собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Кус номер 3
Помните - ей 18!Соло вернулся в чутко спящий, знающий о нем все, кроме его цели и крови, дом, запер за собой дверь и поднялся в отведенную ему комнату. Когда все закончится, надо будет спросить у Ильи, можно ли напиться до такого состояния, чтобы хоть на время выблевать из себя эту отраву. Курякин должен знать.
Что вы сделаете, если вдруг обнаружите в своей постели брюнетку с четвертым размером груди?
А теперь представьте, что она, разлегшаяся на покрывале и соблазнительно приспустившая рукав сорочки – несовершеннолетняя дочь босса Сицилийской мафии.
В известных Соло языках для описания ситуации и заодно поведения девушки имелось одно емкое слово русского происхождения, которое Курякин не употреблял никогда.
«Мария», родители дают своим дочерям это имя, подразумевая жизненный путь Пресвятой Девы, и часто не подозревают, какая грешница-Магдолина вырастает из девственного цветка.
При знакомстве с «племянницей» Соло едва обратил внимание на по-детски пухленькую мамину любимицу, пытаясь вырваться из когтей взрослых хищниц. Но уже на второй день пребывания под крышей дона Сальваторе он понял, что эта рано созревшая девочка может принести куда больше проблем, чем казалось.
Наполеон стал задерживаться в ресторане, чтобы не ужинать с семьей гостеприимного дона – Мария, садилась между ним и отцом. Ее смелости, а может отчаяния хватало, чтобы жаться к «дядюшке» бедром, тереть своей стопой его ногу и даже пробираться под прикрытием длинной скатерти к карманам его брюк. И все это под «неусыпным» родительским оком! Марию можно было понять – ее одноклассницы, которые могли позволить себе «романтику» уже вовсю тискались с прыщавыми сверстниками и бегали на танцы. Но во всей Италии не нашлось бы самоубийцы, рискнувшего «оттанцевать» Марию Греко. И, судя по тому, как с ней носились родители, в ближайшие лет двадцать не найдется. Соло сделал верные выводы и постарался сталкиваться с Марией как можно реже, запирался на ночь, оставляя ключ в замке. Напор у «племянницы» был отнюдь не девичий и желания тоже – рассчитывающие на поцелуи и записочки, не пытаются ворваться к вам в душ.
И в постель покрасоваться в ночной сорочке не приходят.
- Попробуешь уйти – я закричу, - едва Соло сделал шаг назад, предупредила «Дева».
«Я не первый», - понял Наполеон.
«Даже не в первой десятке», - подумалось ему через несколько минут, когда Мария без какого-либо смущения объяснила, что он должен делать. Достойная дочь своей семьи.
Когда уловки, любимая невеста и прочие причины не сработали, Соло стал торговаться. И Мария, предсказуемо, клюнула на то, что он ей «продал» под соусом «все девчонки сходят от этого с ума».
Если после молочной лавки в Соло умер воровской азарт, то теперь, кажется, придется вычеркнуть из досье строчку «соблазнитель». Навыки и опыт никуда не денутся, но опускаясь на колени перед шестнадцатилетней не-девой, Наполеон понимал, что теперь захочет и сможет нескоро.
Как бы там ни было, он должен был прожить в этом доме еще неделю.
День, когда в сейфе дона Сальваторе окажутся переданные туда на хранение копии данных о ядерной программе Великобритании, Соло ждал, нарезая мясо и поджаривая его отдельно от овощей. Вместе с бумагами первой необходимости неплохо было бы вынести еще и списки высокопоставленных лиц , организовавших нарко-траффик по всей Европе. Но больше всего Уэверли переживал, конечно же, за старушку Британию, поздно распознавшую предателя среди своих служащих.
Лоренцо, еще бледный после ранения, но уже по-прежнему громкий, как настоящий итальянский шеф, с пониманием отнесся к просьбе Соло и уже вечером того же дня раздобыл «чистый» ствол. Наполеон не уронил престиж его кухни, пока он отпаивался дома гранатовым соком, так что Ферро был на многое готов ради «брата». Лоренцо настойчиво предлагал ему поселиться неподалеку, жаждал дружить семьями и даже планировал отдать одну из своих драгоценных дочек за сына, который обязательно должен был появиться у четы Джунто.
