собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Соловей и Князь, кус второй.
Не вычитано толком, не говоря уж о бетинге. Авторская пунктуация. Авторский беспредел. Ну, вы поняли, товарищи-други.
ок 2000 словСлова Дарины об опасности близкой Соловья тревожили, не мог он как прежде вместе с князем походу новому радоваться. По левую руку от Ильи ехал советник верный, не о своей жизни и невредимости думая.
Как пришла ночь, и стала дружина на отдых короткий устраиваться, снял с себя Соловей мешочек малый, оберег ведуньей подаренный, и брату названному на шею надел. Рассмеялся на то Илья, ворожбой жены своей старшей, как водилось у кривичей, защищенный.
- Лучшим оберегом мне ты, Соловушка. Покуда за спиной тебя чую, любого врага одолею.
С тем легли витязи вповалку спать, чтоб костры приметные не жечь, теплом друг друга согревались.
Соловья князь всегда подле себя клал, вот и теперь рукой тяжелой обнял друга верного, к груди своей спину его жаркую прижимая, лицо в кудрях смоляных грея. Оттого смятение старое, тайное всколыхнулось в сердце советника мудрого, тревогу смертельную оттесняя.
С первого похода, как лег с ним Илья, не князь, не медведь тогда еще, а медвежонок диковатый, только к брату названному ластящийся, не было больше Соловью покоя сердечного. Крепко он руку свою да взгляд нежный удерживал – ничем чувства не выдавал, думал, пройдут, рассеются желания преступные. Но уж сколько годов Илья княжил, женился дважды, детишки его светленькие во двор выбегали дядю-сказочника любимого встречать, а все так же заходилось сердце Соловьиное от ласк братских случайных.
И теперь смежил веки советник приближенный, дыхание свое успокоил, чтобы сон Ильи не нарушить.
Утром, как стали дружинники пищу делить да в доспех легкий обряжаться, заметил Илья, что все невесел друг Соловушка. Тогда попросил он брата названного подсобить кольчугу надеть – не берегся князь, в рубашке спал, чтоб теплее от тела ближнего было – а меж тем тревогу Соловья развеять попробовал, сам походу радуясь, битву предвкушая.
- А уж спится-то перед боем как хорошо! – потянулся Илья телом, силой после отдыха напитанным. – Слаще чем дома с женой на постелюшке.
На колени перед ним встал Соловей и голову склонил, доспех ножной надежно закрепляя.
Чтобы князя не обидеть, улыбнулся речам его друг верный, порадовался.
Как встретились кривичи с врагом своим на поле ратном, осмотрел Илья ряды противника и, с дружинниками опытными посоветовавшись, велел строй клином принять. Сам князь всегда в острие клина ходил, оттого давно уж воины меж собой сговорились, и тех, кто поотчаяннее, рядом с ним отправляли. Бывало, из острия конницы атакующей только лишь Илья с Соловьем живыми выходили.
Перед тем, как в бой по зову княжескому броситься, поцеловал Соловей край щита своего, Дарину-ведунью благодарно помянул.
Тяжкая битва выдалась, яростно рубились кривичи, земли свои и свободу отстаивая. Трижды дружинники взамен друзей павших вставали по бокам князя, берсерком на врага бросавшегося, а с тыла его Соловей верный неотступно прикрывал щитом заговоренным.
Воины, коней потерявшие, пешими сражались, от топора вражеского недолго щиты им помогали, потому многие пали, прежде чем враг пощады запросил.
Как пленили кривичи князя Радислава, войско на них приведшего, так велено было противникам бой прекратить.
В обмен на свободу поклялся Радислав до смерти своей на земли полоцкие не зариться и дела военные прекратить. С тем отпустил его Илья, сердцем княжеским вне битвы добрый.
Не успели кривичи дух перевести да друзьям павшим костер похоронный сложить, как осыпал их стрелами враг коварный, слово тут же данное нарушивший.
Как заслонили вдруг Солнце стрелы, подло в спину пущенные, так Соловей Илью, спешившегося и щит уж отложившего, своим от смерти укрыл.
Поломались стрелы закаленные как лучинки о щит с рысью на нем нарисованной. И ни единый наконечник заговоренную кольчугу Соловья не пробил.
Лишь одна стрела, рукой злой направленная, между доспехом и кольчугой угодив, в тело советника княжеского вонзилась.
