собачка ела апельсин и недобро посматривала на посетителей (с)
Возникла потребность выложиться)
Пока без Соло.
Начинаем пополнять семействоА Илья к ним зачастил. Он приходил в человеческом обличии и стучал в высокую калитку, он прибегал хвостатым и, поскуливая, скребся в нее, зная, что за подкоп ему снова влетит. Ольга сперва приняла его визиты за желание побыть среди своих, но Илья гораздо реже ходил к остальным. Он являлся и никогда не отказывался от работы, которой всегда был занят деятельный Костик, он учил собрата приемам самбо, а иногда просто приходил посидеть, когда Ольга была одна. Ее в виду вероятной тайной влюбленности Ильи это стесняло, и она осторожно поинтересовалась, что по этому поводу думает муж.
- Он пример семьи вынюхивает, какую хотел бы для себя, учится, - объяснил ей Константин, – чтобы, когда найдет свою пару, знать как себя вести.
- Ах, вот зачем, – слегка разочаровалась отсутствию романтического подтекста Ольга.
- Еще ему интересно как наши живут в поселке, он там никогда не был, дома вырос, представляешь? – Костика очень удивлял этот факт. – И диких он никогда не видел, а я не видел таких пушистых и желтых – на игрушку похож, но охотится не хуже остальных.
Илья продолжил приходить, и Ольга, теперь без опаски ловившая его взгляды, настолько перестала стесняться, что даже не корила себя, когда случалось подглядывать за ним. Костик с Ильей по вечерам после работы и утром после полнолуния вместе принимали душ на улице, а она тайком поглядывала на них из окна второго этажа. Когда мылся один Константин, ее любопытство было законным, и можно было даже не скрываться – оборотни любили покрасоваться нагим человеческим телом перед своим партнером. Это Ольга поняла еще когда жила у Михаила и Кати, тогда это стало стыдной, неловкой неожиданностью. А теперь она с удовольствием вспоминала то, что успела тогда увидеть, открыто разглядывала довольного таким внимание Костика и тайком – Илью. Последний, учуяв ее присутствие, каждый раз отворачивался, скрывался за Костика, чем показывал свою большую, чем у собратьев человечность.
- Ты не ревнуешь? К Илье, - однажды спросила мужа Ольга, еще не расставшаяся со своими прежними представлениями о мужских привычках, ей, пусть самую чуточку, хотелось этой ревности.
- Из-за того что ты на него смотришь? – спокойно уточнил Костик. – Нет. Я видел, что у людей так бывает, но не могу понять, что в этом тревожного. Если бы я учуял, что ты хочешь Илью в свою постель, а он бы при этом продолжил приходить, я бы с ним дрался. А смотреть на него приятно, я тоже смотрю.
И Костик занялся делом, оставив жену саму изнывать от новой волны любопытства и ревности.
А Ольга пошла следом, она уже знала насколько оборотни склонны к своим, и на примере Олега Петровича поняла, что для партнерской связки ни пол, ни возраст не станут препятствием, если возникнет необходимость или симпатия.
- Ну, положим, в драках у вас всегда побеждает Илья, - стремясь уязвить мужа, сказала она и попала в цель – Костик посмотрел в ответ с обидой и непониманием. Как это его не считают самым достойным?
- Мы никогда не дрались. Это борьба, игра, - что Константину действительно было важно, так это заслуженное уважение его женщины.
- Ты просто ни разу не выигрывал, - Ольга все поняла, но ее уже понесло, она забыла с кем и о чем говорит.
- Если я убью щенка, нас выгонят из стаи, - принимая ту особенную охотничью отрешенность, которой боялась Ольга, ответил Костик. – И Илья мне нравится. Не заставляй доказывать, что я сильнее.
На этом Ольга опомнилась, обняла его и попросила прощения за неверие, и только после в спальне примятая довольно сопящим Костиком она все же спросила снова.
- А ты правда сильнее?
- Да, - Костик чуть покусал ее шею, в знак покорения, но постель не место для войны, и он ответил гораздо спокойнее. - Илья только недавно начал охотиться. Он хорош и станет лучше, но убить того, кого считает своим, не сможет да ему и не нужно это уметь. Олег хочет, чтобы мы жили среди людей, вот и растил Илью домашним, поощрял его человечность. Наверное, позже подберет ему пару и сделает племенным, а это всегда идет в ущерб бойцовским качествам.