Конечно же, Наполеона познакомили с сеньорой и сеньоритами Ферро. Он провел приятный вечер в их семье, присматриваясь и понимая, что это могла бы быть его жизнь, его жена и дети. Когда Лоренцо, несмотря на протесты, вышел его проводить, Соло, зараженный его искренностью, едва удержался от вопроса «Где же ты настоящий?»
Отдыхая от детского гама, они не спеша дошли до очередного перекрестка и столкнулись с компанией припозднившихся туристов, судя по речи и манере одеваться – русских. Одна женщина из этой небольшой группы на всю улицу возмущалась тем, что ее муж – преспокойнейший толстячок в очках – никак не может привести их в отель «здесь же полно воров!». А вот молодняк – старшие школьники или студенты – наоборот старались свернуть и погулять еще. Наполеон повернулся к Лоренцо с подходящим к ситуации анекдотом, но запнулся, увидев лицо Ферро, и сразу нагнулся, делая вид, что завязывает шнурки.
- И не скажешь главного? – Соло устал повторять десять небиблейских «заповедей» расхаживающему по комнате и болезненно реагирующему на каждую его ошибку Курякину. – На чем провалился ваш агент?
- Он не провалился, - после долгой паузы ответил Илья.
Могла быть сотня причин, по которым Лоренцо Ферро, итальянец до мозга костей, забывшись, с ностальгической тоской вслушивался в русскую речь. Но так же существовала одна, перевешивающая все и вся причина, чтобы убрать любого, кто заподозрит его в этом – сеньора и маленькие сеньориты.
Кажущийся карандашным наброском на фоне сопровождающих его брюнетов, англичанин прибыл сразу после завтрака – Соло почти столкнулся с ним в дверях.
Номер девять в списке потенциальных и действующих государственных изменников – кузен секретаря премьер-министра.
Наполеон поздоровался с по-утреннему раздраженным, курящим у порога капо Винсенте и прогулочным шагом отправился на работу. Он всегда ходил этим путем, через Кватро Канти, пусть и получалось дольше. Его уже узнавали работники открытых кафе, магазинов, и некоторые начинали неуверенно кланяться, Соло иногда кивал в ответ, принимая это должное уважение. Каждое утро и вечер, любуясь городом, он замечал одного-двух примелькавшихся прохожих. Видимо, Винсенте симпатизировал ему, если слежка велась так небрежно. И все-таки его «вели», а значит, неудобно расположенное кафе со связным не подходило.
Наполеон остановился у фонтана и выпил пару пригоршней воды. Оставалось надеяться, что условный знак замечен тем, кому предназначался. Если сегодня Илья не найдет способ передать ему инструменты, значит завтра повару итальянского ресторана вдруг захочется картошки фри из Динера на другом конце города. Или, как запасной вариант, придется в четный день попытаться купить в третьей кассе Массимо два билета – для себя и своего дяди.
Есть вероятность, и немалая, что за недоползшие до кадиллака «жучки» Уэверли вообще отстранил Курякина, который с первого дня был ему как кость в горле. И тогда Соло конец.
Через два дня ожидали мать и невесту Джунто, к тому времени агент Соло хотел бы уже покинуть принявшую его за своего сына Сицилию.
- Все в порядке? – Лоренцо обнял его за плечи, тут же обернулся и, погрозив ножом, напомнил Поли Бомпенсьеро о рыбе. – Ты из-за приезда Кармеллы?
Наполеон кивнул и, даже зная, что в случае необходимости Ферро разделает его как десятью минутами ранее ягненка, пожалел об истекающих часах первого в его жизни братства.
– Дом им понравится, я уверен. Лучше думай о том, как поскорее сделать мне зятя! И присмотри пока за мясом, я овощи приму.