Крепко на предательство князь разгневался, подхватил он щит свой и крикнул дружинникам уцелевшим пощады никому не давать. Ринулся Илья врага бить да остановился, голос брата названного не слыша, за плечом своим его не чуя. Обернулся он и увидал, что Соловушка, рану рукой зажимая, с коня валится. Подбежал Илья, подхватил друга любимого, про битву, про месть забыл. Как освободил он Соловья от доспехов, стрелу осторожно извлек и рану осмотрел, так взвыл князь зверем диким – наконечник отравлен был. К ране он припал, кровь с ядом высасывая, отваром целебным Соловья слабого, белого поил, но не помогло то.
Как вернулись дружинники, за предательство с лихвой отомстившие, так нашли они князя возле Соловья от яда погибающего. И сложили тогда витязи прежде прочих костер высокий, почетный да к Илье пришли, чтоб проводил он брата названного в дорогу последнюю.
Но вгляделся князь в очи лазоревые уж в другую жизнь смотрящие, поцеловал уста слабые, холодеющие и отказался Соловья на костер нести.
Зароптали тогда дружинники, во многих битвах бывавшие, отчего не хочет Илья подарить советнику своему верному смерть заслуженную? Ведь легче погибнуть дымом удавленным, чем от яда страдать. Но сказано было слово княжеское, и пришлось им отступиться.
Жарко горели костры погребальные, друзьям и братьям последнюю дань отдавая.
А князь рядом с Соловьем лег, кольчугу с обоих сняв, и грел его телом своим да дух живой в уста вдыхал.
Видя скорбь такую тяжкую, велел Святогор, сотник старый, трем витязем за Ильей присматривать, чтоб подмен не вздумал сотворить – обряд древний, страшный, жизнь на жизнь выменивающий.
Но не думал Илья про подмен, он, другой завет предков преступая, брата своего назад звал.
- Ты вернись, вернись, Соловушка, друг мой милый, ненаглядный. Не спеши вперед меня на ту сторону уйти. Не удержать мне тебя силой родовой, но ради братства нашего, в детстве кровью скрепленного, вернись ко мне, друг любимый.
Остаток дня и ночь полную грел и звал Илья, Соловья от себя не отпуская, со смертью борясь. Как Солнце взошло, застонал Соловей тихо в объятиях братских да сам духом оживленным в уста Илье вздохнул. Прояснились очи лазоревые, спала с них пелена мертвенная.
Но с укором на то воины бывалые головами качали – не дело тех, кто уходит, назад призывать и тем жизнь свою с чужой накрепко связывать.
Возвращался домой Соловей не в седле, а на связках меж лошадьми. Илья всю дорогу обратную рядом шел, за братом приглядывая, то воду ему подносил, то от Солнца жаркого заслонял. А как прибыло войско в город родной, в дом свой, в покои забрал князь Соловья телом и духом пока немощного. О том, как Дарина с подругами смерть приняла, долго молчал Илья, сам друга выхаживал и старался думы его от дома опустевшего подальше отвести.
Но забежали раз к дяде любимому дочери княжеские, от них и узнал Соловей, что с прислужницами его приключилось. И от вести той впал он в беспамятство, хотел в поле пойти, где ведунью его казнили, но только за порог вышел, не удержали его ноги прежде сильные, и рана наново вскрылась.
Княжны тут же отца и мать Любомиру позвали. Покуда Илья брата, мечущегося, Дарину призывающего, на постели удерживал, Любомира рану ловко прижгла и повязку целебную положила.
На другой лишь день вернулась к Соловью память здравая, когда Любомира прислужниц его, в доме оставшихся, привела. По указу княгини целовали девы руки своему господину и молили его о милости, тогда прояснился разум премудрый.
Не отпустил Илья друга милого домой, еще на ночь уговорил остаться.
В час полночный лежал Соловей на ложе подле князя, но не шел к нему сон, шли думы горькие, неуемные. Ослаб дух советника верного, поколебалась воля стойкая, потому смотрел Соловей на брата спящего взором темным, запретным. Телом княжеским сильным, платьем исподним прикрытым, любовался. Крепок был сон Ильи, как в поле перед боем.
И подлег тогда Соловей к князю близко, руку на грудь могучую над сердцем положил и к лицу его склонился.
- Почто не отпустил ты меня в покой да туман, братец названный? Почто назад призвал? Теперь соблазню я тебя на погибель, Илья, не удержусь долее.
Но и тогда не проснулся князь.
Прежде чем змеем хитрым к брату прильнуть, рысью верной Соловей голову на грудь ему опустил - сердце послушать. И вспомнился ему день жаркий, солнечный, руки материнские ласковые да глаза ее от слез и тоски по земле родной цвет лазоревый потерявшие. Лица матери и имени своего первого, которым она его при рождении нарекла, Соловей уж не помнил. День тот летний, когда он в рубашонке детской бегал да гребнем материнским игрался - рабыне пришлой не из чего было сыну игрушку сделать - так же из памяти стерся. Но знал Соловей, что был день тот.