Ольга и не думала, что власть Вожака так далеко распространяется на щенков.
- Олег заставит его..?
- Зачем заставлять? Это почетная обязанность – растить маленьких, учить их всему, - в голосе Костика, обычно бесстрастном, прорезались болезненные интонации. – У Ильи хорошо получится.
- Ты сам хотел бы быть племенным?
- Хотел бы, иногда даже кажется, что смог бы, но я не гожусь.
- Тебе Олег это сказал? – сразу закипятилась Ольга.
- Нет, дело в том, что такие как я очень редко могут выходить щенков. У людей так же – воспитывать правильно немногие могут.
- И все равно. Я уверена, что мы справимся со щенком, - Ольга заявила это, не подумав, откуда берутся щенки оборотней.
- Сначала детенышей заведем, - благодарно и страстно задышал ей в волосы враз возбудившийся Костик, - а как подрастут, можно будет обратить.
На это Ольга только вздохнула – она до свадьбы честно рассказала жениху, что не сможет иметь детей, но Костик ни в тот раз, ни в последующие будто не услышал и продолжал с уверенностью считать, что это лишь вопрос времени и супружеского энтузиазма.
А у Ольги из-за этого энтузиазма, а скорее от прошлых болезней и операции возникла проблема, задвинувшая и детей со щенками и успеваемость в учебе далеко за черту неважного. Сначала у нее заболел живот, и она не сразу разобралась, что болит «по-женски». Некоторое время она, отчаянно боящаяся врачей и больниц, пила присоветованные однокурсницами отвары, делала индийские упражнения, реже подпускала к себе непонимающего такой перемены Костика. А потом к боли – несильной, но не позволяющей забыть о себе – прибавилось кровомазание. И Ольга окончательно утвердилась в своих подозрениях – она дважды видела, как вроде бы ни на что не жаловавшиеся женщины обнаруживали у себя такое, а через несколько недель или месяцев мучительно умирали в больнице от рака. Больше себя Ольга, у которой жизнь-то только началась, жалела Константина, потому что уже смогла разглядеть под его внешней невозмутимостью всю глубину любви и привязанности к ней. Ради него она решилась и попросила тетю Нину сходить с ней к врачу, слабо надеясь, что еще не совсем поздно.
Пожилой доктор, известный профессор мягко расспросил Ольгу о жалобах, о болезнях и аборте, о семейной жизни, затем деликатно посмотрел на кресле, после чего, обращаясь к ней как к маленькой, запретил увлекаться вредными фантазиями, выписал нервные капли и чай с мятой.
На обратной дороге Ольга пыталась объясниться с тетей Ниной, с которой доктор поговорил отдельно, но та только кивала и явно больше верила врачебной версии о фантазиях. Разозленная этим Ольга, уже не думая о печальной скорой кончине, примчалась домой и влезла под душ, чтобы смыть запах лекарств и ощущение чужих прикосновений. Какие фантазии? У нее кровь, у нее шрам от операции!
Тут Ольга привычно нащупала узкую полоску внизу живота – зашили ее, надо признать, очень аккуратно. Но всегда такой ощутимый шрам отчего-то не нащупался. Ольга смыла пену. Потом подошла к зеркалу. Потом побежала в спальню, под лампу. Живот оказался гладким, без следа давнего разреза.
Тетя Нина ждала ее звонка, чтобы поздравить с таким неожиданным подарком. Ольга на ее недосказанность даже не разозлилась – понимала, что в таком деле словам не поверишь.
После того, как тетя Нина подтвердила ее предположения, Ольга с полной уверенностью атаковала с расспросами Костика. Тот в буре слов и эмоций не сразу распознал, хвалят его или ругают, а затем с важностью объяснил, что такая забота – это его, как мужа обязанность.
От этой ли заботы или от чая с мятой боль и кровотечение стали с того дня меньше, а потом и вовсе исчезли. И Ольга не решалась снова идти к тому самому или любому другому врачу – боялась спугнуть улучшение.
А затем, вернувшийся после пятидневной отлучки Костик, увидев ее, вдруг очень по-человечески ахнул, подхватил Ольгу на руки и закружил, так что чуть не уронил.