Когда Наполеон вышел на задний дворик, как был в фартуке, подышать свежим воздухом, ему уже казалось очевидным, что Илью отозвали – ну, не мог он за месяц ни разу не попасться напарнику на глаза. Тот силуэт под фонарем – не в счет. Всю жизнь работавший в одиночку Соло от отчаяния был готов приписать тому мельком виденному силуэту знакомые, необходимые ему сейчас контуры. Как же он скучал по Курякинской кепке!
Из-за забора раздался удар чем-то твердым по тяжелому и матерная тирада.
Печаль и апатия Соло сгинули в момент – он узнал голос, узнал каждое слово и звук. Месяц, чертов месяц с того вечера в номере отеля, где хваленая стойкость Ильи дала спасшую Наполеону жизнь трещину. Он с положенной медлительностью тронулся от порога – рядом курил один из официантов – и чуть запнулся от восставшего воспоминания о ласкавшей его несколько очень долгих секунд руке.
Как же он был рад увидеть за воротами склонившуюся над капотом старенького автомобиля такую знакомую фигуру! Глядя на широкую спину в серой ветровке, Соло ощутил себя спасенным, вернувшимся. Собой. Как будто до этого не жил.
Подошел, не чувствуя под собой ног, тоже наклонился, опираясь рядом с изящной для габаритов Большевика рукой.
Илья не брат ему, как Лоренцо. Не просто надежный напарник. И не совсем чтобы друг – Наполеон хорошо помнил Вика из Куинси. Так вот при виде Вика у него не взвывало от восторга и узнавания все нутро, а теперь так тянуло позвать, таяло на языке сладостью русское имя.
- Не заводится? – не совладав все же с интонацией, спросил он сначала по-итальянски, а затем по-английски и сам поразился тому, каким чужим показался родной язык.
Илья поморщился и пьяно пошатнулся, приложившись к нему плечом, вот это – настоящее, а не иллюзия затравленного разума.
От Курякина и в самом деле разило алкоголем.
Чертово «отлично» за детальную проработку образа.
Соло так не хватало этого плеча, так хотелось прикосновений пусть урезанных, пусть в рамках легенды, что он протянул руку куда-то в недра машины, скользнув при этом голым из-за подвернутых рукавов рубашки предплечьем по Курякинской кисти.
- Думаю, проблема в этом.
То немногое, что Наполеон знал об устройстве машин, не имело сейчас ни малейшего значения.
Илья с нетрезвой вдумчивостью покивал, тоже туда потянулся, и Соло ощутил его тяжелый выдох затылком и шеей. Затем Курякин издал едва слышный влажный звук, как будто пытался распробовать небольшой кусочек какого-то лакомства и начал напевать себе под нос популярный мотивчик. Рановато Соло отправил свою потенцию на больничный. Он уже не помнил о том времени, когда влечение ударяло ему в голову крепче виски, возникало и оставалось, насмехаясь над попытками держать себя в узде. Не думалось, что такое можно пережить снова. Однако вот оно несвоевременное, неуместное, преступное и, что особенно опасно – взаимное.
На Соло смотрела его собственная, знакомая потертой кожей чехла и испытанным содержимым укладка инструментов, прячущаяся возле двигателя. Надежно укрытый от посторонних глаз Курякинской спиной, он убрал ее под фартук.
- Нужно ли тебе что-то еще, детка? – перевирая слова и шальшивя, довольно четко пропел Илья рядом.
- Вот теперь должно получиться, - бодро ответил что-то еще «поправивший» Наполеон и захлопнул капот.
Когда со второй попытки видавший виды салатовый фиат завелся, его водитель махнул из окна и пробурчал что-то благодарное помогшему ему итальянцу. Итальянец кивнул в ответ со смешком и, засунув руки в карманы, ушел обратно в ресторан.
Все это видела хозяйка цветочного магазина и тут же отправилась к товарке из сувенирного со свежими сплетнями. Смелость благородного дона, починившего машину восточному варвару, которого уже больше часа осторожно обходили полицейские, была достойна обсуждения.
