собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Концовка "древне-славянского" цикла на НЦ-ноте
Илья/Соловей лет через пять после истории с Габрелой и объяснений друг с другом
ок 1 тыс слов
читать дальшеДалеко уж в чистое поле они уехали, можно было ученье конное начинать, но все не останавливался Илья, а Соловей за братом следовал. По взглядам княжеским редким, как дух травяной полуденный душным, догадался Соловушка, зачем тот его на двойку конскую позвал. Уж третий день гостили у них с Ильей семьи дружинные, чьи дома Красный Петух спалил, потому не мог князь ни приласкать тайком, ни взглянуть на советника своего сердечно.
Как остановил Илья своего Бурушку и рубашку верхнюю, чтоб не замарать, тут же в седле снял, так отнялось у Соловья дыхание – захотелось ему в ворот исподницы княжьей руку запустить и поцелуем к шее сильной прижаться. Но вместо того, чтоб за желанием с Вороха своего сойти, предложил Соловей брату названному сперва скорый конский ход испробовать. Хоть досадно стало Илье, а все ж развернул он коня в связку, как они в бою прежде ходили, и к ученью приступил. Раз-другой проехались, все взгляды друг друга князь с советником ловили, не о порядке боевом им думалось. Как вновь остановил Илья Бурку, так и Соловей своего придержал и, уж не сговариваясь, на землю сошли. Отпустили они коней пастись, и повел Бурушка племянника своего к траве нетоптаной, пощипать. А Илья с Соловьем сами словно кони боевые грудь с грудью столкнулись. Как отведал Илья поцелуй друга милого, так повалил его на траву мягонько, ушибиться не дал. Успел Соловей загодя до исподнего раздеться – знал, что князь в пылу одежды на нем порвет, до тела добираясь. И верно, одни лоскуты от рубашки его нижней полотна тонкого остались. Недолго, друг в друге готовность разжигая, они ласкались. Скоро велел Соловушка масло припасенное достать и, на боку в траве лежа, любовался, как дрожь по рукам князя его любимого гуляет, а затем на колени, чтоб по-конски дело сделать, встал. Растопил Илья в ладони масло сбитое и, урок друга милого помня, сперва его, затем себя умаслил. Не жеребчиком – медведем Илья на Соловушку своего навалился, удержаться не мог, обнимал, в кудри целовал, сношение совершая. Вначале неспешно, только с дыханием чуть подтягивался, но как протянул Соловей руку и сильно князю в мышцу чресельную впился, так терпения в Илье не стало. Гнулся, стенал Соловушка, звал друга любимого, пока Илья его ретиво охаживал, своей горстью плоть его при том лаская. Вместе семя извергли, и повалился Илья, силы все отдавший, на спину Соловью, а, вздохнув, сам в траву лег и друга себе на грудь уложил.
Уж как красноречив был Соловей, но приступал к нему Илья, и не находились слова нужные. Оставались только стоны глубокие, взгляды сердечные, имя любимое и жаркие ласки ответные. А вот Илья наоборот языком легчал, даже то, чего в другое время постыдился бы, выспрашивал- рассказывал, друга милого нежа-целуя.
- Мне теперь на жен и дружину не смотрится, – вздохнул князь.
И замер Соловей, многолетнего страха подспудного, что Илье в тягость станет, даже после ласк всех не потерявший.
- Ведь только тебя, Свет Соловушка, взор мой жаждет, - к кудрям черным смоляным лицом Илья приник. – Никогда ничего не боялся я, сам знаешь, а из объятий тебя выпустить – страшусь. Век бы рук не размыкал.
- Век бы в руках твоих оставался, - на то, что зов сердечный словами не передать, досадовал Соловей, в поцелуй тягучий Илью увлекая.
- А помнишь, - лаской опьяненный усмехнулся князь, – как я Бурку прежнего сгоряча выхолостить грозился, когда он вдруг твоего Варяга огулял?
Уж как помнил то Соловей. Заночевали они тогда с Ильей в поле, коней разуздали, расседлали, вскоре после зорьки спать собрались. От ржания, храпа конского подскочили оба, думали змея, потому и бьются, топчутся жеребцы чуть вдалеке от стоянки. Как подбежали к коням братья, так оба и замерли – на Соловья стыд жгучий напал, а Илья, хоть и не любил распаляться, как прочие, на жеребца своего с кобылицами поглядывая, больше осерчал. Да только как же растащишь коней сильных и неузданных?