- Завязался! – все повторял он.
- Что завязалось? – смогла спросить Ольга, когда отбилась от ошалевшего супруга. Может он на охоте съел что-то не то?
- Детеныш! – оскалисто улыбаясь ей в лицо, ответил Костик.
Это уже ни в какие ворота не шло – одно дело верить в невозможное и совсем другое, считать, что оно начинает сбываться. Так что на следующий день Ольга, принудительно оставив дома вившегося за ней хвостом супруга, ушла посоветоваться с Катей, вдруг есть способ поставить чадолюбивому Костику мозги на место?
Их с Катей дружба не носила такого теплого характера, как отношения с тетей Ниной, но Ольга уже успела убедиться, что девушка-оборотень не только отчего-то ей симпатизирует, но еще и в вывертах дикарской природы разбирается лучше жены Вожака.
В этот раз угрюмая молчунья Катя, едва открыв Ольге дверь, тоже ахнула.
- Поздравляю! – и, видя ее удивленное лицо, Катя уточнила, – ты же уже знаешь? – и показала глазами на Ольгин живот.
Так Ольга оказалась у нее на кухне, где пила чай с вареньем и пыталась уяснить для себя – Костик вовсе не сумасшедший, ему не показалось и да, такое случается.
- У тебя запах изменился, а самим детенышем еще не пахнет, - хлопотала возле нее Катя, а потом села рядом и признала. – Очень тебе завидую, кажется, все бы отдала, чтобы самой выносить своего детеныша, чувствовать, как он растет.
У Ольги мнение обо всем этом было куда менее восторженное – в больнице она перевидала и умиравших в родах и выкидышей и того, как женщины с ребенком становились никому не нужны. Поэтому первым делом после того как поверила, она испугалась.
На обратном пути от Кати, все же убедившей ее, что оборотень может вылечить партнера даже при тяжелом увечье, Ольга запнулась от внезапной мысли – если волшебство возможно, почему же его не случилось с тетей Ниной? В то, что Олег Петрович не сделал бы для своей жены того, что смог Костик, ей теперь не верилось. Теперь ей отчего-то упрямо верилось в лучшее.
Чем ближе Ольга становилась к дому, тем яснее, глубже принимала она свое неожиданное состояние. Делало ли это ее счастливее, она пока не поняла, но вместо первой волны страха и сомнений уже приходил заимствованный у Костика покой.
В Константине, ожидающем потомство тоже произошли перемены, теперь он не затягивал охоту, когда его отправляли в командировку – в отличие от собратьев, чаще одиночную. Но это Ольге даже нравилось, в отличие от того, что и без того не очень-то гостеприимный муж, с обострившейся потребностью охранять логово перестал впускать посторонних. Даже Илью. Ольга с большим трудом уломала Костика не отгораживаться хотя бы от своих.
Ее беременность протекала без каких-либо затруднений и почти без ограничений, пока из-за живота не стала нужна одежда пошире. Она посещала занятия, занималась домашними делами, не без скрытого облегчения уступая многие из них Костику, и «ждала». Утренняя тошнота, обычная для ее состояния, Ольгу не мучила, а вот потребность есть больше и чаще все-таки заставляла волноваться о фигуре. Обхват талии и щиколоток она ежедневно перед сном измеряла сантиметром, это давно вошло в привычку. Живот еще не появился, а она заранее горестно вздыхала, оборачивая ленту с делениями вокруг пояса, и тут же думала, что бы такого перехватить на кухне, пока зубы не чищены. Ребенок покладисто питался всем, но иногда требовал «чего-то», что Ольга сама не могла обнаружить.
Помог Костик, заметивший ее муки перед кучей продуктов. Оказалось, ребенок хотел сырую провернутую чуть подсоленную говядину, смешанную с яйцом и зеленым луком. Сперва Ольга отказалась от сырой котлеты, но стоило только попробовать, и она сразу поняла, что это ей придется есть регулярно.
Когда у нее от любимых туфель стали к вечеру тяжелеть ноги, Михаил, который в виде увлечения обеспечивал всю стаю обувью, сшил ей новые. И сочетание удобства с привычной высотой каблука и видом этих туфель произвели на Ольгу такое впечатление, что она больше в обувные отделы и не заглядывала.