Четыре годка ему тогда минуло, и боялась мать его во двор к другим детям отпускать – думала, обидят малого, ведь чужой и рабыни сын. А Соловейке очень уж хотелось на солнышко, на травку да к сверстникам, вот и убежал. Только вместо ребятишек дворовых, смешливых нашел Соловей княжонка Илью с нянькою.
Ни Соловей, ни Илья дня того не помнили, а кто помнил, давно уж голову за право княжеское сложил и развеян был в чистом поле. Олег сотником у князя Ярополка служил, из варягов родом был, как и сам князь, всю жизнь они плечом к плечу в бой ходили и братьями друг друга называли. Но как женился Ярополк на Елене крестопоклоннице, так слово братское стало ему не дорого. Вслед за женой христианство князь принял и жен других, и наложниц от себя отослал. Ничего бы на то не сказал Олег, кабы плодовитой оказалась княгиня молодая. Но всего одним живым младенцем мужского пола Елена выпросталась и того, по своему обычаю, Ильей назвала. Ярополк же женой привороженный увещеваний дружеских не слышал. Тогда скрепя сердце Олег веру ему чуждую принял, чтобы крестным отцом малому княжонку стать. Пока князь с княгиней миловался, Олег Илюшу во двор выносил, про веру предков, варягов и кривичей, да битвы славные рассказывал.
Хоть к тому времени исполнилось княжонку три года, слова первого от него еще никто не слыхал – угрюм был Илья и ни с кем не водился, только к крестному и к матери в руки с охотой шел. По праву отца духовного сделал ему Олег игрушки нужные: конька, собачку и меч деревянные, а кроме того человечка из тряпок скрутил. Больше прочего полюбился Илье конек Бурушка, даже с собой в постельку его брал, не засыпал без конька.
Как-то играл Илюша во дворе - по малости лет вокруг Олега-няньки бегал, на птиц и жучков засматривался, а былину старую, нравоучительную и не слушал совсем. Но пришел, откуда ни возьмись, к ним отрок, прежде тут Олегом не виданный, возрастом с княжонка, чернявый и кучерявый. Подступил он к Илье, сам сына княжеского беленького, лобастого как невидаль рассматривая. Прежде на сверстников ли, на старших ли Илья не заглядывался, а от отрока этого глаз не отрывал. Как подошел тот еще ближе, выбрал Илюша из игрушек своих человечка и гостю кудреватому протянул.
Нахмурился на то Олег – негоже князю «человечков» сразу раздавать.
Но отрок, человечка взяв, рядом с Бурушкой княжеской его поставил и повел сказку детскую, простую про богатыря могучего и коня его быстрого.
Уж как проста была выдумка и говор причудлив, а Олег вместе с Ильей заслушался. По говору-то и словам некоторым опознал он наречие валашское и понял, откуда ребятенок тот взялся. А затем и мать во двор выбежала, малого своего клича. Наказал ей Олег впредь сына во двор отпускать, чтоб с княжонком играл.
Слушал Илья сказки отрока пригожего, заслушивался, собачку и человечка ему подарил, назад не требуя, а как приносили пряники медовые полакомиться, так один себе, один другу новому брал.
Теперь былины свои Олег двоим рассказывал, а затем уж рабыни сын то княжонку на свой лад расписывал. Да так ловко у него сказы те выходили, что прозвал сотник отрока валашского Соловьем.
Раз сморило Олега под Солнцем полуденным, пока Илюша с Соловушкой в богатыря и коня – любимую свою игру игрались.
И пришел в то время во двор петух – крупный, рыже-огненный и злющий со своими курами.
Как увидел кочета того Соловей, так Илью к дому потянул – сколько раз уже птица драчливая на ребенка одинокого набрасывалась и крыльями била. Боялся петуха Соловей.
Но заметил петух детей, встрепенулся, перья растопыривая, и дорогу к дому им перекрыл.
Как подошло это страшилище огненное, голенастое к ним и крыльями захлопало – отнялся у Соловья язык, на помощь тятьку Олега позвать. А Илюша нахмурился и мечом своим деревянным прямо в глаз злой, кровью налитый ткнул. Заклекотал петух, нападая, клювом целя, Соловья крылом сильным с ног сбил и на Илью напирал. Да только стоял княжонок малый накрепко и, в гребень красный метя, наотмашь рубил.