Крепко стыдил потом своего Бурку Илья, даже промеж ушей ему всыпал, а только вины за собой бурый не чувствовал. Для порядку и Соловей Варягу своему вожжи дал, чтоб самому забыть, как конь его под крупом Бурки княжьего приседал да взбрыкивал.
На пути домой шел Варяг вровень с Бурушкой и раз-другой, с рыси не сбиваясь, с ржанием тихим к шее его тянулся.
- Помню, Илья. Уж как мне стыдно, а меж тем сладко было представлять, будто ты меня, как твой Бурка топчешь.
Тяжко задышал, распаляясь, князь.
- Как же смолчал-удержался ты? Я б верно не смог.
- Мы ж не кони – разделили бы стыд да раскроилась бы дружба. Не пережить мне того, - тело княжье дыханием и ласками горяча, открыл Соловей.
- Чтоб я дружбы нашей устыдился? - хотел Илья строго сказать, а стоном вышло. – Мне теперь хочется грудь себе раскрыть и тебя вместо сердца положить, Соловушка. Сколько уж любимся, а все мало, видно, никогда мне тобой не насытится.
Что давно уж они неделимы, не ответил Соловей, вместо того чресла Ильи жарко приласкал, плоти крепчающей не коснувшись.
- Масла нет, - отчаянно князь шепнул, друга приминая.
Тогда раз-другой Соловей себе в ладонь сплюнул, пример показал, но, как стал Илья готов, из объятий отстранился. Уж звал-манил его Илья, следом двигаясь, ловил, но силой Соловушку не удерживал. Наконец, лег Соловей спиной на траву мягкую, головой на рубашки сброшенные и князя к себе привлек. Вместо того, чтоб по-конски встать, обвил он стан Ильи ногой здоровой, а рубцом бугристым отмеченную едва в сторону отвел. Никогда б не нагляделся на Соловушку своего князь, но как изогнулся в его руках друг милый, позвал сладко, так приподнял его Илья и, хоть распалился крепко, бережно к сношению приступил. Ох, и любо было Соловью на Илью такого смотреть, как досадует князь, что не его ладонь другу излиться помогает, видеть.
Но закончено было дело, и легли они в траву рядом, голову свою беспокойную Соловей Илье на плечо положил, неге сонной уступая. Знал он, что можно дрему принять, что Бурушка ржанием своим о гостях незваных возвестит.
На Соловья, веки смежившего, любовался Илья, кудри его перебирал. Хоть сильно князя в сон клонило, не уступал Илья, за каждый миг с усталью боролся.
Уж далеки они были оба от отрочества легкого, уж серебро в кудрях вороных поселилось, а на княжьем лбу годы и заботы пролегли. Но как смотрел Илья на брата своего названного, друга больше сердца любимого, так наполняла его радость чистая, словно в детстве бестревожном. Будто снова он поутру проснулся, рубашонку надел и, молока парного напившись, во двор спешит, Бурушку деревянного к себе прижимая, на встречу к Соловью малому.
- Сладко спи, мой Соловушка, от любой беды охраню, ни врагу, ни смерти прежде себя не отдам.
Илья/Соловей лет через пять после истории с Габрелой и объяснений друг с другом
ок 1 тыс слов
читать дальшеДалеко уж в чистое поле они уехали, можно было ученье конное начинать, но все не останавливался Илья, а Соловей за братом следовал. По взглядам княжеским редким, как дух травяной полуденный душным, догадался Соловушка, зачем тот его на двойку конскую позвал. Уж третий день гостили у них с Ильей семьи дружинные, чьи дома Красный Петух спалил, потому не мог князь ни приласкать тайком, ни взглянуть на советника своего сердечно.