Помните - ей 18!Соло вернулся в чутко спящий, знающий о нем все, кроме его цели и крови, дом, запер за собой дверь и поднялся в отведенную ему комнату. Когда все закончится, надо будет спросить у Ильи, можно ли напиться до такого состояния, чтобы хоть на время выблевать из себя эту отраву. Курякин должен знать.
Что вы сделаете, если вдруг обнаружите в своей постели брюнетку с четвертым размером груди?
А теперь представьте, что она, разлегшаяся на покрывале и соблазнительно приспустившая рукав сорочки – несовершеннолетняя дочь босса Сицилийской мафии.
В известных Соло языках для описания ситуации и заодно поведения девушки имелось одно емкое слово русского происхождения, которое Курякин не употреблял никогда.
«Мария», родители дают своим дочерям это имя, подразумевая жизненный путь Пресвятой Девы, и часто не подозревают, какая грешница-Магдолина вырастает из девственного цветка.
При знакомстве с «племянницей» Соло едва обратил внимание на по-детски пухленькую мамину любимицу, пытаясь вырваться из когтей взрослых хищниц. Но уже на второй день пребывания под крышей дона Сальваторе он понял, что эта рано созревшая девочка может принести куда больше проблем, чем казалось.
Наполеон стал задерживаться в ресторане, чтобы не ужинать с семьей гостеприимного дона – Мария, садилась между ним и отцом. Ее смелости, а может отчаяния хватало, чтобы жаться к «дядюшке» бедром, тереть своей стопой его ногу и даже пробираться под прикрытием длинной скатерти к карманам его брюк. И все это под «неусыпным» родительским оком! Марию можно было понять – ее одноклассницы, которые могли позволить себе «романтику» уже вовсю тискались с прыщавыми сверстниками и бегали на танцы. Но во всей Италии не нашлось бы самоубийцы, рискнувшего «оттанцевать» Марию Греко. И, судя по тому, как с ней носились родители, в ближайшие лет двадцать не найдется. Соло сделал верные выводы и постарался сталкиваться с Марией как можно реже, запирался на ночь, оставляя ключ в замке. Напор у «племянницы» был отнюдь не девичий и желания тоже – рассчитывающие на поцелуи и записочки, не пытаются ворваться к вам в душ.
И в постель покрасоваться в ночной сорочке не приходят.
- Попробуешь уйти – я закричу, - едва Соло сделал шаг назад, предупредила «Дева».
«Я не первый», - понял Наполеон.
«Даже не в первой десятке», - подумалось ему через несколько минут, когда Мария без какого-либо смущения объяснила, что он должен делать. Достойная дочь своей семьи.
Когда уловки, любимая невеста и прочие причины не сработали, Соло стал торговаться. И Мария, предсказуемо, клюнула на то, что он ей «продал» под соусом «все девчонки сходят от этого с ума».
Если после молочной лавки в Соло умер воровской азарт, то теперь, кажется, придется вычеркнуть из досье строчку «соблазнитель». Навыки и опыт никуда не денутся, но опускаясь на колени перед шестнадцатилетней не-девой, Наполеон понимал, что теперь захочет и сможет нескоро.
Как бы там ни было, он должен был прожить в этом доме еще неделю.
День, когда в сейфе дона Сальваторе окажутся переданные туда на хранение копии данных о ядерной программе Великобритании, Соло ждал, нарезая мясо и поджаривая его отдельно от овощей. Вместе с бумагами первой необходимости неплохо было бы вынести еще и списки высокопоставленных лиц , организовавших нарко-траффик по всей Европе. Но больше всего Уэверли переживал, конечно же, за старушку Британию, поздно распознавшую предателя среди своих служащих.
Лоренцо, еще бледный после ранения, но уже по-прежнему громкий, как настоящий итальянский шеф, с пониманием отнесся к просьбе Соло и уже вечером того же дня раздобыл «чистый» ствол. Наполеон не уронил престиж его кухни, пока он отпаивался дома гранатовым соком, так что Ферро был на многое готов ради «брата». Лоренцо настойчиво предлагал ему поселиться неподалеку, жаждал дружить семьями и даже планировал отдать одну из своих драгоценных дочек за сына, который обязательно должен был появиться у четы Джунто.