От клекота того Олег пробудился да подскочил, испугавшись, что петух Илье глаза выклюет.
Взрослого завидев, обратился кочет злой в бегство, так Илья напоследок в хвост переливчатый, богатый вцепился, и волок его петух по двору, пока перья держали.
Поднял Олег крестника на руки, осмотрел, сердцем обмирая – целы очи, а кровь оттого, что на виске правом ранка. Хоть сильно петух его крыльями посек и чуть не заклевал, доволен был наследник княжества Полоцкого, полные горсти перьев вражеских сжимавший.
И сложил тогда Соловей сказку славную про витязя Илью, чудище страшное одолевшего. По нраву сказка та княжонку пришлась, потому на другой день он впервые уста для речи отворил и сказ про себя потребовал. После чего заговорил, как по возрасту положено.
На большой праздник обрядили Илью в рубашку из шелка лазоревого заморского с вышивкой искусной. Как заметил сын княжеский, что Соловушка взгляды зачарованные на рубашку ту бросает, увел его в закут тихий да там платьем с ним переменился. Ничего у Соловья для дара ответного не было, но видел он в людской, что за подарок можно поцелуем благодарить. Потому подступил он к другу и, за плечи придержав, устами уст его коснулся. И решил Илья, что обмен такой справедлив.
Давно потерялись Бурушка старенький и рубашонка шелковая детская, но помнило сердце рысье валашское о справедливости княжонка с мечом деревянным. Оттого медлил Соловей, к груди братской припавший. Так до света, до петухов первых и прождал, а там уж Илья пробудился и обнял друга милого рукой тяжелой, надежной.
И удержался Соловушка, ни словом, ни делом страсти темной своей мучительной не выдал, один дальше это бремя понес, чтоб на плечи братские не взваливать.
Не вычитано толком, не говоря уж о бетинге. Авторская пунктуация. Авторский беспредел. Ну, вы поняли, товарищи-други.
ок 2000 словСлова Дарины об опасности близкой Соловья тревожили, не мог он как прежде вместе с князем походу новому радоваться. По левую руку от Ильи ехал советник верный, не о своей жизни и невредимости думая.
Как пришла ночь, и стала дружина на отдых короткий устраиваться, снял с себя Соловей мешочек малый, оберег ведуньей подаренный, и брату названному на шею надел. Рассмеялся на то Илья, ворожбой жены своей старшей, как водилось у кривичей, защищенный.
- Лучшим оберегом мне ты, Соловушка. Покуда за спиной тебя чую, любого врага одолею.
С тем легли витязи вповалку спать, чтоб костры приметные не жечь, теплом друг друга согревались.
Соловья князь всегда подле себя клал, вот и теперь рукой тяжелой обнял друга верного, к груди своей спину его жаркую прижимая, лицо в кудрях смоляных грея. Оттого смятение старое, тайное всколыхнулось в сердце советника мудрого, тревогу смертельную оттесняя.
С первого похода, как лег с ним Илья, не князь, не медведь тогда еще, а медвежонок диковатый, только к брату названному ластящийся, не было больше Соловью покоя сердечного. Крепко он руку свою да взгляд нежный удерживал – ничем чувства не выдавал, думал, пройдут, рассеются желания преступные. Но уж сколько годов Илья княжил, женился дважды, детишки его светленькие во двор выбегали дядю-сказочника любимого встречать, а все так же заходилось сердце Соловьиное от ласк братских случайных.
И теперь смежил веки советник приближенный, дыхание свое успокоил, чтобы сон Ильи не нарушить.
Утром, как стали дружинники пищу делить да в доспех легкий обряжаться, заметил Илья, что все невесел друг Соловушка. Тогда попросил он брата названного подсобить кольчугу надеть – не берегся князь, в рубашке спал, чтоб теплее от тела ближнего было – а меж тем тревогу Соловья развеять попробовал, сам походу радуясь, битву предвкушая.
- А уж спится-то перед боем как хорошо! – потянулся Илья телом, силой после отдыха напитанным. – Слаще чем дома с женой на постелюшке.
На колени перед ним встал Соловей и голову склонил, доспех ножной надежно закрепляя.
Чтобы князя не обидеть, улыбнулся речам его друг верный, порадовался.
Как встретились кривичи с врагом своим на поле ратном, осмотрел Илья ряды противника и, с дружинниками опытными посоветовавшись, велел строй клином принять. Сам князь всегда в острие клина ходил, оттого давно уж воины меж собой сговорились, и тех, кто поотчаяннее, рядом с ним отправляли. Бывало, из острия конницы атакующей только лишь Илья с Соловьем живыми выходили.