Постановку на учет по беременности она откладывала до последнего, отговариваясь от ходившей за ней по пятам университетского фельдшера. Уже на этапе очереди в регистратуру, где Ольга рассматривала сестер по счастью, ей повезло встретить тех, кого постоянно тошнило, кто постоянно бегал в туалет, ее и саму замутило от разговоров о колясках, колготках и молочной кухне. Особенно ей запомнился взгляд одной молодой женщины - такой безразличный, отсутствующий, безмысленный, как будто та, у которой до беременности несомненно были какие-то личные интересы, предпочтения, утратила их, лишилась своей жизни ради того, чтобы произвести новую.
Ольга, глядя на все это, уже не чувствовала себя в порядке, и когда ее начали попрекать за то, что пришла впервые, она просто сбежала. Как бы она ни боялась приближающихся родов, больниц она боялась больше и потому заявила, что будет рожать дома, как Костик ей с самого начала настойчиво предлагал.
Дома и правда оказалось лучше, а еще Ольга догадывалась, что быстро и легко отделалась, ведь рядом были тетя Нина со знакомой акушеркой и нервный, до предела сосредоточенный Костик. В перерывах между схватками Ольга налегала на любимое фруктовое мороженое, поглаживала беспокойно ее обнюхивающего мужа и думала, что ради их детеныша готова снести и не такое.
А вот потом начались роды. И не будь Ольге в тот момент так больно, она бы умерла от стыда, когда за ней пришлось убрать. Но Костик сделал все быстро и ни тогда, ни после не проявил брезгливости по этому поводу.
Сил хватило ровно до конца, а потом она лежала и слушала, как акушерка пытается отобрать у Константина ребенка для осмотра. А он не отдавал, несмотря даже на то, что к просьбе присоединилась тетя Нина.
Когда попискивающий красный, скользкий живой комочек оказался у Ольги на груди, она придержала его и беззвучно согласилась с Костиком.
Пока без Соло.
Начинаем пополнять семействоА Илья к ним зачастил. Он приходил в человеческом обличии и стучал в высокую калитку, он прибегал хвостатым и, поскуливая, скребся в нее, зная, что за подкоп ему снова влетит. Ольга сперва приняла его визиты за желание побыть среди своих, но Илья гораздо реже ходил к остальным. Он являлся и никогда не отказывался от работы, которой всегда был занят деятельный Костик, он учил собрата приемам самбо, а иногда просто приходил посидеть, когда Ольга была одна. Ее в виду вероятной тайной влюбленности Ильи это стесняло, и она осторожно поинтересовалась, что по этому поводу думает муж.
- Он пример семьи вынюхивает, какую хотел бы для себя, учится, - объяснил ей Константин, – чтобы, когда найдет свою пару, знать как себя вести.
- Ах, вот зачем, – слегка разочаровалась отсутствию романтического подтекста Ольга.
- Еще ему интересно как наши живут в поселке, он там никогда не был, дома вырос, представляешь? – Костика очень удивлял этот факт. – И диких он никогда не видел, а я не видел таких пушистых и желтых – на игрушку похож, но охотится не хуже остальных.
Илья продолжил приходить, и Ольга, теперь без опаски ловившая его взгляды, настолько перестала стесняться, что даже не корила себя, когда случалось подглядывать за ним. Костик с Ильей по вечерам после работы и утром после полнолуния вместе принимали душ на улице, а она тайком поглядывала на них из окна второго этажа. Когда мылся один Константин, ее любопытство было законным, и можно было даже не скрываться – оборотни любили покрасоваться нагим человеческим телом перед своим партнером. Это Ольга поняла еще когда жила у Михаила и Кати, тогда это стало стыдной, неловкой неожиданностью. А теперь она с удовольствием вспоминала то, что успела тогда увидеть, открыто разглядывала довольного таким внимание Костика и тайком – Илью. Последний, учуяв ее присутствие, каждый раз отворачивался, скрывался за Костика, чем показывал свою большую, чем у собратьев человечность.
- Ты не ревнуешь? К Илье, - однажды спросила мужа Ольга, еще не расставшаяся со своими прежними представлениями о мужских привычках, ей, пусть самую чуточку, хотелось этой ревности.