Конечно же, Наполеона познакомили с сеньорой и сеньоритами Ферро. Он провел приятный вечер в их семье, присматриваясь и понимая, что это могла бы быть его жизнь, его жена и дети. Когда Лоренцо, несмотря на протесты, вышел его проводить, Соло, зараженный его искренностью, едва удержался от вопроса «Где же ты настоящий?»
Отдыхая от детского гама, они не спеша дошли до очередного перекрестка и столкнулись с компанией припозднившихся туристов, судя по речи и манере одеваться – русских. Одна женщина из этой небольшой группы на всю улицу возмущалась тем, что ее муж – преспокойнейший толстячок в очках – никак не может привести их в отель «здесь же полно воров!». А вот молодняк – старшие школьники или студенты – наоборот старались свернуть и погулять еще. Наполеон повернулся к Лоренцо с подходящим к ситуации анекдотом, но запнулся, увидев лицо Ферро, и сразу нагнулся, делая вид, что завязывает шнурки.
- И не скажешь главного? – Соло устал повторять десять небиблейских «заповедей» расхаживающему по комнате и болезненно реагирующему на каждую его ошибку Курякину. – На чем провалился ваш агент?
- Он не провалился, - после долгой паузы ответил Илья.
Могла быть сотня причин, по которым Лоренцо Ферро, итальянец до мозга костей, забывшись, с ностальгической тоской вслушивался в русскую речь. Но так же существовала одна, перевешивающая все и вся причина, чтобы убрать любого, кто заподозрит его в этом – сеньора и маленькие сеньориты.
Кажущийся карандашным наброском на фоне сопровождающих его брюнетов, англичанин прибыл сразу после завтрака – Соло почти столкнулся с ним в дверях.
Номер девять в списке потенциальных и действующих государственных изменников – кузен секретаря премьер-министра.
Наполеон поздоровался с по-утреннему раздраженным, курящим у порога капо Винсенте и прогулочным шагом отправился на работу. Он всегда ходил этим путем, через Кватро Канти, пусть и получалось дольше. Его уже узнавали работники открытых кафе, магазинов, и некоторые начинали неуверенно кланяться, Соло иногда кивал в ответ, принимая это должное уважение. Каждое утро и вечер, любуясь городом, он замечал одного-двух примелькавшихся прохожих. Видимо, Винсенте симпатизировал ему, если слежка велась так небрежно. И все-таки его «вели», а значит, неудобно расположенное кафе со связным не подходило.
Наполеон остановился у фонтана и выпил пару пригоршней воды. Оставалось надеяться, что условный знак замечен тем, кому предназначался. Если сегодня Илья не найдет способ передать ему инструменты, значит завтра повару итальянского ресторана вдруг захочется картошки фри из Динера на другом конце города. Или, как запасной вариант, придется в четный день попытаться купить в третьей кассе Массимо два билета – для себя и своего дяди.
Есть вероятность, и немалая, что за недоползшие до кадиллака «жучки» Уэверли вообще отстранил Курякина, который с первого дня был ему как кость в горле. И тогда Соло конец.
Через два дня ожидали мать и невесту Джунто, к тому времени агент Соло хотел бы уже покинуть принявшую его за своего сына Сицилию.
- Все в порядке? – Лоренцо обнял его за плечи, тут же обернулся и, погрозив ножом, напомнил Поли Бомпенсьеро о рыбе. – Ты из-за приезда Кармеллы?
Наполеон кивнул и, даже зная, что в случае необходимости Ферро разделает его как десятью минутами ранее ягненка, пожалел об истекающих часах первого в его жизни братства.
– Дом им понравится, я уверен. Лучше думай о том, как поскорее сделать мне зятя! И присмотри пока за мясом, я овощи приму.