Перед тем, как в бой по зову княжескому броситься, поцеловал Соловей край щита своего, Дарину-ведунью благодарно помянул.
Тяжкая битва выдалась, яростно рубились кривичи, земли свои и свободу отстаивая. Трижды дружинники взамен друзей павших вставали по бокам князя, берсерком на врага бросавшегося, а с тыла его Соловей верный неотступно прикрывал щитом заговоренным.
Воины, коней потерявшие, пешими сражались, от топора вражеского недолго щиты им помогали, потому многие пали, прежде чем враг пощады запросил.
Как пленили кривичи князя Радислава, войско на них приведшего, так велено было противникам бой прекратить.
В обмен на свободу поклялся Радислав до смерти своей на земли полоцкие не зариться и дела военные прекратить. С тем отпустил его Илья, сердцем княжеским вне битвы добрый.
Не успели кривичи дух перевести да друзьям павшим костер похоронный сложить, как осыпал их стрелами враг коварный, слово тут же данное нарушивший.
Как заслонили вдруг Солнце стрелы, подло в спину пущенные, так Соловей Илью, спешившегося и щит уж отложившего, своим от смерти укрыл.
Поломались стрелы закаленные как лучинки о щит с рысью на нем нарисованной. И ни единый наконечник заговоренную кольчугу Соловья не пробил.
Лишь одна стрела, рукой злой направленная, между доспехом и кольчугой угодив, в тело советника княжеского вонзилась.
Крепко на предательство князь разгневался, подхватил он щит свой и крикнул дружинникам уцелевшим пощады никому не давать. Ринулся Илья врага бить да остановился, голос брата названного не слыша, за плечом своим его не чуя. Обернулся он и увидал, что Соловушка, рану рукой зажимая, с коня валится. Подбежал Илья, подхватил друга любимого, про битву, про месть забыл. Как освободил он Соловья от доспехов, стрелу осторожно извлек и рану осмотрел, так взвыл князь зверем диким – наконечник отравлен был. К ране он припал, кровь с ядом высасывая, отваром целебным Соловья слабого, белого поил, но не помогло то.
Как вернулись дружинники, за предательство с лихвой отомстившие, так нашли они князя возле Соловья от яда погибающего. И сложили тогда витязи прежде прочих костер высокий, почетный да к Илье пришли, чтоб проводил он брата названного в дорогу последнюю.
Но вгляделся князь в очи лазоревые уж в другую жизнь смотрящие, поцеловал уста слабые, холодеющие и отказался Соловья на костер нести.
Зароптали тогда дружинники, во многих битвах бывавшие, отчего не хочет Илья подарить советнику своему верному смерть заслуженную? Ведь легче погибнуть дымом удавленным, чем от яда страдать. Но сказано было слово княжеское, и пришлось им отступиться.
Жарко горели костры погребальные, друзьям и братьям последнюю дань отдавая.
А князь рядом с Соловьем лег, кольчугу с обоих сняв, и грел его телом своим да дух живой в уста вдыхал.
Видя скорбь такую тяжкую, велел Святогор, сотник старый, трем витязем за Ильей присматривать, чтоб подмен не вздумал сотворить – обряд древний, страшный, жизнь на жизнь выменивающий.
Но не думал Илья про подмен, он, другой завет предков преступая, брата своего назад звал.
- Ты вернись, вернись, Соловушка, друг мой милый, ненаглядный. Не спеши вперед меня на ту сторону уйти. Не удержать мне тебя силой родовой, но ради братства нашего, в детстве кровью скрепленного, вернись ко мне, друг любимый.
Остаток дня и ночь полную грел и звал Илья, Соловья от себя не отпуская, со смертью борясь. Как Солнце взошло, застонал Соловей тихо в объятиях братских да сам духом оживленным в уста Илье вздохнул. Прояснились очи лазоревые, спала с них пелена мертвенная.
Но с укором на то воины бывалые головами качали – не дело тех, кто уходит, назад призывать и тем жизнь свою с чужой накрепко связывать.
Возвращался домой Соловей не в седле, а на связках меж лошадьми. Илья всю дорогу обратную рядом шел, за братом приглядывая, то воду ему подносил, то от Солнца жаркого заслонял. А как прибыло войско в город родной, в дом свой, в покои забрал князь Соловья телом и духом пока немощного. О том, как Дарина с подругами смерть приняла, долго молчал Илья, сам друга выхаживал и старался думы его от дома опустевшего подальше отвести.