- Из-за того что ты на него смотришь? – спокойно уточнил Костик. – Нет. Я видел, что у людей так бывает, но не могу понять, что в этом тревожного. Если бы я учуял, что ты хочешь Илью в свою постель, а он бы при этом продолжил приходить, я бы с ним дрался. А смотреть на него приятно, я тоже смотрю.
И Костик занялся делом, оставив жену саму изнывать от новой волны любопытства и ревности.
А Ольга пошла следом, она уже знала насколько оборотни склонны к своим, и на примере Олега Петровича поняла, что для партнерской связки ни пол, ни возраст не станут препятствием, если возникнет необходимость или симпатия.
- Ну, положим, в драках у вас всегда побеждает Илья, - стремясь уязвить мужа, сказала она и попала в цель – Костик посмотрел в ответ с обидой и непониманием. Как это его не считают самым достойным?
- Мы никогда не дрались. Это борьба, игра, - что Константину действительно было важно, так это заслуженное уважение его женщины.
- Ты просто ни разу не выигрывал, - Ольга все поняла, но ее уже понесло, она забыла с кем и о чем говорит.
- Если я убью щенка, нас выгонят из стаи, - принимая ту особенную охотничью отрешенность, которой боялась Ольга, ответил Костик. – И Илья мне нравится. Не заставляй доказывать, что я сильнее.
На этом Ольга опомнилась, обняла его и попросила прощения за неверие, и только после в спальне примятая довольно сопящим Костиком она все же спросила снова.
- А ты правда сильнее?
- Да, - Костик чуть покусал ее шею, в знак покорения, но постель не место для войны, и он ответил гораздо спокойнее. - Илья только недавно начал охотиться. Он хорош и станет лучше, но убить того, кого считает своим, не сможет да ему и не нужно это уметь. Олег хочет, чтобы мы жили среди людей, вот и растил Илью домашним, поощрял его человечность. Наверное, позже подберет ему пару и сделает племенным, а это всегда идет в ущерб бойцовским качествам.
Ольга и не думала, что власть Вожака так далеко распространяется на щенков.
- Олег заставит его..?
- Зачем заставлять? Это почетная обязанность – растить маленьких, учить их всему, - в голосе Костика, обычно бесстрастном, прорезались болезненные интонации. – У Ильи хорошо получится.
- Ты сам хотел бы быть племенным?
- Хотел бы, иногда даже кажется, что смог бы, но я не гожусь.
- Тебе Олег это сказал? – сразу закипятилась Ольга.
- Нет, дело в том, что такие как я очень редко могут выходить щенков. У людей так же – воспитывать правильно немногие могут.
- И все равно. Я уверена, что мы справимся со щенком, - Ольга заявила это, не подумав, откуда берутся щенки оборотней.
- Сначала детенышей заведем, - благодарно и страстно задышал ей в волосы враз возбудившийся Костик, - а как подрастут, можно будет обратить.
На это Ольга только вздохнула – она до свадьбы честно рассказала жениху, что не сможет иметь детей, но Костик ни в тот раз, ни в последующие будто не услышал и продолжал с уверенностью считать, что это лишь вопрос времени и супружеского энтузиазма.
А у Ольги из-за этого энтузиазма, а скорее от прошлых болезней и операции возникла проблема, задвинувшая и детей со щенками и успеваемость в учебе далеко за черту неважного. Сначала у нее заболел живот, и она не сразу разобралась, что болит «по-женски». Некоторое время она, отчаянно боящаяся врачей и больниц, пила присоветованные однокурсницами отвары, делала индийские упражнения, реже подпускала к себе непонимающего такой перемены Костика. А потом к боли – несильной, но не позволяющей забыть о себе – прибавилось кровомазание. И Ольга окончательно утвердилась в своих подозрениях – она дважды видела, как вроде бы ни на что не жаловавшиеся женщины обнаруживали у себя такое, а через несколько недель или месяцев мучительно умирали в больнице от рака. Больше себя Ольга, у которой жизнь-то только началась, жалела Константина, потому что уже смогла разглядеть под его внешней невозмутимостью всю глубину любви и привязанности к ней. Ради него она решилась и попросила тетю Нину сходить с ней к врачу, слабо надеясь, что еще не совсем поздно.