Когда Наполеон вышел на задний дворик, как был в фартуке, подышать свежим воздухом, ему уже казалось очевидным, что Илью отозвали – ну, не мог он за месяц ни разу не попасться напарнику на глаза. Тот силуэт под фонарем – не в счет. Всю жизнь работавший в одиночку Соло от отчаяния был готов приписать тому мельком виденному силуэту знакомые, необходимые ему сейчас контуры. Как же он скучал по Курякинской кепке!
Из-за забора раздался удар чем-то твердым по тяжелому и матерная тирада.
Печаль и апатия Соло сгинули в момент – он узнал голос, узнал каждое слово и звук. Месяц, чертов месяц с того вечера в номере отеля, где хваленая стойкость Ильи дала спасшую Наполеону жизнь трещину. Он с положенной медлительностью тронулся от порога – рядом курил один из официантов – и чуть запнулся от восставшего воспоминания о ласкавшей его несколько очень долгих секунд руке.
Как же он был рад увидеть за воротами склонившуюся над капотом старенького автомобиля такую знакомую фигуру! Глядя на широкую спину в серой ветровке, Соло ощутил себя спасенным, вернувшимся. Собой. Как будто до этого не жил.
Подошел, не чувствуя под собой ног, тоже наклонился, опираясь рядом с изящной для габаритов Большевика рукой.
Илья не брат ему, как Лоренцо. Не просто надежный напарник. И не совсем чтобы друг – Наполеон хорошо помнил Вика из Куинси. Так вот при виде Вика у него не взвывало от восторга и узнавания все нутро, а теперь так тянуло позвать, таяло на языке сладостью русское имя.
- Не заводится? – не совладав все же с интонацией, спросил он сначала по-итальянски, а затем по-английски и сам поразился тому, каким чужим показался родной язык.
Илья поморщился и пьяно пошатнулся, приложившись к нему плечом, вот это – настоящее, а не иллюзия затравленного разума.
От Курякина и в самом деле разило алкоголем.
Чертово «отлично» за детальную проработку образа.
Соло так не хватало этого плеча, так хотелось прикосновений пусть урезанных, пусть в рамках легенды, что он протянул руку куда-то в недра машины, скользнув при этом голым из-за подвернутых рукавов рубашки предплечьем по Курякинской кисти.
- Думаю, проблема в этом.
То немногое, что Наполеон знал об устройстве машин, не имело сейчас ни малейшего значения.
Илья с нетрезвой вдумчивостью покивал, тоже туда потянулся, и Соло ощутил его тяжелый выдох затылком и шеей. Затем Курякин издал едва слышный влажный звук, как будто пытался распробовать небольшой кусочек какого-то лакомства и начал напевать себе под нос популярный мотивчик. Рановато Соло отправил свою потенцию на больничный. Он уже не помнил о том времени, когда влечение ударяло ему в голову крепче виски, возникало и оставалось, насмехаясь над попытками держать себя в узде. Не думалось, что такое можно пережить снова. Однако вот оно несвоевременное, неуместное, преступное и, что особенно опасно – взаимное.
На Соло смотрела его собственная, знакомая потертой кожей чехла и испытанным содержимым укладка инструментов, прячущаяся возле двигателя. Надежно укрытый от посторонних глаз Курякинской спиной, он убрал ее под фартук.
- Нужно ли тебе что-то еще, детка? – перевирая слова и шальшивя, довольно четко пропел Илья рядом.
- Вот теперь должно получиться, - бодро ответил что-то еще «поправивший» Наполеон и захлопнул капот.
Когда со второй попытки видавший виды салатовый фиат завелся, его водитель махнул из окна и пробурчал что-то благодарное помогшему ему итальянцу. Итальянец кивнул в ответ со смешком и, засунув руки в карманы, ушел обратно в ресторан.
Все это видела хозяйка цветочного магазина и тут же отправилась к товарке из сувенирного со свежими сплетнями. Смелость благородного дона, починившего машину восточному варвару, которого уже больше часа осторожно обходили полицейские, была достойна обсуждения.
@темы: Ё-моё
-
-
02.04.2016 в 18:43-
-
03.04.2016 в 15:12