Но забежали раз к дяде любимому дочери княжеские, от них и узнал Соловей, что с прислужницами его приключилось. И от вести той впал он в беспамятство, хотел в поле пойти, где ведунью его казнили, но только за порог вышел, не удержали его ноги прежде сильные, и рана наново вскрылась.
Княжны тут же отца и мать Любомиру позвали. Покуда Илья брата, мечущегося, Дарину призывающего, на постели удерживал, Любомира рану ловко прижгла и повязку целебную положила.
На другой лишь день вернулась к Соловью память здравая, когда Любомира прислужниц его, в доме оставшихся, привела. По указу княгини целовали девы руки своему господину и молили его о милости, тогда прояснился разум премудрый.
Не отпустил Илья друга милого домой, еще на ночь уговорил остаться.
В час полночный лежал Соловей на ложе подле князя, но не шел к нему сон, шли думы горькие, неуемные. Ослаб дух советника верного, поколебалась воля стойкая, потому смотрел Соловей на брата спящего взором темным, запретным. Телом княжеским сильным, платьем исподним прикрытым, любовался. Крепок был сон Ильи, как в поле перед боем.
И подлег тогда Соловей к князю близко, руку на грудь могучую над сердцем положил и к лицу его склонился.
- Почто не отпустил ты меня в покой да туман, братец названный? Почто назад призвал? Теперь соблазню я тебя на погибель, Илья, не удержусь долее.
Но и тогда не проснулся князь.
Прежде чем змеем хитрым к брату прильнуть, рысью верной Соловей голову на грудь ему опустил - сердце послушать. И вспомнился ему день жаркий, солнечный, руки материнские ласковые да глаза ее от слез и тоски по земле родной цвет лазоревый потерявшие. Лица матери и имени своего первого, которым она его при рождении нарекла, Соловей уж не помнил. День тот летний, когда он в рубашонке детской бегал да гребнем материнским игрался - рабыне пришлой не из чего было сыну игрушку сделать - так же из памяти стерся. Но знал Соловей, что был день тот.
Четыре годка ему тогда минуло, и боялась мать его во двор к другим детям отпускать – думала, обидят малого, ведь чужой и рабыни сын. А Соловейке очень уж хотелось на солнышко, на травку да к сверстникам, вот и убежал. Только вместо ребятишек дворовых, смешливых нашел Соловей княжонка Илью с нянькою.
Ни Соловей, ни Илья дня того не помнили, а кто помнил, давно уж голову за право княжеское сложил и развеян был в чистом поле. Олег сотником у князя Ярополка служил, из варягов родом был, как и сам князь, всю жизнь они плечом к плечу в бой ходили и братьями друг друга называли. Но как женился Ярополк на Елене крестопоклоннице, так слово братское стало ему не дорого. Вслед за женой христианство князь принял и жен других, и наложниц от себя отослал. Ничего бы на то не сказал Олег, кабы плодовитой оказалась княгиня молодая. Но всего одним живым младенцем мужского пола Елена выпросталась и того, по своему обычаю, Ильей назвала. Ярополк же женой привороженный увещеваний дружеских не слышал. Тогда скрепя сердце Олег веру ему чуждую принял, чтобы крестным отцом малому княжонку стать. Пока князь с княгиней миловался, Олег Илюшу во двор выносил, про веру предков, варягов и кривичей, да битвы славные рассказывал.
Хоть к тому времени исполнилось княжонку три года, слова первого от него еще никто не слыхал – угрюм был Илья и ни с кем не водился, только к крестному и к матери в руки с охотой шел. По праву отца духовного сделал ему Олег игрушки нужные: конька, собачку и меч деревянные, а кроме того человечка из тряпок скрутил. Больше прочего полюбился Илье конек Бурушка, даже с собой в постельку его брал, не засыпал без конька.
Как-то играл Илюша во дворе - по малости лет вокруг Олега-няньки бегал, на птиц и жучков засматривался, а былину старую, нравоучительную и не слушал совсем. Но пришел, откуда ни возьмись, к ним отрок, прежде тут Олегом не виданный, возрастом с княжонка, чернявый и кучерявый. Подступил он к Илье, сам сына княжеского беленького, лобастого как невидаль рассматривая. Прежде на сверстников ли, на старших ли Илья не заглядывался, а от отрока этого глаз не отрывал. Как подошел тот еще ближе, выбрал Илюша из игрушек своих человечка и гостю кудреватому протянул.
Нахмурился на то Олег – негоже князю «человечков» сразу раздавать.