Как остановил Илья своего Бурушку и рубашку верхнюю, чтоб не замарать, тут же в седле снял, так отнялось у Соловья дыхание – захотелось ему в ворот исподницы княжьей руку запустить и поцелуем к шее сильной прижаться. Но вместо того, чтоб за желанием с Вороха своего сойти, предложил Соловей брату названному сперва скорый конский ход испробовать. Хоть досадно стало Илье, а все ж развернул он коня в связку, как они в бою прежде ходили, и к ученью приступил. Раз-другой проехались, все взгляды друг друга князь с советником ловили, не о порядке боевом им думалось. Как вновь остановил Илья Бурку, так и Соловей своего придержал и, уж не сговариваясь, на землю сошли. Отпустили они коней пастись, и повел Бурушка племянника своего к траве нетоптаной, пощипать. А Илья с Соловьем сами словно кони боевые грудь с грудью столкнулись. Как отведал Илья поцелуй друга милого, так повалил его на траву мягонько, ушибиться не дал. Успел Соловей загодя до исподнего раздеться – знал, что князь в пылу одежды на нем порвет, до тела добираясь. И верно, одни лоскуты от рубашки его нижней полотна тонкого остались. Недолго, друг в друге готовность разжигая, они ласкались. Скоро велел Соловушка масло припасенное достать и, на боку в траве лежа, любовался, как дрожь по рукам князя его любимого гуляет, а затем на колени, чтоб по-конски дело сделать, встал. Растопил Илья в ладони масло сбитое и, урок друга милого помня, сперва его, затем себя умаслил. Не жеребчиком – медведем Илья на Соловушку своего навалился, удержаться не мог, обнимал, в кудри целовал, сношение совершая. Вначале неспешно, только с дыханием чуть подтягивался, но как протянул Соловей руку и сильно князю в мышцу чресельную впился, так терпения в Илье не стало. Гнулся, стенал Соловушка, звал друга любимого, пока Илья его ретиво охаживал, своей горстью плоть его при том лаская. Вместе семя извергли, и повалился Илья, силы все отдавший, на спину Соловью, а, вздохнув, сам в траву лег и друга себе на грудь уложил.
Уж как красноречив был Соловей, но приступал к нему Илья, и не находились слова нужные. Оставались только стоны глубокие, взгляды сердечные, имя любимое и жаркие ласки ответные. А вот Илья наоборот языком легчал, даже то, чего в другое время постыдился бы, выспрашивал- рассказывал, друга милого нежа-целуя.
- Мне теперь на жен и дружину не смотрится, – вздохнул князь.
И замер Соловей, многолетнего страха подспудного, что Илье в тягость станет, даже после ласк всех не потерявший.
- Ведь только тебя, Свет Соловушка, взор мой жаждет, - к кудрям черным смоляным лицом Илья приник. – Никогда ничего не боялся я, сам знаешь, а из объятий тебя выпустить – страшусь. Век бы рук не размыкал.
- Век бы в руках твоих оставался, - на то, что зов сердечный словами не передать, досадовал Соловей, в поцелуй тягучий Илью увлекая.
- А помнишь, - лаской опьяненный усмехнулся князь, – как я Бурку прежнего сгоряча выхолостить грозился, когда он вдруг твоего Варяга огулял?
Уж как помнил то Соловей. Заночевали они тогда с Ильей в поле, коней разуздали, расседлали, вскоре после зорьки спать собрались. От ржания, храпа конского подскочили оба, думали змея, потому и бьются, топчутся жеребцы чуть вдалеке от стоянки. Как подбежали к коням братья, так оба и замерли – на Соловья стыд жгучий напал, а Илья, хоть и не любил распаляться, как прочие, на жеребца своего с кобылицами поглядывая, больше осерчал. Да только как же растащишь коней сильных и неузданных?
Крепко стыдил потом своего Бурку Илья, даже промеж ушей ему всыпал, а только вины за собой бурый не чувствовал. Для порядку и Соловей Варягу своему вожжи дал, чтоб самому забыть, как конь его под крупом Бурки княжьего приседал да взбрыкивал.
На пути домой шел Варяг вровень с Бурушкой и раз-другой, с рыси не сбиваясь, с ржанием тихим к шее его тянулся.
- Помню, Илья. Уж как мне стыдно, а меж тем сладко было представлять, будто ты меня, как твой Бурка топчешь.
Тяжко задышал, распаляясь, князь.