Пожилой доктор, известный профессор мягко расспросил Ольгу о жалобах, о болезнях и аборте, о семейной жизни, затем деликатно посмотрел на кресле, после чего, обращаясь к ней как к маленькой, запретил увлекаться вредными фантазиями, выписал нервные капли и чай с мятой.
На обратной дороге Ольга пыталась объясниться с тетей Ниной, с которой доктор поговорил отдельно, но та только кивала и явно больше верила врачебной версии о фантазиях. Разозленная этим Ольга, уже не думая о печальной скорой кончине, примчалась домой и влезла под душ, чтобы смыть запах лекарств и ощущение чужих прикосновений. Какие фантазии? У нее кровь, у нее шрам от операции!
Тут Ольга привычно нащупала узкую полоску внизу живота – зашили ее, надо признать, очень аккуратно. Но всегда такой ощутимый шрам отчего-то не нащупался. Ольга смыла пену. Потом подошла к зеркалу. Потом побежала в спальню, под лампу. Живот оказался гладким, без следа давнего разреза.
Тетя Нина ждала ее звонка, чтобы поздравить с таким неожиданным подарком. Ольга на ее недосказанность даже не разозлилась – понимала, что в таком деле словам не поверишь.
После того, как тетя Нина подтвердила ее предположения, Ольга с полной уверенностью атаковала с расспросами Костика. Тот в буре слов и эмоций не сразу распознал, хвалят его или ругают, а затем с важностью объяснил, что такая забота – это его, как мужа обязанность.
От этой ли заботы или от чая с мятой боль и кровотечение стали с того дня меньше, а потом и вовсе исчезли. И Ольга не решалась снова идти к тому самому или любому другому врачу – боялась спугнуть улучшение.
А затем, вернувшийся после пятидневной отлучки Костик, увидев ее, вдруг очень по-человечески ахнул, подхватил Ольгу на руки и закружил, так что чуть не уронил.
- Завязался! – все повторял он.
- Что завязалось? – смогла спросить Ольга, когда отбилась от ошалевшего супруга. Может он на охоте съел что-то не то?
- Детеныш! – оскалисто улыбаясь ей в лицо, ответил Костик.
Это уже ни в какие ворота не шло – одно дело верить в невозможное и совсем другое, считать, что оно начинает сбываться. Так что на следующий день Ольга, принудительно оставив дома вившегося за ней хвостом супруга, ушла посоветоваться с Катей, вдруг есть способ поставить чадолюбивому Костику мозги на место?
Их с Катей дружба не носила такого теплого характера, как отношения с тетей Ниной, но Ольга уже успела убедиться, что девушка-оборотень не только отчего-то ей симпатизирует, но еще и в вывертах дикарской природы разбирается лучше жены Вожака.
В этот раз угрюмая молчунья Катя, едва открыв Ольге дверь, тоже ахнула.
- Поздравляю! – и, видя ее удивленное лицо, Катя уточнила, – ты же уже знаешь? – и показала глазами на Ольгин живот.
Так Ольга оказалась у нее на кухне, где пила чай с вареньем и пыталась уяснить для себя – Костик вовсе не сумасшедший, ему не показалось и да, такое случается.
- У тебя запах изменился, а самим детенышем еще не пахнет, - хлопотала возле нее Катя, а потом села рядом и признала. – Очень тебе завидую, кажется, все бы отдала, чтобы самой выносить своего детеныша, чувствовать, как он растет.
У Ольги мнение обо всем этом было куда менее восторженное – в больнице она перевидала и умиравших в родах и выкидышей и того, как женщины с ребенком становились никому не нужны. Поэтому первым делом после того как поверила, она испугалась.
На обратном пути от Кати, все же убедившей ее, что оборотень может вылечить партнера даже при тяжелом увечье, Ольга запнулась от внезапной мысли – если волшебство возможно, почему же его не случилось с тетей Ниной? В то, что Олег Петрович не сделал бы для своей жены того, что смог Костик, ей теперь не верилось. Теперь ей отчего-то упрямо верилось в лучшее.
Чем ближе Ольга становилась к дому, тем яснее, глубже принимала она свое неожиданное состояние. Делало ли это ее счастливее, она пока не поняла, но вместо первой волны страха и сомнений уже приходил заимствованный у Костика покой.