Но отрок, человечка взяв, рядом с Бурушкой княжеской его поставил и повел сказку детскую, простую про богатыря могучего и коня его быстрого.
Уж как проста была выдумка и говор причудлив, а Олег вместе с Ильей заслушался. По говору-то и словам некоторым опознал он наречие валашское и понял, откуда ребятенок тот взялся. А затем и мать во двор выбежала, малого своего клича. Наказал ей Олег впредь сына во двор отпускать, чтоб с княжонком играл.
Слушал Илья сказки отрока пригожего, заслушивался, собачку и человечка ему подарил, назад не требуя, а как приносили пряники медовые полакомиться, так один себе, один другу новому брал.
Теперь былины свои Олег двоим рассказывал, а затем уж рабыни сын то княжонку на свой лад расписывал. Да так ловко у него сказы те выходили, что прозвал сотник отрока валашского Соловьем.
Раз сморило Олега под Солнцем полуденным, пока Илюша с Соловушкой в богатыря и коня – любимую свою игру игрались.
И пришел в то время во двор петух – крупный, рыже-огненный и злющий со своими курами.
Как увидел кочета того Соловей, так Илью к дому потянул – сколько раз уже птица драчливая на ребенка одинокого набрасывалась и крыльями била. Боялся петуха Соловей.
Но заметил петух детей, встрепенулся, перья растопыривая, и дорогу к дому им перекрыл.
Как подошло это страшилище огненное, голенастое к ним и крыльями захлопало – отнялся у Соловья язык, на помощь тятьку Олега позвать. А Илюша нахмурился и мечом своим деревянным прямо в глаз злой, кровью налитый ткнул. Заклекотал петух, нападая, клювом целя, Соловья крылом сильным с ног сбил и на Илью напирал. Да только стоял княжонок малый накрепко и, в гребень красный метя, наотмашь рубил.
От клекота того Олег пробудился да подскочил, испугавшись, что петух Илье глаза выклюет.
Взрослого завидев, обратился кочет злой в бегство, так Илья напоследок в хвост переливчатый, богатый вцепился, и волок его петух по двору, пока перья держали.
Поднял Олег крестника на руки, осмотрел, сердцем обмирая – целы очи, а кровь оттого, что на виске правом ранка. Хоть сильно петух его крыльями посек и чуть не заклевал, доволен был наследник княжества Полоцкого, полные горсти перьев вражеских сжимавший.
И сложил тогда Соловей сказку славную про витязя Илью, чудище страшное одолевшего. По нраву сказка та княжонку пришлась, потому на другой день он впервые уста для речи отворил и сказ про себя потребовал. После чего заговорил, как по возрасту положено.
На большой праздник обрядили Илью в рубашку из шелка лазоревого заморского с вышивкой искусной. Как заметил сын княжеский, что Соловушка взгляды зачарованные на рубашку ту бросает, увел его в закут тихий да там платьем с ним переменился. Ничего у Соловья для дара ответного не было, но видел он в людской, что за подарок можно поцелуем благодарить. Потому подступил он к другу и, за плечи придержав, устами уст его коснулся. И решил Илья, что обмен такой справедлив.
Давно потерялись Бурушка старенький и рубашонка шелковая детская, но помнило сердце рысье валашское о справедливости княжонка с мечом деревянным. Оттого медлил Соловей, к груди братской припавший. Так до света, до петухов первых и прождал, а там уж Илья пробудился и обнял друга милого рукой тяжелой, надежной.
И удержался Соловушка, ни словом, ни делом страсти темной своей мучительной не выдал, один дальше это бремя понес, чтоб на плечи братские не взваливать.