- Как же смолчал-удержался ты? Я б верно не смог.
- Мы ж не кони – разделили бы стыд да раскроилась бы дружба. Не пережить мне того, - тело княжье дыханием и ласками горяча, открыл Соловей.
- Чтоб я дружбы нашей устыдился? - хотел Илья строго сказать, а стоном вышло. – Мне теперь хочется грудь себе раскрыть и тебя вместо сердца положить, Соловушка. Сколько уж любимся, а все мало, видно, никогда мне тобой не насытится.
Что давно уж они неделимы, не ответил Соловей, вместо того чресла Ильи жарко приласкал, плоти крепчающей не коснувшись.
- Масла нет, - отчаянно князь шепнул, друга приминая.
Тогда раз-другой Соловей себе в ладонь сплюнул, пример показал, но, как стал Илья готов, из объятий отстранился. Уж звал-манил его Илья, следом двигаясь, ловил, но силой Соловушку не удерживал. Наконец, лег Соловей спиной на траву мягкую, головой на рубашки сброшенные и князя к себе привлек. Вместо того, чтоб по-конски встать, обвил он стан Ильи ногой здоровой, а рубцом бугристым отмеченную едва в сторону отвел. Никогда б не нагляделся на Соловушку своего князь, но как изогнулся в его руках друг милый, позвал сладко, так приподнял его Илья и, хоть распалился крепко, бережно к сношению приступил. Ох, и любо было Соловью на Илью такого смотреть, как досадует князь, что не его ладонь другу излиться помогает, видеть.
Но закончено было дело, и легли они в траву рядом, голову свою беспокойную Соловей Илье на плечо положил, неге сонной уступая. Знал он, что можно дрему принять, что Бурушка ржанием своим о гостях незваных возвестит.
На Соловья, веки смежившего, любовался Илья, кудри его перебирал. Хоть сильно князя в сон клонило, не уступал Илья, за каждый миг с усталью боролся.
Уж далеки они были оба от отрочества легкого, уж серебро в кудрях вороных поселилось, а на княжьем лбу годы и заботы пролегли. Но как смотрел Илья на брата своего названного, друга больше сердца любимого, так наполняла его радость чистая, словно в детстве бестревожном. Будто снова он поутру проснулся, рубашонку надел и, молока парного напившись, во двор спешит, Бурушку деревянного к себе прижимая, на встречу к Соловью малому.
- Сладко спи, мой Соловушка, от любой беды охраню, ни врагу, ни смерти прежде себя не отдам.
@темы: Ё-моё
Спасибо, что подарили такую красоту ))
До чего же потрясающая история получилась!!! Вроде и ХЭ, но без слёз читать невозможно - пронзительно, трогательно, искренне!!!
reda_79, наконец-то удалось воплотить давнюю идею с музыкой текста). Спасибо1
muxoe_kuco, Благодарю). Сама сопела, пока пыталась проститься с ними со всевозможной обоюдной приятностью.
Больше всего мне понравилась вот эта фраза Ильи: "Мне теперь хочется грудь себе раскрыть и тебя вместо сердца положить, Соловушка". Вот это именно то самое, что чувствуешь, когда глубоко и крепко влюблен. Удивительно, что кто-то смог выразить это словами, вы смогли.
Очень лестно слышать, что удалось прописать глубину и крепость их чувства
Вообще неплохо было бы еще вспомнить, что кое-кто учится)
Доставили просто невероятное удовольствие и много раз удивляли. Вот все у вас хорошо: и слог, и сюжет, и персонажи. Очень интересно читать, даже когда устаешь и настроения ни на что, даже на чтение, вовсе нет, стоит прочесть первые строки, и все - сразу и интерес просыпается, и усталость засыпает.
Вы не только чудесный автор, но и невероятно увлекательный рассказчик.
Надеюсь, этот комментарий вернет вам хотя бы малую часть тех положительных эмоций, которые я испытала от прочтения.
Желаю вам удачи и сил во всех ваших начинаниях! Не только текстовых.
P.S. Под цикл очень заходит Мельница
Спасибо большое за отзыв, мне как раз требуется положительное вливание).
И вам удачи!
Не за что. Попутного вам ветра и степи без врага ;D