, что видел Риптайд, Эрик пришел в неистовство. Он бы разнес Церебро, внутри которого они в тот момент находились, если бы Чарльз не бросился к нему, отвлекая. На сеансе кроме них присутствовали Рейвен и Хэнк. Но если МакКой больше переживал за оборудование, то Рейвен не упустила ни малейшей детали происходящего. Она отметила и пыл Чарльза, с которым тот прижался к альфе, и то, как Эрик тут же обнял Ксавье, словно только его и ждал. Рейвен еще на что-то надеялась, пока не увидела, как ее принципиальный девственник брат снюхивается с альфой при свидетелях, да еще и постанывает, и трется об его бедро при этом!
Чарльз всегда считал особенно унизительным то, что парочки в порыве страсти могут взять и заняться сексом прилюдно. Теперь это было редкостью, а может дело в том, что он перестал посещать заведения для молодняка. Если подобное происходило при нем, Ксавье старался не смотреть и не слушать, ведь это же так стыдно, когда из-за проклятых гормонов забываешь о том где ты находишься.
И вот Чарльз был сам близок к тому, чтобы раздеться, несмотря на присутствие сестры даже, и лечь под Эрика прямо на пол. Да он бы так и сделал, если бы Хэнк, пятясь к выходу не поскользнулся и не упал с лестницы. А Эрик ласково, призывно ворча, еще некоторое время не отпускал телепата из объятий и продолжал лизать его шею.
После нескольких минут близости возвращение к привычному деловому общению далось особенно больно. Но Чарльз забыл о своей боли, ощутив муки своего альфы – Эрик словно умирал. То, что он позволил Чарльзу уйти, было с его стороны не сдержанностью как обычно, а проявлением оглушения, почти бессознательного состояния.
Ксавье не помнил, как добрался до своей комнаты, он не понимал, почему пришел именно сюда, зачем вообще ушел от своего альфы. Все, о чем он мог думать – это прекратить страдания Эрика. Любой ценой.
Чарльз всего дважды занимался сексом с альфами – оба раза в течку, без сцепки и не по своей воле. Первый раз случился, когда ему было семнадцать, и он переоценил дружескую привязанность своего профессора, который пригласил его, находящегося на пороге течки, посмотреть свою библиотеку. Во второй раз Чарльз не смог убежать от забравшегося в его дом случайного прохожего. После того, как этот второй, так и не назвав свое имя, сбежал, чтобы не платить положенный в таких случаях штраф, Ксавье начал пить подавитель, покупая его незаконно на черном рынке.
Больше чем насильников Чарльз ненавидел свое тело, предавшее его, ведь как бы он ни сопротивлялся, он все равно кончал из-за проклятой течки.
Теперь же даже если он бросит пить подавитель, Чарльз в смешанных чувствах посмотрел на флакон, вряд ли его хватит на полноценную течку. И уж точно не в ближайшее время. С одной стороны, это означало, что он не может быть повязан и не забеременеет. С другой, Эрику придется быть чертовски осторожным и каким-то образом удержать себя от сцепки - иначе он просто покалечит его. Ксавье подумал об этом последнем более детально, стараясь остудить себя, но даже мысль о том, что Эрик может порвать его возбуждала, а не вызывала страх и отвращение.
И он решился. Смыл с себя остатки маскирующего парфюма, пропустил прием подавителя, надел легкую рубашку и брюки прямо на голое тело и немного подрочил себе, чтобы усилить запах.
Оставалось только надеяться, что Леншерр не будет упорствовать себе во вред или наоборот не потеряет разум, если начнется гон – Чарльз хотел бы, чтобы у них получилось заняться любовью, а не произошла торопливая случка.
Эрик только вернулся с прогулки, и его брюки и куртка были все в грязи, словно он валялся по земле. А когда Леншерр поднял на Чарльза взгляд, тот понял – действительно валялся. Эрик смотрел как зверь, подстреленный тем единственным, кому служил и доверял больше чем себе. И теперь он считал, что Чарльз нарочно пришел, чтобы помучить его.