@темы: Ё-моё
-
-
30.03.2016 в 22:38А может поэтому и понимал свою значимость, что Илья - княжеский сын обращался с ним, сыном рабыни, как с равным? Вот обаяние у Соловья было врождённое, это сразу видно. А вот всё остальное... мне кажется, что не познакомься Соловей в раннем детстве с Ильёй, то выкупила бы его какая-нибудь престарелая богатая вдова лет в четырнадцать для своих шалостей и на этом бы карьера Соловья и закончилась. Ну или, попади он в компанию дворовых ребят, рано или поздно (скорее рано) умудрился бы сколотить разбойничью ватагу (тут я с вами полностью согласна, я даже себе это прям представляю... А потом бы Илья, затюканный доносами и челобитными, понёсся бы ловить разбойника. И ведь поймал бы! И... кхм... что-то я куда-то не туда. Ну или наоборот, всё туда же). Но случилось как случилось - Соловей познакомился с Ильёй. И княжеский сын отнёсся к нему как к равному с самого начала, да и в процессе взросления, я больше чем уверена, ни в чём его никогда не ущемлял. Ну и вполне закономерно, что Соловей старался дотянуться до уровня князя (может даже и не осознанно, кстати), отдарить его чем-то в ответ (вот хотя бы поцелуем как в детстве. Но потом он быстро понял, что поцелуя в качестве благодарности может не хватить, а значит нужно предложить что-то более существенное - совет, верное плечо. Причём, делал он это совершенно, как мне кажется, бескорыстно - ведь Илья же от него ничего не требовал)
Как говориться, доброе слово и кошке приятно
Вот и тут Илья относился к Соловью с искренней любовью, а тот старался изо всех сил эту любовь оправдать. Но не потому что должен, а потому что сам этого хотел. Он с помощью Ильи приобретал возможности для личностного роста - ведь фактически воспитывался при дворе наровне с князем. Но если Илья, как я подозреваю, кое-что пропускал мимо ушей, отдаваясь полностью тому, что было ближе его душе - ратным наукам, то Соловей схватывал всё. И оттачивал годами. В том числе и обаяние. Ведь оно имеет не последнюю роль в дипломатии
А вот дальше уже дело могло развиться по двум сценариям: умный, образованный, обученный ратному делу, да ещё и обаятельный - умеющий получить власть практически над любым человеком, Соловей мог затмить князя, который не уступал ему ни умом, ни обаянием, а в силе так вообще превосходил. Ведь князь дипломатом совсем не был. Хоть и должен был быть! Илья слишком уж прямолинеен. И привык получать всё, что ему захотелось (в этой его избалованности, кстати, в бОльшей степени Соловей и виноват, готовый по первому слову хоть звезду с неба для князя достать), правда, без Соловья ему пришлось бы действовать грубой силой - вижу цель, препятствий не замечаю. В общем, устроить переворот и сместить Илью такому как Соловей не было бы проблемы. Да и не только Илью.
Но Соловей (любовь - такая любовь) выбрал другой вариант - он буквально стал тенью Ильи. Ведь по сути, вся его жизнь - служение Илье. Даже все его амурные дела в итоге оборачиваются на пользу Илье: во-первых, оттачивание навыков очарования, которые так необходимы в дипломатии, во-вторых, получив любовно заговоренные обереги (искренне заговоренные - по сути, бесценные, такие ни у какого волхва не купишь) на кого их Соловей вешает? Кого наговорным щитом прикрывает?
Так что знакомство с Ильёй с одной стороны открывает перед Соловьём неограниченные перспективы личностного роста, а с другой... он по-сути всё тот же раб, без возможности сбежать (правда, его самого это полностью устраивает)
Хмммм... нет... это скорее не раб.... Не правильное слово. Соловей как.... как жрец положивший свою жизнь на алтарь служения своему Богу осознанно и добровольно и видящей в том высшее счастье, доступное человеку
А что касается Ильи... то он не свободен ещё больше, чем Соловей. Если тот принадлежит и служит исключительно Илье, то князь принадлежит сразу всем своим людям. А так в его правление есть человек, которое это самое правление делает проще и легче, да ещё и оберегает князя от одиночества
В общем, я сама в шоке от той прорвы мыслей, которую вызывают во мне ваше произведение. Очень уж не свойственно для меня так проникаться
Наверное, я очарована взаимодействиями ваших Ильи и Соловья
-
-
30.03.2016 в 23:00лет в четырнадцать для своих шалостей и на этом бы карьера Соловья и закончилась. Все-таки у Соловья деятельное тщеславие). Он бы не удовлетворился ролью жиголо, скорее, он предпочитает сам выбирать. Ну да, он не слишком разборчив и то богатую вдову, то дворовую девчонку. Зато сам)).
Причём, делал он это совершенно, как мне кажется, бескорыстно - ведь Илья же от него ничего не требовал) При том, что благодарность несомненно была, одна она бы Соловья не удержала.
Ведь князь дипломатом совсем не был. Хоть и должен был быть! У Ильи был самый весомый дипломатический довод того времени - быстрая сильная армия).
В целом, если не отвлекаться на титулы, Соловей и правит. И находится даже в более удобном положении, чем будь он официальным князем. и да, вы правильно заметили, что хотя он весьма горд и не без оснований считает, что имеет право на все привилегии своего положения, но при этом свои интересы сливает воедино с интересами и благополучием Ильи.
-
-
30.03.2016 в 23:08-
-
31.03.2016 в 10:00Этот Соловей
- разбойникумудрился бы ему все уши просвистеть.....