В Константине, ожидающем потомство тоже произошли перемены, теперь он не затягивал охоту, когда его отправляли в командировку – в отличие от собратьев, чаще одиночную. Но это Ольге даже нравилось, в отличие от того, что и без того не очень-то гостеприимный муж, с обострившейся потребностью охранять логово перестал впускать посторонних. Даже Илью. Ольга с большим трудом уломала Костика не отгораживаться хотя бы от своих.
Ее беременность протекала без каких-либо затруднений и почти без ограничений, пока из-за живота не стала нужна одежда пошире. Она посещала занятия, занималась домашними делами, не без скрытого облегчения уступая многие из них Костику, и «ждала». Утренняя тошнота, обычная для ее состояния, Ольгу не мучила, а вот потребность есть больше и чаще все-таки заставляла волноваться о фигуре. Обхват талии и щиколоток она ежедневно перед сном измеряла сантиметром, это давно вошло в привычку. Живот еще не появился, а она заранее горестно вздыхала, оборачивая ленту с делениями вокруг пояса, и тут же думала, что бы такого перехватить на кухне, пока зубы не чищены. Ребенок покладисто питался всем, но иногда требовал «чего-то», что Ольга сама не могла обнаружить.
Помог Костик, заметивший ее муки перед кучей продуктов. Оказалось, ребенок хотел сырую провернутую чуть подсоленную говядину, смешанную с яйцом и зеленым луком. Сперва Ольга отказалась от сырой котлеты, но стоило только попробовать, и она сразу поняла, что это ей придется есть регулярно.
Когда у нее от любимых туфель стали к вечеру тяжелеть ноги, Михаил, который в виде увлечения обеспечивал всю стаю обувью, сшил ей новые. И сочетание удобства с привычной высотой каблука и видом этих туфель произвели на Ольгу такое впечатление, что она больше в обувные отделы и не заглядывала.
Постановку на учет по беременности она откладывала до последнего, отговариваясь от ходившей за ней по пятам университетского фельдшера. Уже на этапе очереди в регистратуру, где Ольга рассматривала сестер по счастью, ей повезло встретить тех, кого постоянно тошнило, кто постоянно бегал в туалет, ее и саму замутило от разговоров о колясках, колготках и молочной кухне. Особенно ей запомнился взгляд одной молодой женщины - такой безразличный, отсутствующий, безмысленный, как будто та, у которой до беременности несомненно были какие-то личные интересы, предпочтения, утратила их, лишилась своей жизни ради того, чтобы произвести новую.
Ольга, глядя на все это, уже не чувствовала себя в порядке, и когда ее начали попрекать за то, что пришла впервые, она просто сбежала. Как бы она ни боялась приближающихся родов, больниц она боялась больше и потому заявила, что будет рожать дома, как Костик ей с самого начала настойчиво предлагал.
Дома и правда оказалось лучше, а еще Ольга догадывалась, что быстро и легко отделалась, ведь рядом были тетя Нина со знакомой акушеркой и нервный, до предела сосредоточенный Костик. В перерывах между схватками Ольга налегала на любимое фруктовое мороженое, поглаживала беспокойно ее обнюхивающего мужа и думала, что ради их детеныша готова снести и не такое.
А вот потом начались роды. И не будь Ольге в тот момент так больно, она бы умерла от стыда, когда за ней пришлось убрать. Но Костик сделал все быстро и ни тогда, ни после не проявил брезгливости по этому поводу.
Сил хватило ровно до конца, а потом она лежала и слушала, как акушерка пытается отобрать у Константина ребенка для осмотра. А он не отдавал, несмотря даже на то, что к просьбе присоединилась тетя Нина.
Когда попискивающий красный, скользкий живой комочек оказался у Ольги на груди, она придержала его и беззвучно согласилась с Костиком.
@темы: Ё-моё
Squirry, вот точно))
А у Кати поломана психика, поэтому каждый оборот ее калечит, Михаил ждет рядом, помогает, залечивает, но это действует только на один раз.
А у Кати другое - из-за пережитого в юности у нее нарушен порядок оборота в человека. В зверя может как все, а обратно застревает и может умереть процессе.