Не без страха, а скорее некоего внутреннего трепета, Чарльз подошел к альфе вплотную и сам, первый положил руки на плечи Эрику, а затем, осмелев, погладил его кончиками пальцев по лицу. Вряд ли когда-либо еще дыхание Леншерра напоминало скулеж.
- Я хочу быть с тобой, - со всей откровенностью просто сказал Ксавье и охотно подался в жадные, чересчур жесткие объятия.
Эрик в несколько мгновений слепо ощупал его всего, но даже самые бесстыдные прикосновения не смутили Чарльза – в них не было похоти, только трогательное неверие в то, что происходящее реально.
- Эрик, пожалуйста, - Ксавье сам трогал и боялся, что его вот-вот оттолкнут. – Только без сцепки. У меня давно…
Тут Леншерр, коротко взвыв, поднял его, так что стопы оторвались от пола, и оттащил к кровати. Услышал он просьбу и понял ли ее, осталось неясным.
Против ожидания Чарльза он уложил на спину даже бережно, а вовсе не швырнул и навалился. Затем задрал на нем рубашку и некоторое время просто гладил по груди, животу и бокам, не отводя взгляд, капая слюной и растирая ее по коже омеги. Только когда Ксавье, которому стало неудобно в брюках, взял его за запястье, Эрик как очнулся. Он резковато подтянул Чарльза к себе за бедра, вклиниваясь между ними, раздвигая, и зло дернул за пояс брюк – это были модные вельветовые штаны с пластиковыми пуговицей и молнией.
- Не до узла, пожалуйста, - еще раз попросил Чарльз, задыхаясь от смеси желания и страха.
Леншерр посмотрел на него едва ли осмысленным взглядом и неожиданно улыбнулся.
Ужас Чарльза перед сцепкой вскоре отступил, растворился в желании стать ближе, еще ближе к своему альфе. К Эрику, вылизывавшему его от кончика носа до пальцев ног, пока профессор лежал перед ним на спине обнаженный, с разведенными ногами. Когда Леншерр снова вернулся к его паху и широко, жарко лизнул член, Чарльз до того момента цеплявшийся в простыни, запустил пальцы ему в волосы и попытался наклонить к себе. Эрик, довольно ворча, наклонился. И лизал, пока не довел Чарльза до оргазма. А затем снова возбудил его, дочиста слизывая семя с кожи. Горячий, влажный язык Эрика – вот чего Ксавье не хватало всю жизнь, каждую ночь этой жизни. Заливая слюной его промежность Эрик спустился языком к анусу. Стоило ему тронуть там, как Ксавье попытался задрать колени к груди, чтобы раскрыться больше. И только успел охнуть, когда Эрик вдруг рывком перевернул его на живот. Чарльз послушно лег грудью на постель, поднимая ягодицы так, как хотел его мужчина, расставил колени пошире и приглашающе прогнулся. Такого желания он не чувствовал даже раньше при течке, а теперь хотя не тек, только и желал, чтобы Эрик поскорее вставил. Но тот еще несколько бесконечных минут вылизывал его и растягивал пальцами. Чарльз уже собирался кончить у него на пальцах, когда коротко куснув его за ягодицу, Эрик все же начал пристраиваться. А Ксавье почувствовав, как в него тычется головка члена, навсегда полюбил этот момент за утробный стон Эрика, за жжение и боль там, где это было необходимо, и внезапно вспыхнувшую уверенность, что сегодня у них получится любовь.
Каких усилий стоило Леншерру двигаться медленно и вовремя остановиться, знал только его омега. Но и Чарльз не ожидал от Эрика столько выстраданной нежности и заботы – гораздо больше, чем он мог представить себе даже в своей нетронутой юности. Даже от жениха.
@темы: Ё-моё
все Пчи и не Пчи по желанию).
